Страница 12 из 23
В эту ночь Даниэль поняла, для чего человеку дано одиночество. И мерное дыхание спящего рядом друга не нарушало этого состояния…
Она продолжала свое захватывающее внутреннее путешествие, даже когда они разбили палатку на ночевку…
— Джим, просыпайся… Вставай, Джим! — Истерический крик Даниэль мог поднять мертвого.
Джим резко вскочил, но еще долго приходил в себя, потирая ладонями лицо. Он был щемяще трогателен в своей сонливости.
— Дэнни, что стряслось? — наконец пробурчал он, уставившись на нее сонными глазами.
Она застыла, прижавшись к тенту низенькой палатки и лучом фонарика тыкала в скомканный спальный мешок. Ее рука дрожала, отчего свет мелькал у Джима перед глазами, мешая сосредоточиться.
— Что-то шевелится в моем спальном мешке! — голосом, исполненным безотчетного ужаса, просипела девушка.
В эту минуту Дэнни забыла о том, что звери, маленькие и большие, дикие и прирученные, — это ее специальность. Она просто не могла допустить, чтобы «что-то», наверняка мерзкое и опасное, осмелилось шевелиться в ее спальном мешке!
Постепенно разобравшись, что к чему, Джим встал на колени перед ее мешком и сказал:
— Все нормально, Малышка Дэнни… Свети-ка ровнее. Сейчас мы все выясним. Уверен, что это пустяк. Сейчас я достану тебе маленький трофей…
— Нет! Нет! Только не это! Не лезь туда! Я боюсь! — съежившись, завопила Дэнни.
Джим улыбнулся, схватил мешок в охапку и, выйдя из палатки, тщательно вытряхнул его, вывернув наизнанку. На ощупь убедился, что ничто живое не цепляется за края, и вернулся к Дэнни со словами:
— Если там и был кто-то страшный, то теперь его нет. Довольна?
— Прости меня, Джим. Посмотри, какие мурашки… Я просто сама не своя, когда подумаю о чем-то омерзительном, да еще посреди пустыни, в темноте…
— На обратном пути остановимся в мотеле, глупенькая, — в качестве утешения пообещал Джим. — А теперь ложись, детка. Я замурую входы, чтобы до конца ночи никто тебя не побеспокоил. Дай-ка мне фонарик.
— Я отвратительная истеричка? — простодушно поинтересовалась Дэнни.
— Нет… Ты очаровательная трусишка. Очень забавная, как мне показалось.
Джим досконально изучал палатку на предмет наличия мелких животных и нежелательных насекомых, когда услышал ее всхлип за своей спиной. Не наводя на девушку луч фонаря, присел возле нее и спросил:
— Ты из-за этого плачешь? Так все же уже позади, малыш.
Она покачала головой.
— Тогда скажи, из-за чего? — ласково спросил он, гладя ее по голове.
— Не скажу… Ты опять будешь меня дразнить, — закапризничала девушка.
— Говори смело, детка. Обещаю, что не буду тебя дразнить, — пообещал Джим.
— Я боюсь, — несмело прошептала Дэнни.
— Я с тобой. Тебе не нужно бояться, — шутливо прошептал в ответ Джим.
— Я тебя боюсь, — призналась Дэнни, вновь разрыдалась и, обхватив Джима за шею, крепко прижалась к нему.
— Ой! — от неожиданности воскликнул Джим. — Этого мне никогда не понять, — констатировал он и ободряюще похлопал девушку по спине. — Ты просто хочешь поплакать, Малышка Дэнни… — предположил он. — Я не возражаю, поплачь.
Дэнни еще какое-то время похныкала и успокоилась. Джим помог ей устроиться в спальном мешке, вручил фонарик и задорно произнес:
— Доверяю тебе светить, пока я буду замуровывать палатку.
Дэнни послушно выполнила его поручение, сопя влажным носом.
— Я думала, это какая-нибудь степная мышь. Представь, мышь в моем спальном мешке… Это же ужас!
— Ты права, малыш. Никто не смеет забираться в спальный мешок к моей девушке. Тем более там нет места маленьким мышкам…
— Джим, а если я ее ранила, когда брыкалась, выбираясь из мешка?
— Уверен, она бы пищала, — со знанием дела заверил ее Джим.
