Страница 23 из 26
— Родители от меня отказались. Заявили, что пока я принимаю наркотики, домой могу не являться, что они не будут платить за мое обучение в Коннектикуте.
— И вы ушли из дома.
— Да. Жила в притоне наркоманов, пока не родилась Кристалл. Я думать не думала, что беременна, пока…
— Пока не стало поздно что-то предпринимать?
На ее щеках появился легкий румянец — единственное свидетельство волнения. В остальном она оставалась столь же невозмутимой, что и прежде. Сунула секатор в карман и начала медленно стаскивать с рук перчатки.
— Вначале я пыталась заработать нам двоим на жизнь, но это оказалось так сложно, а мои родители оставались… в стороне. Надо было на что-то решаться. Видимо, решение оказалось не слишком удачным.
— Не слишком удачным! — возмутился Мейсон.
— Потише! — взмолилась женщина. Потом безмятежно улыбнулась дочерям, бросившим отскребать машину и подозрительно уставившимся на Мейсона.
— Вы бросили свою дочь на углу шумной улицы, — сказал Мейсон, понизив голос. — Оставили малышку в одних колготках на морозе, вблизи от снующих вокруг машин. Можно было бы найти легальные — не говорю уж безопасные способы — отказаться от родительских прав. Ребенок заслуживал хотя бы этого. И пускай вы были молоды, сделать это для нее было в ваших силах.
— Не знаю, сколько хотите вы и девушка, мистер Страйкер, но я заплачу.
— Ваша дочь не желает денег, — огрызнулся Мейсон, разозлившись за Роз, от которой желали откупиться. — Ей требуются ответы, а возможно, встреча с вами.
Ей нужна любовь.
— Ой, нет. — Она отступила на шаг. — У меня теперь новая жизнь, Я чиста. С тер пор, как…
— Можно догадаться. С тех пор, как выкинули за ненужностью дочь и вернулись домой к папочке и мамочке.
— Они согласились платить за мое лечение, — сказала она жестко. — Мне было девятнадцать, жизнь катилась под откос. Родители дали мне второй шанс, я им воспользовалась. И не вам меня упрекать.
— Но присутствие вашей дочери оказалось для них обременительным. Его трудновато было бы объяснить в их яхт-клубе, а?
— Издевайтесь, как хотите, мистер Страйкер. Если вы или девушка попытаетесь связаться со мной еще раз, я обращусь в полицию с заявлением о вымогательстве. В Калифорнии с этим строго. Мой выбор сделан. Двадцать три года назад. Так было к лучшему.
— К лучшему? Поинтересовались бы мнением дочери. Ее болтало по приютам и чужим семьям добрых пятнадцать лет. А после она постоянно существовала на грани выживания. И выжила.
— Можете мне не верить, но я рада это слышать.
— Недостаточно, однако, чтобы встретиться с ней. Или представить ее сестрам. — Он сделал движение по направлению к двум девочкам на дороге.
Ее глаза расширились от ужаса.
— У них нет ничего общего с Кристалл.
— Рози, теперь ее зовут Рози. Я люблю вашу дочь, миссис Треллер. Она прекрасна, умна, мила. Неужели вам совершенно все равно?
— Я… довольна, что у нее все нормально, — кратко заметила Долорез, начав натягивать садовые перчатки. Символизм движения трудно было не понять: ей не хотелось пачкать руки. — Но изменить ничего нельзя. Мой муж не знает о моем прошлом, мистер Страйкер. Как и две моих дочери. И я не собираюсь что-то менять.
— Отлично. — Мейсон брезгливо поморщился. — Во всяком случае, я получил ответы на имеющиеся у меня вопросы. Но лишь для заметки, мэм: у вас три дочери.
Когда Мейсон вышел из самолета, она уже ждала. Рядом стояла Марни, но он смотрел только на Рози. Красная блузка, помада в тон. Новые джинсы, слегка узковатые, отчего четко обрисовались изящный изгиб бедер и длинные ноги. Она наклонила голову, улыбнулась ему, в ушах блеснули простые золотые сережки. Работа Марни. Хотя вне всяких сомнений, Рози расцвела бы и без суеты со стороны сестры.
Она счастлива сейчас, спокойна. И Мейсон желал, чтобы такой она и оставалась. Приняв решение, он подошел к ней, схватил ее в объятия и страстно поцеловал, прервавшись, лишь заслышав покашливание сестры.
