Черта прикрытия

Ледедже замялась. Она пыталась вспомнить, что делала перед тем, как проснуться здесь.

— Не знаю, — призналась она наконец. — Я никогда не была в симуляторе такой сложности. Я не думаю, что у нас вообще есть такие симы. Даже у Вепперса, наверное, нет.

Сенсия кивнула.

— Где я на самом деле? — спросила Ледедже.

— Что вы имеете в виду?

— Где сейчас мое физическое тело? Где я сама?

Сенсия снова пристально посмотрела на девушку и с непроницаемым выражением лица опустила бокал на паривший в воздухе лоток.

— О, — произнесла она. Потом округлила рот, выдохнула воздух и повертела головой, глядя в парк.

Спустя некоторое время она повернулась к Ледедже.

— Каково последнее доступное вам воспоминание? Перед тем, как вы пришли в себя здесь?

Ледедже покачала головой.

— Я не могу вспомнить. Я пыталась. Не могу.

— Ладно, не пробуйте больше. Судя по тому, что мне сейчас известно... воспоминание может быть болезненным.

Ледедже попыталась придумать ответную реплику, но не преуспела в этом. По спине вдруг пробежала дрожь страха. Болезненным?— подумала она. О чем, мать вашу, она говорит?

Сенсия глубоко вздохнула и начала:

— Позвольте мне прежде всего объяснить, что обыкновенно мне нет нужды спрашивать имя новоприбывшего. Но вы просто появились тут — возникли из ниоткуда. — Она покачала головой. — Такого просто не должно было случиться. Души, личностные копии, полные динамические реестры мозгопроцессов — называйте, как вам заблагорассудится... они всегда появляются здесь, имея какие-то сопроводительные данные. Не так было с вами.

Сенсия снова усмехнулась. У Ледедже появилось неприятное подспудное ощущение, что женщина прилагает существенные усилия, чтобы как-то ее обнадежить. В прошлом такое поведение собеседников никогда не предвещало ничего хорошего. Ледедже полагала, что эта примета сработает и здесь.

— Вы попросту материализовались в этой среде, девочка моя, — сказала ей Сенсия, — а такое односторонне-единомоментное чрезвычайное происшествие с опосредованно унаследованной историей запутанных состояний наши Разумы предпочитают называть смехотворно неожиданным. В довершение всего, у вас при себе нет никаких сопроводительных документов. Вообще никаких. Ни единой бумажки, выражаясь привычными вам категориями. Без ярлычков и акцизных марок. Без сопутствующих контекстных записей.

— Это необычно?

Сенсия рассмеялась неожиданно звучным и сильным хрипловатым смехом. Ледедже не удержалась и засмеялась тоже, презрев очевидную серьезность обсуждаемой темы.

— Не просто необычно, — отсмеявшись, ответила Сенсия. — Пока что мне не удалось отыскать ни единого прецедента за последние пятнадцать столетий — а все это время я была очень сильно загружена работой, уж поверьте... Откровенно говоря, мне самой сложно в это поверить, и даже сейчас, пока мы с вами беседуем, полчищамоих копий, аватаров, аватоидов, агентов, разведчиков, поисковых зондов и даже примитивных поисковых запросов рыщут в архивах и справляются у всех встречных, не слыхал ли кто-нибудь о чем-то подобном. И покамест без всякого результата. Так-то.

— Поэтому вам пришлось спросить мое имя.

— Именно поэтому. Как корабельный Разум — а хотя бы и любой другой Разум или просто искусственный интеллект, — я связана чем-то вроде конституционного запрета ковыряться в вас, но мне пришлось немало поизворачиваться и прозондировать вас достаточно глубоко, чтобы создать подходящий телопрофиль. Я не хотела нанести вам дополнительную психологическую травму уже здесь, в Виртуальной Реальности.

Но получилось у вас это не слишком хорошо,подумала Ледедже. Моя кожа — негативный отпечаток настоящей... И где, блин, мои гребаные татуировки?

