Непреодолимое искушение

— Я не знаю, что тут обсуждать.

— А я не собираюсь стоять тут в полотенце и спорить с тобой!

— И не надо. Оставь меня, Чейз. Вы с Рейфом получили, что хотели, ты должен быть доволен.

— Ты носишь моего ребенка, Эмма!

— Да, но вот что я тебе скажу… — Она широко улыбнулась, несмотря на мокрые от слез щеки. — Я дам тебе номер адвоката нашей семьи, и ты сможешь адресовать ему все свое недовольство.

Она не дала ему ответить, закрыла окно и выехала на дорогу и за ворота. Чейз бросился в дом, быстро оделся, схватил кошелек и телефон — будь ты проклят, Рейф, — обручальное кольцо и ключи. На все ушло четыре минуты, четыре драгоценные минуты, за которые расстояние между ним и Эммой все увеличивалось.

Он захлопнул за собой дверь, запрыгнул в машину и пустился в погоню. Ему было все равно, что придется говорить, как извиняться, для него имела значение только Эмма. Он стиснул руль. Господи, как же он любил ее! Чейз неверяще покачал головой. Всю жизнь он был так осторожен. Чувства были опасны. «Люди могли втереться к тебе в доверие и заставить плясать под свою дудку и навредить»; он выучил этот урок в десятилетнем возрасте и научился прятать чувства под непроницаемой маской так глубоко, чтобы никто не смог добраться до них и втоптать в грязь самое дорогое. Но с Эммой все было по-другому. Она нашла обходной путь. Может быть, потому, что тоже страдала: одна несчастная душа нашла другую. Она тоже умела защищать себя, как и он, но когда они встретились, все изменилось: исчезли стены, остались только честность и открытость.

Чейз сжал губы. Так все и было, пока Рейф все не разрушил, не уничтожил хрупкую связь, которая только-только соединила Чейза и Эмму. Чейз свернул на дорогу, ведущую к поместью Уортов. Он хотел добраться туда первым, поймать Эмму до того, как она забаррикадируется в своей комнате, до того, как сможет вмешаться Рональд. Он хотел все объяснить ей, хотел, чтобы она увидела правду в его глазах и услышала в его голосе, хотел признаться в том, в чем должен был признаться этой ночью — сказать ей, что он любит ее.

Дорожное движение становилось все более оживленным, светофоры ополчились на Чейза, но он ловко лавировал и обгонял впередиидущие машины, пока не заметил знакомый белый БМВ. Если он обгонит вон те машины и ему повезет на паре перекрестков, он догонит ее. Он не собирался останавливать ее, просто хотел въехать в поместье прямо за ней.

Свернув на следующем перекрестке, он увидел Эмму, стоящую в ожидании зеленого света. Отлично, подумал он, усмехаясь. Он догонит ее в этом же квартале. Их разделяло несколько машин; если повезет, она не заметит его, хотя в это трудно было поверить, учитывая его ярко-красный «феррари». В следующей раз он поедет на черной машине. Черный — самый практичный цвет, вне зависимости от ситуации.

Зажегся зеленый, машина Эммы тронулась, и тогда это случилось.

Только что жизнь шла своим чередом, пусть и была небольшая турбулентность, а в следующее мгновение встала с ног на голову, и ничего нельзя было исправить. По улице, справа от машины Эммы, летел пикап. Это было очень странное ощущение, как будто все движения замедлились, как будто кто-то покадрово прокручивал пленку. Звука тоже не было; он вернулся только несколько секунд спустя с визгом тормозов, скрежетом металла и отчаянным, но бесполезным криком Чейза.

Он не помнил, что кричал, «нет!» или имя Эммы, а может, и то и другое. Пикап врезался в Эмму, весь разрисованный языками пламени и поблескивающий хромированными деталями, на огромных колесах, на которых легко ездить по пустыне и бездорожью. У ее изящной машинки не было ни малейшего шанса. Она отлетела на обочину, врезалась в фонарный столб и другую машину, ожидавшую зеленого света. Наконец БМВ остановился, едва напоминая машину, которой когда-то была, эта дымящаяся груда металла.

На мгновение все замерло, а потом словно ад разверзся. Люди вокруг него хватались за телефоны, бежали к месту аварии; водитель пикапа вывалился из кабины и упал на четвереньки. Эмма не вышла из машины.