— Как я скучал, — прошептал он.
Поведение Мейсона показалось Рози немного странным. Он держал ее так крепко, словно пытался заслонить собой от невидимого удара.
— Что там, Мейсон? Что ты узнал?
— Давай сначала выберемся отсюда.
— Нет, я хочу знать сейчас, пожалуйста. И шагу не ступлю дальше.
— Новости не самые приятные, — медленно проговорил он.
В ответ — напряженный кивок.
Мейсон подвел Рози к ряду кресел и с мягкой настойчивостью усадил в одно из них, сам встал напротив. Марни уселась рядом с Рози, готовая оказать любую необходимую поддержку.
— Она не хочет иметь со мной ничего общего, не так ли?
Мейсон пытался подыскать нужные слова. Таким он ей совершенно не нравился — слишком осторожный, насупленный, нервозный.
— Не так. Она… твоя мать умерла, Рози, — наконец выдал он. — Мне очень жаль.
— Умерла? — Удар оказался чрезвычайно болезненным. — Когда? Как?
— Автокатастрофа, всего неделю назад, вот потому я и не знал ничего, отправляясь в Калифорнию. Но мне удалось поговорить с соседкой. И вот еще — я привез тебе это.
Он вытащил из кармана фотографию, протянул ей.
Качественный снимок женщины, стоящей на зеленой лужайке, собирающейся заняться приведением в порядок цветов. Она казалась счастливой, хорошенькой. И хотя накопившиеся у Рози вопросы остались без ответов, она теперь видела лицо, с которым могла связать слово «мама».
— Какая красавица, Рози, — сказала Марни, сочувственно пожимая ей локоть. — Ты так на нее похожа.
Нахлынувшие переживания сжали Рози горло. Она сама не понимала, что чувствует. Должна ли она горевать по кому-то, кого, как давно уже уверила себя, искренне ненавидела? И правильно ли ощущать пустоту в груди оттого, что никогда ей не придется встретиться с матерью лицом к лицу?
— Что еще ты узнал?
— Ну… они с мужем жили тихо, соседи их любили.
— Значит, она была замужем. Были у нее другие дети?
— Хм… нет.
— Какие-нибудь соображения, почему она бросила меня? — спросила Рози.
— С одной соседкой они были довольно близки. Я разговаривал с той женщиной, объяснил причины своего визита. Она сказала, что пару раз в порыве откровенности твоя мать упоминала о тебе. Она-то есть соседка, сказала, что твоя мать искренне сожалела о совершенном поступке, но в то время она была совсем юной и запуганной. Твоя мать надеялась, что сейчас у тебя все в порядке и ты простила ее.
— Правда?
— Конечно, правда. Твоя мать любила тебя, Рози. На свой манер, конечно. Я уверен — она очень тебя любила.
Рози кивнула. Потом еще раз.
— Ладно, теперь я знаю, да?
— Да, теперь ты знаешь, — подтвердил Мейсон.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Пришло лето, а вместе с ним в городке появились толпы туристов.
Рози с гордостью причисляла себя теперь к коренным жителям Гавани шансов. И даже не заметила, как и к ней прилипла привычка перемежать любой рассказ характерным «э?».
Она стала полноправным членом сообщества городка. У нее появились собственная библиотечная карточка и адрес электронной почты, и, по настоянию Марни, она даже вступила в городской клуб «Украшения», где помогала местным дамам высаживать маргаритки на клумбах у центральных магазинов города.
Нельзя было назвать официальным ее статус в семье Мейсона, но Марни обращалась к ней, как к «тете Рози», когда нежно упоминала о малыше, растущем в ее теперь слегка округлившемся животе. Более того, Марни частенько пеняла Мейсону, что, мол, пора завязывать с холостяцкой жизнью и что они с Рози могли бы поторопиться, чтобы у ее малыша был приятель для игр.
На данный момент, убеждала себя Рози, у нее есть больше, чем можно было надеяться. Ей не требуется кольцо или белоснежное платье с шикарным букетом. Не требуется стоять у алтаря в маленькой белой церквушке, которую они с Мейсоном исправно посещали теперь по воскресеньям. Мейсон любит ее, хочет ее. Вот оно — чудо само по себе.