Страница 12 из 30
Петер был совершенно уничтожен.
— О, как это похоже на меня! — вскричал он и в комическом отчаянии ударил себя по лбу. — Вечно я так! Говорю столько глупостей, о которых вовсе не думаю. — Он схватил Еву за руку: — Милая, не делайте такое лицо, а не то я прыгну в Сену. Милая, добрая, вы же знаете, какая грязная там вода! Разве мы не можемстать друзьями?
Ева сказала, что, поскольку вода в Сене грязная, на этот раз она его прощает. И Петер с облегчением вздохнул:
— Я так и знал, вы — человек разумный и вовсе не такая упрямая, какой показались. Знаете, вы мне так нравитесь, вы все трое мне понастоящемунравитесь. Не можем ли мы пойти куда-нибудь потанцевать?
Мы, заколебавшись, переглянулись.
— Я охотно, — согласился Леннарт. — С моей юной невестой я еще ни разу не танцевал… Я имею в виду, с тех пор, как мы поженились!
— А вы молодожены? — заинтересованно спросил Петер.
Мы с Леннартом кивнули.
— Как вы не побоялись! — воскликнул Петер. — Подумать только, не побоялись! Я никогда не осмелился бы жениться! — Он поспешно повернулся к Еве: — Вам это должно быть ясно с самого начала!
Ева улыбнулась своей самой лучезарной улыбкой.
— Будьте спокойны! — сказала она. — Я выйду замуж за депутата второй палаты риксдага. А такие, как вы, им, пожалуй, в риксдаге не нужны, хотя и там тоже ведь болтают столько глупостей.
— Вы помолвлены с депутатом риксдага? — удивленно спросил Петер.
— Нет, но буду! — ответила Ева. — Так утверждают в хорошо информированных кругах Эйфелевой башни.
Петер, очевидно, не понял не слишком внятное объяснение, но больше не спрашивал… Мы поднялись и пошлн. На маленьких боковых улочках вокруг Boulevard Saint-Germain танцевальных заведений было предостаточно. Но они прятались за закрытыми дверями и опущенными шторами. Бодрящие ритмы вырывались на улицу, куда ни пойди, и я почувствовала, что ноги мои хотят танцевать. Петер постучал в какую-то таинственную дверь.
— Только для членов клуба! — возвестил некий цербер [94], высунувший голову из маленькой отдушины, но Петер помахал долларовой купюрой и сказал так обстоятельно по-американски, что да, мол, мы члены клуба. И похоже, это так и было, потому что цербер тут же нас впустил.
Столиков там было немного, да и площадка для танцев небольшая. Но нам с Леннартом так уж много места и не требовалось. Он держал меня в объятиях, и мы танцевали, делая небольшие круги в жуткой давке. И Леннарт сказал:
— Я люблю тебя. Ты это знала? Я точно не говорил тебе этого сегодня…
— Нет, а я танцевала и удивлялась, что ты не говорил, — сказала я и подпрыгнула от радости, так что мы сбились с такта. А вообще-то мы с Леннартом но-настоящему станцевались. Леннарт имел обыкновение говорить, что, когда мы состаримся, обеднеем и ослабнем, а дети откажутся заботиться о нас, мы всегда прокормимся как танцоры-профессионалы на Ривьере [95].
И все-таки! Как прекрасно ни танцевал Леннарт, но это было ничто, абсолютно ничто по сравнению с Петером. Одним богам ведомо, как ему удавалось настолько совершенно владеть своим громадным телом. Он обладал способностью балансировать и чувством уверенности, почти пугающим. В нем в равных пропорциях уживались тяжесть с легкостью и неизменное ощущение ритма. Танцевать с ним было одно сплошное удовольствие. Скользишь по полу так легко, словно пробка по глади вод, и чувствуешь ритм даже мизинцами ног.
— Ты танцуешь бессовестно хорошо, — заметила Ева Петеру, когда они вернулись к столику после первого танца. — Ты танцуешь совершенно безумно и слишком хорошо, и знаешь об этом.
Петер улыбнулся. Вид у него был довольный.
— Конечно знаю, — подтвердил он. — Это единственное, что я умею делать по-настоящему хорошо.
— Ты танцор по профессии? — спросил Леннарт.
— Нет, напротив. Я бизнесмен. Продаю типографские станки.
— Ты хорошо танцуешь, Печатник Петер, — похвалила его Ева.
Потом я тоже танцевала с ним и умудрилась спросить, что он имел в виду, говоря, что никогда не осмелился бы жениться. В счастливом состоянии молодой жены любого холостяка я воспринимала как прямое оскорбление.
— Мне ни за что не выдержать, — объяснил он. — Долго не выдержать, мне нужно разнообразие. Да и кто, по-твоему, долго выдержал бы меня?
— Почему тебя никому не выдержать?
— Я так устаю, — объяснил он. — Я часто устаю от самого себя. И подумай только, как я надоем бедной девушке.