— Спасибо тебе, Джимми. Спасибо тебе за все… — вновь расчувствовавшись, разрыдалась признательная Дэнни. — Мне, как ветеринару, нельзя так реагировать на животных. Но я же имела дело только с кошками, собаками, птичками или же с сильно покалеченными животными, которых еще до перевозки в клинику накачивали обезболивающими и снотворными… По правде, меня обычные лошади приводят в ступор, Джим. Я никому еще в этом не признавалась…
— Не придумывай, Дэнни. Я много раз видел, как ты превозмогаешь свой страх.
— И все-таки я бы предпочла ночевать в мотеле.
— Думаю, в моих объятьях ты почувствуешь больше уверенности, — сказал Джим, ложась возле Дэнни поверх своего спального мешка.
— Еще раз прости, что разбудила тебя своим диким криком. Представляю, как это неприятно…
— Прижмись ко мне, детка. Тогда я не стану об этом жалеть, — хрипло проговорил Джим. — Или я напрасно геройствовал? — спросил он и напористо обхватил девушку.
— Поздно, Джим. На моих часах два сорок. Тебе обязательно нужно выспаться. Завтра у тебя великий день.
— Какая ты умная, Дэнни, — разочарованно зевнул Джим и, забравшись в свой мешок, лязгнул молнией.
Девушке показалось, что он тотчас же уснул. Остаток ночи Даниэль Моррисон слышала его мерное дыхание. Она чувствовала себя очень подавленной и уязвленной, несмотря на переполнявшее ее желание стать другой, менее восприимчивой, менее мнительной, не столь обидчивой.
Одни намерения стоили дешево. Но для начала и они вполне годились.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Они приближались к последнему повороту на ферму, где Джима ждала его мать. Жара занялась еще с раннего утра. Нить шоссе утопала в мерцающем мареве. И хотя в салоне работал кондиционер, духота тупыми тисками сжимала сознание.
Джим и Дэнни проехали этот отрезок пути до финального поворота молча. Не столько из-за разногласий, которые не замедлили возникнуть еще за аскетической дорожной трапезой, сколько из-за экономии сил.
Дэнни наблюдала, как он сосредоточивался перед встречей с незнакомой женщиной, которая была ему родной матерью. Видя, каких усилий Джиму стоило внешнее спокойствие, она предпочла дистанцироваться, сделать свое присутствие незаметным для него. Время пустых разговоров прошло. Теперь каждое новое впечатление может стать для него определяющим.
Пытаясь поставить себя на место Джима Хаскелла, Даниэль терялась. Она лишь догадывалась, что, окажись она в подобном положении, вряд ли нашла в себе силы в такой короткий срок решиться на эту поездку. Обычно, когда Даниэль Моррисон сталкивалась с важными известиями, первым желанием ее было повернуть время вспять. После, когда приходило понимание, что игнорировать случившееся невозможно, она целиком принимала все на себя. И, как правило, страдала от бессилия, огорчения или обиды. Ее реакция на события обычно была пассивной, затяжной и полной отчаяния.
Джим же демонстрировал противоположный подход. Оперативный, энергичный, действенный. Он душил собственные эмоции, как что-то мешающее и неуместное, и четко следовал собственному сценарию, который возникал в его голове одновременно с импульсом к действию. В этом был весь Джим. Если бы он имел систематическую привычку вгрызаться в детали и анализировать все элементы, то был бы заурядным ипохондриком, от которых Дэнни инстинктивно старалась держаться подальше.
И только когда они свернули на заветный поворот, Даниэль Моррисон тихо прокашлялась и невзначай заметила:
— Ну, вот… Джимми, почти приехали.
— Осталось около двух километров по этой колее, — охотно поддержал он разговор.
— Она ведь знает, что ты приедешь именно сегодня?
— Конечно… Я назвал ей приблизительное время моего приезда, так что для нее это не будет неожиданностью, — мягко проинформировал спутницу Джим Хаскелл.
— А то, что ты приедешь не один, она тоже знает? — тоненько произнесла Даниэль.
Джим повернулся к девушке и обезоруживающе ей улыбнулся.
— Пока я все не выясню, это ее не касается. Согласна подождать в машине? — воскликнул он и подмигнул ей игриво.
В этот момент Дэнни сделалось очень страшно за милого, доброго Джима Хаскелла.