Страница 67 из 75
Монстр, каковой показалось бы жирной амебой, если бы не просвечивающий скелет ящера, плевался и плескался жгучим ядом. Струи клейкой отравы взлетали в воздух, на мгновение как будто замирали, подбирая направление, а засим молниеносно разили. Немного погодя и щиты, и панцири были облеплены ядовитой гадостью, которая шипела, быстро проедая металл. Тут даже верные ратники стали разбегаться, не желая гнусной язвенной смерти.
Вот какой-то зеленщик стал добычей жабовидного монстра, иже втянул человека одним вдохом в свою огромную пасть, словно пушинку. Тот коротко поболтался в мягком животе зверя, а затем быстро истаял. Другой повстанец, пораженный длинной иглой чудища-скорпиона в ногу, вдруг стал растекаться, бурливо разжижаясь снизу вверх. И булькающую лужу, оставшуюся от человека, принялась лакать стайка мелких собаковидных бесов.
Перволеди двинулась на ящера, выдержала поток отравы, но потеряла при том напрочь изъеденный щит, проскочила под брюхом, запрыгнула на ствол поваленного дерева и жвахнула копьем-молнией в мозг, находящийся у противника в районе зада. Монстр сразу превратилось в зловонное болотце, вернее, клубок причудливо завитых слизневых тяжей. Оно еще успело извергнуть стайку мелких слизнячков, которых президентша посекла кинжалом, хотя и они брызгались отравными струйками.
Потом Катерина-Марина еще рубила мечом из зеленого огня тощего злыдня, похожего и на обезьяну и на лиану; тот опутал собой несколько деревьев сразу и тянулся когтистыми пальцами. Это ему не помогло и он превратился в бессильно повисшие серебристые сопли.
Наконец стая чудищ, так и не достигнув решающих успехов, стала испытывать какое-то угнетение. Шайтаны и уроды неточно разили своими клыками и когтями, плевались мимо, не извергали из чрева мелкую живность — та, наоборот, изгрызала их изнутри. Вскоре все чудища стали добычей разящего меча и копья. Зеленщики на этом не остановились и бросились на выручку тому отряду, что ранее направился на постой и пропой. Но спасать уже было некого — в низине, служившей местом брани, остались лишь обрывки одежды и раскисшие останки.
Можно было оглянуться и сосчитать потери. Если не считать двадцати человек, составивших гарнизоны деревень, то в поход выступило семьдесят. К ним присоединилось еще полсотни дворян и казаков. А в живых осталось едва ли сорок, в том числе, пять серьезно раненных, отравленных и покалеченных. Вскорости их тоже не стало. Тела их разорвались, из чрева полезли серебристые нити, которые обернулись вскоре белесыми червями. Пришлось сию гадость спешно уничтожить.
Потом из глубины леса появился кудесник Фома вместе со своим вороном. Глядя на него, и воительница, и воины-зеленщики не могли сдержать ропота. Правда, птица выкрикнула первой:
— Слава победителям! Не забудьте, я вас первый поздравил.
— Отсиделся, значит, во время рати под кустом, — молвила с всей язвительностью Марина-Катерина, — мы и в ледяном мире не имели такого количества потерь, как здесь за столь короткий срок.
— Ты не совсем права, — мягко возразил колдун.
— Там бы вам всем настали кранты, а здесь чуть всем не настали. Чуть! Почувствуйте разницу, — выкрикнул с негодованием ворон.
— Катя, я, кажется, общался со Ботаником!.. — сообщил колдун. — Он почти случайно проходил через мир «минус-два-часа» и дал мне хороший совет, каким образом справиться с Плазмонтом. Катя, он незадолго до встречи со мной Ботаник разговаривал с Лаоцзы, Гаутамой и несколькими махатмами. Те уверены, что физический мир — это что-то вроде изображения с помехами на плохом телевизоре. Правда, Мухаммед пока уклоняется от встречи, но это до поры до времени. Надо ведь обсудить очень щекотливый вопрос о гареме пророка.
— Да подожди ты с гаремом. Что тебе подсказал Ботаник?
— А это пока секрет. У президента-оборотня длинные уши, — лукаво отвечал колдун Фома. — Открою только одно обстоятельство — тебе предстоит сыграть роль живца.
