Страница 30 из 103
— Ну и ну. Прошу прощения.
— Нормально, — проговорила Селия, пожимая плечами. — А ты, кажется, тоже поменял фамилию, верно?
— Так и есть, но только для радио, неофициально. По паспорту я до сих пор Макнатг.
— Макнат? [61]— улыбнулась она.
— Да, только пишется через два «т». Итак, — произнес я, решив переменить тему и проведя рукой по шраму от молнии, — ему доводилось бывать у всех на виду. И что, он не создавал никаких проблем?
— Если создавал, то небольшие. Мне всегда хватало работы, но, возможно, несколько выгодных предложений сорвалось как раз по этой причине. Однако не думаю, чтобы на фотографиях что-нибудь было видно.
— Его маскировали гримом?
— Нет, просто фотографировали с другой стороны.
— Значит, на всех снимках ты повернута к зрителям правым боком?
— В основном да. Хотя при печати всегда можно развернуть в другую сторону.
— Ну да, разумеется.
— Иногда, когда фон или освещение требовали снять меня с левого бока, я держала руку так, чтобы закрыть шрам, а если краешек все-таки оказывался виден, его затем ретушировали. Вот и все, — Она пожала плечами, — При желании все можно скрыть.
В гостинице она могла оставаться самое крайнее до десяти вечера. Если бы мне захотелось, я мог бы задержаться там и подольше, но уже один, однако никогда этого не делал — догадывался, что ей хочется, чтобы я ушел первым. Она приезжала и уезжала в парике, обычно преображавшем ее в блондинку, и надевала большие темные очки, а также мешковатую неприметную одежду.
Как-то раз — это случилось в отеле «Клариджес» — Селия убрала с постели белье, оставив лишь нижнюю простыню, и осыпала ее и дюжину дополнительных подушек красными лепестками роз. Свет на сей раз она оставила гореть достаточно ярко. Тогда-то моя подруга наконец и объяснила мне как следует свою сумасшедшую теорию смерти наполовину.
— Как это?
— Меня две. Я существую дважды. В двух разных, параллельных мирах.
— Постой-ка. Мне приходилось слышать об этой теории. Она сама очень простая, но вокруг нее столько сложностей, что можно тронуться.
— Моя проще некуда.
— Да, но от той, что я слышал, точно можно свихнуться. По ней, ты существуешь в бесконечно большом количестве экземпляров. Приятная, кстати сказать, перспектива, только вот кроме тебя… вернее, кроме всех вас есть еще бесконечное количество копий меня, а что еще неприятней, столько же вариантов твоего мужа. Сплошные мужья! Как тебе такая ситуация?
— Да ну, — отмахнулась Селия, — Для меня все гораздо проще. Тогда, при ударе молнии, я наполовину умерла. Так вот, в том, в другом мире я тоже наполовину мертвая.
— Но и наполовину живая.
— Точно так же, как и в этом.
— Так ты упала с обрыва в том параллельном мире или нет? — спросил я, подыгрывая ей с ее сумасшедшей идеей.
— И да и нет. Упала, но тоже назад, на траву, так же как здесь.
— Так, значит, в этом мире ты все-таки упала с обрыва?
— Да.
— И тем не менее очнулась, лежа на траве?
— С обеими моими половинками именно это и произошло.
— Но как же насчет другого мира? Если ты пришла в сознание, лежа на траве, то та, другая, не могла этого сделать, потому что лежала у подножия утеса.
— Нет, она тоже пришла в себя на траве.
— Тогда кто же упал с этой чертовой скалы?
— Я.
— Ты? Но…
— Мы обе.
— Я и еще раз я? Так ты вдобавок растафарианка?
Она рассмеялась.
— Мы обе упали с обрыва. Хорошо помню, как это случилось. Помню, как видела себя падающей, до сих пор слышу свист рассекаемого мной воздуха, помню, как ноги дергаются, точно пытаются бежать куда-то, и как я не могу кричать, потому что мне словно выкачали из легких воздух, а еще помню, как выглядели приближающиеся ко мне камни.
— Так это молния убила… наполовину убила тебя или падение на камни?
— А какая разница?
— Не знаю. А ты как думаешь?
— Наверно, и то и другое убило. Наполовину.