Авария лишила Чейза всей его грации и ловкости. Он вцепился в ручку двери и не мог понять, как она работает. Когда он наконец выбрался из машины, то споткнулся и потерял один ботинок. Он стряхнул второй и босиком побежал к месту аварии. Рубашка распахнулась на груди, но ему было все равно. В эту секунду была важна только Эмма. Он несся мимо открытых дверей машин, мимо людей, тянувших к нему руки и кричавших какие-то слова. Когда он добежал до ее машины, там уже была полиция. Он не знал, откуда они появились и как смогли так быстро добраться, он просто благодарил Бога, что они успели, — пока один из офицеров не преградил ему дорогу:

— Пожалуйста, оставайтесь там, сэр.

— Нет! — Чейз оттолкнул руку полицейского. — Вы не понимаете! Мне нужно к Эмме…

Снова эта рука, на этот раз сжимает его плечо. Солнечный свет играл на золотой табличке с именем — Гарсия.

— Я сказал, оставайтесь там. В машине пострадавшая. Нам нужно очистить периметр для медиков.

— Она моя! Эта пострадавшая женщина — моя! Это Эмма, Эмма Уорт!

Гарсия широко распахнул глаза:

— Наследница Уортов? Дочь Рональда Уорта?

— Да. — Чейз снова попытался протиснуться мимо него. — Пустите меня. Она моя невеста, я должен подойти к ней.

Полицейский сочувственно посмотрел на него:

— Простите, я не могу вас пропустить. С ней сейчас врач, он ехал за ней.

Чейз забыл, как дышать.

— Она…

Он задыхался, не в силах произнести ужасное слово, но Гарсия понял его.

— Нет-нет, она жива, но вы должны позволить доктору сделать свою работу.

— Она беременна… — Чейз еще раз попробовал прорваться. — Она носит моего ребенка.

— Мы скажем доктору. Мы скажем ему, что вы здесь. — Сочувствие смягчило лицо офицера. — Как только он позволит, обещаю, я позову вас.

— Я должен быть с ней.

— Я понимаю, поверьте.

Следующие пять минут тянулись целую вечность, наполненные страхом и беспомощностью. Чейз слышал звук сирены, приближающийся медленно, слишком медленно. Все снова замедлилось, но наконец один из полицейских, стоявших у машины Эммы, махнул Гарсии.

— Идите, — разрешил тот.

Чейз бросился к машине по обломкам металла и битому стеклу, огибая самые большие куски, не обращая внимания на впивающиеся в босые ноги куски поменьше. Он упал на колени у водительской двери. Эмма сидела внутри этой стальной западни, закрыв глаза. Это его не встревожило: подушки безопасности сработали, а вот от вида крови он чуть не лишился чувств.

— Она беременна, — сказал Чейз человеку, которого он определил как доктора.

— Я понял.

— С ней все будет в порядке?

— Она периодически теряет сознание. Точнее можно будет сказать, когда мы отвезем ее в больницу и осмотрим.

— Она…

Голос снова подвел его.

Он боялся задать вопрос, потому что не думал, что сможет вынести ответ. Врач положил руку ему на плечо.

— Она выживет. Спасибо ремню безопасности и хорошо сделанной машине.

Облегчение переполнило его, на глаза навернулись слезы. Впрочем, долго это не продлилось.

— А наш ребенок?

— Простите. — Печаль в голосе врача чуть не свела Чейза с ума. — Я не могу сказать.

Происходило что-то странное. Эмма попыталась понять что, но не смогла сосредоточиться. Голоса становились громче и снова почти исчезали. Она чувствовала тревогу за словами, но каждый раз, как она пыталась вслушаться в слова, они неизменно ускользали. Темнота наступала, и она почти сдалась ей, но что-то — нет, кто-то — не отпускал ее, заставлял возвращаться в этот мир боли и страха. Снова раздался этот голос, просящий, умоляющий. Она попыталась открыть глаза, но тут яркий свет пробился сквозь опущенные веки, взорвавшись болью в голове. Открыть глаза — впустить боль внутрь, нет, нельзя.

— Я не хочу, — попыталась она объяснить.