Сенсия продолжила:

— Я была вынуждена также считаться с необходимостью передачи языковых протоколов. Они разработаны Вовлеченными, но уже нашли широкое распространение в среде панчеловеческих рас, так что внедрить их в нужное место было довольно просто. Я без труда могла бы пойти дальше и узнать ваше имя, а равно и другие подробности вашей жизни, но это было бы уже бесцеремонным вторжением в вашу личность. Следуя правилам настолько древним и замшелым, что мне пришлось навести дополнительные справки относительно алгоритмов их применения, я провела то, что на более формальном языке называется немедленной оценкой посттравматического психопрофиля личности, подвергнутой экстренному переносу запутанных состояний.

Она опять усмехнулась.

— Какое бы чрезвычайное происшествие там, откуда вы прибыли сюда, ни повлекло за собой перемещение запутанных состояний, оно не отразилось на вашем безопасном переносе в Виртуальную Реальность.

Сенсия отпила из бокала и внимательно посмотрела на него, прежде чем поставить на лоток.

— Однако я обнаружила, что происшествие это, без сомнения, было достаточно болезненным, — сказала она быстро, стараясь не встречаться взглядом с Ледедже. — Я посчитала возможным изъять информацию о нем из памяти перенесенного сюда личностного слепка, отредактировав ее — на первое время. Эти сведения хранятся в надежном месте и могут быть предоставлены вам по первому вашему запросу, как только вы сочтете нужным. Как только подготовитесь и приведете себя в относительный порядок. Я хочу, чтобы вы знали.

Ледедже уставилась на нее.

— Вы что, на самом деле можете это сделать?

— Легко, по крайней мере с технической точки зрения, — оживилась Сенсия. — Ограничения носят исключительно морально-этический характер. Они образуют систему правил. Разумеется, все эти воспоминания вы получите назад. Только от вас зависит, когда вы пожелаете полностью синхронизироваться с собой... понимаете, о чем я? Хотя, если честно, я сомневаюсь, чтобы в этих воспоминаниях нашлось о чем жалеть.

Ледедже отчаянно пыталась вспомнить, что случилось перед тем, как она оказалась здесь. Она была в Эсперсиуме, гуляла по аллее среди деревьев и размышляла... о том, что пора бежать.

Гм,подумала она. А вот это уже интересно. Было ли это тем, что она не может теперь вспомнить? Побег? Неужели она наконец отыскала надежный, вепперсоустойчивый способ убраться подальше от этого ублюдка со всеми его деньгами, властью и влиянием? Перенос запутанных состояний — чем не метод?

Оставался другой вопрос: где ее подлинная личность?

Не говоря уж о том, почему она в состоянии вспомнить так мало, и что это за психологическая травма, о которой осторожно упомянула Сенсия?

Она осушила бокал и выпрямилась на стуле.

— Расскажите мне все без утайки, — потребовала она резко.

Сенсия покосилась на девушку. Женщина выглядела обеспокоенной, заинтересованной — и сочувствующей.

— Ледедже, — медленно, осторожно начала она, — прежде скажите мне вот что: считаете ли вы себя... э-э... психологически устойчивым человеком?

О черт,подумала Ледедже. Она еще помнила то далекое время — тогда она была еще совсем маленькой, — когда ее окружали исключительно любовь и забота, положенные привилегированным и особенным. Чувства эти далеко выходили за рамки того, что обычно дарят хорошие родители своим детям. Нет, что-то похожее присутствовало всегда — она ощущала себя в центре внимания, объектом беспрекословного уважения и всесторонней опеки. Но порой ей случалось подняться до понимания, что ей даровано не только все это, но даже большее. Прежде всего, она росла в большом красивом доме, бывшем частью великолепного, уникального в своей пышности поместья. Кроме того, она отличалась от всех остальных детей ее возраста столь же разительно, как и ее мать — от прочих обитателей усадьбы.

Так получилось, что она была рождена Инталией. Разумеется, она была человеком, и не просто человеком, а сичультианкой (она уже знала, что на свете есть люди разных сортов, но сичультиане молчаливо подразумевались лучшими из них). Но в каком-то смысле — больше, чем сичультианкой: Инталией. Все ее тело, вся кожа, каждый внутренний орган и вообще внешность были уникальны в своем роде.