Сие обстоятельство повергло Катерину-Марину в мрачные размышления, а Фома тем временем взахлеб выдавал сведения, полученные от Ботаника: скоро-де предстоит встреча всех будд, обсуждаться станет вопрос о Нирване. Пора или не пора… Лишь после настоятельных требований царицы кудесник Фома вернулся к «производственной теме».
— Понимаешь, надо заставить Плазмонта влезть сюда своим психическим ядром, своей осью — у любого хроноплазменной твари, кстати, конфигурация напоминает юлу. Это сделать непросто, учитывая, что живет он не в Настоящем. Кроме того, в Плазмонте сидит пси-структура Адаптида, кстати, путевый был парень, но маньяк. Я думаю, он сильно испортил нрав президента-оборотня. Мы все, кроме тебя, Катерина, свалим из золотого царства, но я сделаю его двуслойным, состоящим из засекреченной внешней зоны и открытой внутренней. Плазмонт начнет пробиваться сюда, все более распаляясь, все более концентрируя силы во внешнем слое для нанесения проникающего удара. Едва противник устремится на последний и решительный бой, ты сбежишь, а ловушка захлопнется. Чик — и отхватим ему головку.
Президентше сей смелый замысел не шибко по нраву пришелся, хотя она не забывала, как сама распоряжалась судьбами ближними и дальних своих.
— В этой мышеловке я сыграю роль сыра… И с чего ты решил, что я уж настолько аппетитна для хроноплазменного президента?
— Ты для него непонятная величина, которая тормозит ему большую перестройку мира, ну и, конечно, он рассчитывает, что я где-то поблизости от тебя. Он бы с радостью соблазнил тебя и взял бы даже в законные супруги, но поскольку ты не согласна, он попытается тебя сшамать, — охотно объяснил кудесник.
Перволеди почувствовала в словах серорясого несерьезное отношение к своей персоне, потому стала возражать:
— Почему это я не согласна на брак? Худой мир и супружество лучше, чем хорошая война и незамужнее девичество.
— Да уж, девичество… — ворон не удержался от хмыкания.
— Подумай, Катя, он же липкое чудовище… такое же, как и я. — напомнил кудесник.
— А ты мне все равно нравишься. — решительно возразила женщина.
— Любовь зла, полюбишь и козла, — справедливо подытожил ворон. — А тут вовсе не козел в качестве суженого, а кудесник высшей категории.
В царстве «минус-два-часа» так и не взошло ни одно солнце, но небеса источали теплый золотой свет, и хотя в исходном мире владычествовал зима, здесь набухали и распускались почки, а сквозь землю пробивалась нежная робкая травка. Уцелевшие ратники расположились на полянке, кто зализывал раны, кто грустил о погибших товарищах, кто чесал в голове, кто чистил и чинил доспех, кто играл с псом, кто выпивал и закусывал. Страсти явно улеглись и царило какое-то странное ублаготворение.
Фому и Катерину умело скрывали от соратников-зеленщиков кусты кизила.
Лик кудесника был, как вседва, непроницаемым, использовал он весьма скудный набор мимических движений.
— Я все не могу понять, Фома, испытываешь ли ты ко мне хоть какие-нибудь чувства? Человек ли ты… в какой-то степени?
— Если я стал нечеловеком, то не по своему желанию. Заявлений и рапортов с просьбой превратить меня в нечистую силу не подавал. То есть, я никогда не рвался в спасители или губители человечества.
Женщина опять почувствовала неловкость, ведь с серорясым трудно было не согласиться, в Космике ни у кого желания не спрашивают, прежде чем пустить в оборот. И она была деятельной участницей этой принудиловки. Наконец, Катерина придумала слабое оправдание.
— Значит, такова судьба.
Кудесник неожиданно охотно согласился с таким суждением и молвил:
— Сейчас я обхожусь без настоящего человеческого тела, приходится лишь имитировать его. А внутри фальшивой телесной оболочки хроноплазменные структуры. Сама понимаешь, что попав в другой организм, душа моя драгоценная изменила на девяносто процентов свои чувства.
— Но десять-то процентов не поменялись, разве этого мало? — вопросила с надеждой перволеди.
— Может, и не мало. Только эти десять приходятся на самые глубокие слои души. Чтобы отозвалась эта глубина, надо еще донырнуть до нее.