— Пожалуй, на этой стадии мы дошли до четвертинок.
— Думаю, либо того, либо другого вполне хватило бы. Важно, что все это произошло.
— Едва ли я вправе предположить, что все это могло произойти лишь в твоей голове, когда девяносто тысяч вольт шарахнули тебя по черепушке, а затем прошли через все тело?
— Нет, почему — вправе, конечно. Если тебе нужно верить в это, чтобы иметь разумное объяснение всему случившемуся со мной, ну то есть объяснение, лучше всего подходящее для твоего мышления, то, разумеется, ты имеешь на это полное право.
— Я имел в виду нечто совсем другое.
— Знаю. Но, видишь ли, когда все случилось, именно я находилась там, а ты, милый мой, нет.
Я глубоко вздохнул:
— Ну да, конечно… Так в чем же выражается, что ты лишь наполовину жива в этом мире… и в том, другом, тоже? Мне, например, ты кажешься полностью живой и, я бы даже рискнул заметить, животрепещущей. Во всяком случае, в этом мире. Минут десять назад я ощутил это особенно сильно. Хотя, кажется, французы называют подобное «маленькой смертью». Но ведь такое сравнение всего лишь милый пустяк. Ты не об этом же говоришь? Однако вернемся к симптомам. Что именно вызывает у тебя подобные ощущения?
— То, что я их ощущаю.
— Понятно… Хотя нет, не понятно. До меня не доходит.
— А мне все кажется очевидным. Настолько, словно я всегда об этом знала. Когда я прочла о параллельных мирах, мои ощущения только получили объяснение. Я не утвердилась и не усомнилась в моих ощущениях, просто мне стало проще объяснить их другим людям.
Я улыбнулся.
— Значит, весь наш разговор за последние пять минут является следствием того, что объяснять стало проще?
— Да, проще. Хоть и не просто. Пожалуй, выражение «не так трудно» здесь подошло бы лучше.
— Действительно.
— Думаю, в мой следующий день рождения все может перемениться, — проговорила она и кивнула с серьезным видом.
— Почему?
— Потому что меня ударило молнией, когда мне исполнилось четырнадцать, а теперь мне будет двадцать восемь. Понятно?
— Еще как. Боже мой, похоже, твоя чокнутая система взглядов действительно заразна. Впрочем, все чокнутые системы обычно и передаются как инфекция, — Я приподнялся на кровати и сел, — Ты хочешь сказать, что в твой день рождения в апреле следующего года…
— Пятого числа.
— …что-то случится?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Может, и ничего. А может, я умру. А возможно, умрет мое второе «я» из другого мира.
— И что случится, если та, другая умрет?
— Я стану полностью живой.
— И в чем же это проявится?
Селия улыбнулась:
— Ну, может, решу, что я тебя люблю.
Я пристально посмотрел в ее темно-карие глаза. И мне вдруг подумалось, что ни у кого из тех, кого я знаю, никогда не было такого прямого, кристально честного взгляда. В нем не бьцю ни иронии, ни насмешки. Не было даже тени сомнения. Смущение — вероятно, а вот сомнение в них отсутствовало начисто. Она действительно верила во все, что говорила.
— Вот и прозвучало это великое маленькое слово, которого мы до сих пор ни разу не произнесли.
— А следовало? Но зачем?
Я задумался. Конечно, можно было развить тему, но Селия снова пожала плечами, и ее безукоризненные груди колыхнулись так выразительно, что единственное, что удалось мне сказать в этом, да и, без сомнения, в любом другом из миров: «Иди скорее ко мне».
Сняв апартаменты в отеле «Меридиэн Пикадилли» и обнаружив, что их обладателям полагается маленькая кухонька, Селия успела к моему приходу слетать в магазин «Форт-нум и Мейсон» напротив и купить там все ингредиенты, необходимые для приготовления омлета с шафраном. В тот раз она опробовала новый фасон нижнего белья, так что с тех пор запах яиц, жарящихся в оливковом масле, стал странным образом ассоциироваться у меня с чулками и баской.
Когда Селия подала мне прямо в постель омлет на подносе, я расхохотался.
— В чем дело? — спросила она.
61
Nut, с одним «t», — псих (англ.).