Страница 1 из 37
Лилобус
Нэнси
Нэнси пришла намного раньше — впрочем, как и всегда. Ей не хотелось быть замеченной: могут решить, что ей нечего делать, раз так не терпится уехать домой. Остальные бежали к остановке впопыхах, боясь, что уедут без них — ведь если кто не успевал, тот и впрямь опаздывал. Ровно в шесть сорок пять Том включал зажигание и «Лилобус» выруливал на шоссе; в результате он, как обещал, к десяти вечера доставлял всех домой. Том считал, что нет смысла возвращаться домой на выходные, если не поспеваешь в паб к десяти. Нэнси его точку зрения не разделяла — просто она всегда и везде приходила заранее. Так получалось само собой. Она зашла в магазин, в котором продавались журналы и открытки. Большинство открыток она знала наизусть, потому что изучала их каждую пятницу. На одной были нарисованы крупные капли слез: «Прости, забыл поздравить тебя с Днем рождения». На прилавке лежала и местная газета, но Нэнси ее не покупала никогда. Дома все равно будет свежий номер, вот и узнает последние новости.
Нэнси принялась разглядывать свою новую прическу в большом круглом зеркале. Точнее, это было не столько зеркало, сколько устройство для наблюдения за покупателями: оно висело высоко и под наклоном, от этого отражение искажалось — во всяком случае, Нэнси надеялась, что это так. Иначе можно было бы решить, что она выглядит очень странно. Она с тревогой смотрела на свое отражение; какой-то запуганный зверек с курчавой шерсткой и большими глазами — такой она видела себя в зеркале. Но ведь люди тут, внизу, видят что-то другое? В конце концов, там, в зеркале, все выглядят смешными. Она провела рукой по волосам и снова в ней шевельнулась подозрение: страшно похоже на старомодную завивку, которую делает мама в парикмахерской Ратдуна. Химия летом, химия под Рождество. Кудряшки, колечки, упругие локоны, которые со временем становятся похожи на торчащие провода. Да ты с ума сошла, сказали девушки в парикмахерской: это новая завивка, самая современная. А сколько бы это стоило, если бы пришлось платить! Нэнси мрачно улыбнулась. Платить! Такие деньги! Нэнси Моррис не заплатила бы за химию ни половины, ни даже четверти той суммы. Нэнси Моррис отправилась на другой конец Дублина и нашла салон, где приглашали добровольцев — их называли «моделями», но Нэнси смотрела на вещи трезво: парикмахерам требовались обросшие волосами головы — и смышленые люди, такие как Нэнси, выведывали, где находятся большие парикмахерские, в которых много учеников, и по каким дням у них занятия и показы. За все шесть лет в Дублине Нэнси платила парикмахеру только два раза. «Неплохой результат», — гордо улыбнулась она. Но, в любом случае, дело сделано — теперь без толку переживать и пялиться в зеркало. Пора идти к остановке и садиться в автобус. Кто-то наверняка уже там — на часах больше чем полшестого.
Том сидел за рулем и читал вечернюю газету. Он поднял голову, улыбнулся и произнес: «Привет, мисс Маус», — и одним легким движением поднял на крышу ее большой чемодан. Раздраженная, она села в автобус — Нэнси терпеть не могла, когда ее звали «мисс Маус». Впрочем, она сама была виновата: позвонив по телефону, чтобы забронировать место в мини-автобусе, она представилась как «мисс Моррис». Так ведь она привыкла к деловому тону — такая у нее работа, в конце-то концов. Откуда ей было знать, что сперва надо назвать имя. К тому же он ее фамилию не разобрал. Теперь Том упорно не желал звать ее «Нэнси», что ее очень злило, хотя старуху миссис Хикки он всегда звал «Джуди» — даром что та ему в матери годится.
«Легкий, надо же, а по виду не скажешь», — заметил он с улыбкой. Нэнси молча кивнула. Ей не хотелось сообщать, что других чемоданов у нее нет, а целых пять фунтов на какую-нибудь бесформенную сумку она тратить не намерена. И в любом случае, нужно что-то вместительное: все время приходится везти из дома в Дублин, к примеру, картошку, или другие овощи, или еще что подвернется. Однажды подруга ее мамы, миссис Кейзи, хотела выбросить шторы — так Нэнси забрала их: оказалось, они прекрасно смотрятся на окнах у них в квартире.