— Какие глупости ты говоришь, — начала было я, но Петер прервал меня.
— Ах, все молодые жены хотят переженить людей, — сказал он. — Но перед тобой тот, с кем этот номер не пройдет!
И я замолчала, посвятив себя целиком танцу. Казалось, я плыву по волне. И если бы окно было открыто, я определенно выплыла бы в сладостную парижскую ночь.
Да, тепла и сладостна была ночь над Парижем, когда через несколько часов мы возвращались в отель.
— Перед сном я хотел бы увидеть, как огни города отражаются в Сене, — сказал Леннарт.
По маленьким тесным улочкам мы двинулись вниз к реке. В это время они были пустынны и казались покинутыми, а звуки наших шагов эхом отдавались среди домов. Какой-то пожилой господин шел с собакой. Он осторожно ковылял по улице, где плотно прижимались друг к другу антикварные лавки. И господин время от времени останавливался, близоруко вглядываясь при свете уличных фонарей в витрины. Ах, именно здесь, по этим улицам, ходил другой пожилой господин и рылся в книгах и старинных предметах, выискивая какую-нибудь редкость, чтобы принести ее домой.
— Этот человек мог бы быть Анатолем Франсом [96], — шепнула я Леннарту. — Разумеется, если бы тот не умер. И у него была бы собака.
— Ты ведь можешь вообразить, будто это он, если тебе приятно, — посоветовал Леннарт.
Но я этого не хотела. И все-таки я едва могла удержаться от того, чтобы не кинуться к бедному старому человеку и не сказать ему: «Cher maitre [97], вы так стары, умны и утонченны, а я молода и вовсе не умна, но у нас есть одно общее. Я люблю Париж так же, как и вы, дорогой маэстро; простите меня, но я должна была сказать вам об этом, дорогой господин Франс!»
К счастью, я совладала с собой, и пожилой господин исчез в воротах, так и не узнав, какая над ним витала опасность.
А внизу текла река, текла Сена с темными водами и бликами-отражениями огней города, игравшими на ее черной глади. Киоски букинистов были закрыты на ночь. Несколько одиноких пешеходов бродили вдоль набережной, но вообще все было тихо. Спящая река в спящем городе! В спящем городе? Нет, на Монмартре и на Монпарнасе, в элитных ночных клубах вокруг Champs Elysees и в популярных дансингах на Rue de Lappe [98], там, пожалуй, именно сейчас не спали. Там парижская ночь была не такой, как здесь. Но все то было слишком далеким от этой темной реки, словно находилось совсем на другой планете.
Мы прошли по набережной до Pont Neuf, пытаясь отыскать дорогу к нашей обители, к старинным улочкам возле Одеона [99].
— Пожалуй, старый город здесь очень хорош! — сказал, остановившись посреди улицы, Леннарт.
И мы молча постояли некоторое время и именно там и именно тогда больше, чем когда-либо, почувствовали, какой Париж старый город.
Я крепко вцепилась в руку Леннарта и тихо прошептала, чтобы другие не слышали:
— Как я рада, что ты думаешь почти обо всем так же, как и я! Что ты любишь ходить ночью по старинным кварталам, а не сидеть в ночном клубе на площади Пигаль.
Леннарт взял меня за руку, и мы так и пошли дальше по узким улицам. Ева с Петером следовали за нами по пятам.
За высоким ажурным решетчатым забором, мрачный и молчаливый, раскинулся Люксембургский сад. Маленький тонкий серп луны сверкал над Люксембургским дворцом — на радость королевам Франции, статуи которых стояли в саду среди ветвистых деревьев. Ночью парк закрыт, и их величества неограниченно властвуют в своих зеленых угодьях. Но потом, пожалуй, постепенно наступит утро, а вместе с ним шумной толпой хлынут через ворота веселые студенты Сорбонны и снова бесцеремонно завладеют парком.
94
Цербер — в греческой мифологии чудовищный трехглавый пес со змеиным хвостом, охранявший вход в подземное царство. В переносном значении: свирепый страж.
95
Полоса побережья Средиземного моря во Франции, Италии и Монако, у подножия Альп. Французская Ривьера называется еще Лазурный берег.
96
Франс Анатолъ (настоящее имя Анатоль Франсуа Тибо, 1844–1924) — французский писатель — скептик и сатирик, автор ряда гротескно-фантастических романов. Лауреат Нобелевской премии (1921).
97
Дорогой учитель, мастер (фр.).
98
Улица Лапп (фр.) — живописная улочка недалеко от площади Бастилии. Место народных праздников, балов, гуляний.
99
Одеон — название музыкального театра у древних греков. Зд.: название одного из парижских театров, в честь которого и величают квартал, в котором он находится. «Одеон» располагается рядом с Люксембургским дворцом, он был построен в 1807 г. для театра «Комеди Франсез».