Она устроилась на одном из сидений в середине, расправила подол, чтобы не помять юбку, и достала леденцы без сахара. В больнице, где она работает, их навалом, и можно брать, сколько хочешь. Обычно она такие не ест, но в автобусе карамельки весьма кстати. Все покупают леденцы или конфеты, но зачем тратить деньги на сладости, если можно взять даром? Нэнси раскрыла газету, которую один из пациентов оставил в приемной. Ей все время что-то перепадает — в приемной врача люди нередко забывают газеты и журналы, так что почти каждый вечер ей было что почитать. И она находила, что разнообразие — это замечательно: как бы сюрприз каждый раз. А Мэйред этого не понимает. При мысли о Мэйред Нэнси нахмурилась. Надо будет разобраться. Что это на нее нашло. Ужасно нечестно так поступать.
Развернув перед носом газету — пусть Том думает, что она читает, — Нэнси принялась еще раз вспоминать все по порядку. Как Мэйред пришла домой в среду вечером и стала ходить по квартире, словно ей не сиделось на месте, то и дело брала что-то в руки, потом ставила на место. Даже вовсе непроницательный человек мог бы догадаться, что ее что-то гложет. Нэнси думала было, что она снова заговорит про телевизор. У них отличный черно-белый телевизор и, в основном, прекрасно показывает — только изредка изображение двоится и троится. И зачем, вообще, кучу денег платить за прокат цветного телевизора? И видео — Мэйред как-то предлагала купить видеомагнитофон, будто они миллионеры. Нэнси оторвала взгляд от телевизора, которому сегодня как раз нездоровилось, так что о происходящем на экране можно было догадываться только по звуку. Но у Мэйред на уме было нечто куда более важное.
— Нэнси, целую неделю я думала на работе, как тебе сказать, но ничего не придумала, поэтому просто скажу все, как есть. Я хочу, чтобы здесь жил кто-то другой, и мне придется попросить тебя съехать. Разумеется, когда найдешь квартиру — на улицу я тебя не выставляю… — Она нервно усмехнулась. Нэнси была так потрясена, что не могла ничего ответить. — Все-таки, — продолжала Мэйред, — мы не договаривались насовсем. Мы решили: посмотрим, как нам понравится…Так было дело. Такой был уговор… — Ее голос виновато оборвался.
— Но я живу тут уже три года, — сказала Нэнси.
— Знаю, — затравленно отозвалась Мэйред.
— Так в чем же дело? Я ведь плачу вовремя за квартиру и за электричество, разве нет? И привожу из дома продукты, и занавески на окна, и…
— Конечно, Нэнси, никто тебя не обвиняет.
— Тогда в чем дело?
— Просто… Да нет никакой нет причины. Давай разойдемся тихо и мирно, без ссор и вопросов. Ты просто найдешь другую квартиру, и мы будем видеться время от времени — ходить там в кино, и в гости друг к другу. Нэнси, будем вести себя как взрослые люди.
Нэнси кипела от возмущения. Мэйред, какая-то продавщица цветочного магазина, смеет ей объяснять, как ведут себя взрослые люди. Мэйред, у которой ни одной высшей отметки в аттестате зрелости, велит Нэнси убираться из квартиры. Из ее квартиры. Которую, впрочем, Мэйред и нашла — только потом мисс Кейзи, мамина подруга, предложила Нэнси заселиться во вторую комнату и разделить на двоих арендную плату. Но что взбрело Мэйред в голову — и главное, почему? И кого это Мэйред собралась подселить вместо нее?
Самое ужасное, что у Мэйред никого не было на примете, и ее это не заботило — она сказала, что ей просто хочется перемен. Тогда Нэнси выключила мерцающий экран телевизора и приготовилась выслушать задушевное, чистосердечное признание Мэйред в том, что ее посетила какая-то неземная любовь. Но нет. Мэйред сосредоточенно посмотрела на календарь. Скажем, через месяц, в середине октября? Наверняка за это время что-то найдется.
— Но с кем я сниму квартиру? — простонала Нэнси.
Мэйред пожала плечами. Это ее не волнует, можно снять однокомнатную. Нэнси почти не готовит, не устраивает вечеринок, так что однокомнатная — вполне подходящий вариант. Но придется платить безумные деньги! Мэйред опять пожала плечами, будто это ее не касается.