Ренегат

— Я иду в Арзамас и никуда больше, — заговорил Стас, дождавшись тишины. — У меня нет ни малейшего желания носиться по округе с вашими весточками, — толпа разочарованно вздохнула. — Да и кто сюда попрётся вас, людоедов, выкупать? Думаете, в Первомайске или в Тенгушево об этом не знают ничего? Так что сидите уж, жрите свой бульон, да помалкивайте.

Услышав это, народ совсем приуныл. То тут, то там зазвучали всхлипы, переходящие в плач.

Парламентёр, утирая сопли, раздосадовано покачал головой и одарил Стаса недобрым взглядом.

— Ну и сука же ты, — произнёс он пустым, лишённым эмоций голосом. — Ведь мог хотя бы соврать.

Стас не нашёл, чем ответить на эту инсинуацию и, решив закончить бесперспективное общение, удалился обратно в угол. Но спать уже расхотелось. Все мысли были заняты нежданным визитом Коллекционера. «Скользкая тварь. Как он ухитрился из застенков муромских выбраться? Как меня разыскал? И самое интересное — что у этого гада на уме? Зачем ему меня отсюда вынимать? Грохнуть и перед заказчиком отчитаться? Сложновато будет. Это ты, паскуда, раньше из засады шмалял, а сейчас-то хер. Главное не с пустыми руками за ворота выйти. Да. Ту подумать нужно. Добровольно он мне ствол не выдаст — это факт. Себе заберёт? Но как? Мы же друзья — не разлей вода. Не красиво получится друга закадычного, словно раба перед собой гнать. Эхе, — Стас улыбнулся, довольный ходом мысли, — первую оплошность ты, поганец, уже допустил. Тебе бы меня выкупить и проблем не знать, а с деньгами-то, видать, облом, не разжился по дороге. Вот и приходится теперь спектакль разыгрывать. Но с другой стороны… — улыбка исчезла, сменившись хмурым выражением. — Нет-нет, такого допускать никак нельзя. Думай, Станислав, думай, если не хочешь чтоб этот выродок у тебя в печёнке ножичком ковырялся».

За разработкой будущей стратегии время пролетело незаметно, и только скрип дверных петель вырвал Стаса из хитросплетения мыслей.

Брат Николай в сопровождении ещё одного «блюстителя веры» подошёл к клетке и звякнул ключом о прутья.

— Вставай, — обратился он к Стасу тоном чуть менее презрительным, нежели ранее. — К стене.

Стас послушно выполнил приказ.

Ключ в замке повернулся, и дверь камеры открылась.

— Выходи.

Столь ранняя побудка, ещё до выгона рабов на трудовые подвиги, Стаса немного обеспокоила, хотя он и сомневался, что неугодных здесь принято на заре расстреливать. «Нет, вряд ли. Захотят пришить, пришьют без затей, прямо в клетке, а может, забьют до смерти, чтоб патроны не тратить, или мачете свои в ход пустят. Ну вот, двор прошли — уже хорошо. Значит, жить будем, вопрос только в сроках».

— Куда идём-то? — решил Стас прояснить ситуацию.

— Отец настоятель говорить с тобой будет, — ответил Николай.

— На какую тему?

— Придём — сам узнаешь.

Г-образный тупик меж тем остался позади, и троица свернула налево.

Монументальное сооружение, занимающее центр площади, оказалось храмом, как Стас и предполагал. Николай отворил тяжёлую резную дверь и мотнул головой, приглашая зайти. Изнутри потянуло мягко обволакивающим ноздри запахом ладана. Оштукатуренные стены первого этажа и потолок были украшены росписями, не слишком искусными, но сделанными явно с душой и большим старанием. Сюжет их вращался по большей части вокруг батальных сцен. Одна фреска изображала богатыря верхом на могучем коне крушащего супостатов пудовой палицей. На другой — кисть художника запечатлела отпевание убиенных русских витязей. Третья — повествовала о воздаянии по заслугам пленным басурманам. И далее в том же духе. При этом автор явно не чурался кровавых подробностей, и не особо стремился следовать церковным канонам. Красные тона превалировали в общей палитре, струясь из отрубленных голов и конечностей. У центральной стены размещался небольшой иконостас, заполненный сплошь новоделом. Наиболее интересный экземпляр демонстрировал прихожанам лик святого-воина. Ошибиться в том, что с иконы на паству взирает именно воин, а не какой-нибудь бесполезный великомученик, не представлялось возможным. Суровое лицо, обрамлённое седой бородою и искрящимся нимбом, хранило печать военной мудрости, багровая мантия собиралась в складки на могучих плечах, а руки сжимали АК, расписанный золотом. Судя по тому, что эта икона занимала центральное место в храме, запечатлён на ней был никто иной, как Илья Муромец. Об этом свидетельствовал и текст молитвы, выведенный на стене чуть выше иконостаса. Молитва была весьма длинная, да к тому же ещё и на церковнославянском. Стас пробежался по диагонали, выхватив из середины текста довольно любопытный фрагмент: «…да познаем согрешения наша и покаемся во гресех наших и восприимем силу духовную, да и крепость телесную обрящем, еже и в привременном веке возмощи нам житие свое исправите и Русь Святую возродити…». Но в суть вникнуть не успел, будучи препровождён через молельный зал к ведущей наверх лестнице.

Преодолев вместе с конвоирами три пролёта, Стас обнаружил, что здание храма имеет и второе назначение. Верхний этаж был явно жилым. Об этом свидетельствовало всё, от чистых ковровых дорожек на полу до разливающегося по коридору запаха еды.

— Стоять, — скомандовал Николай возле предпоследней двери, обошёл подконвойного и постучал.

— Заходи, — прогудел в ответ мощный командный голос.

Николай открыл дверь, шагнул в комнату и подал Стасу знак входить продублированный сзади тычком приклада для лучшего усвоения.

Общее убранство комнаты напоминало рабочий кабинет, богато обставленный и хорошо освещённый. Слева на улицу выходили три окна, обрамлённые парчовыми шторами. По правой стене разместились несколько книжных шкафов забитых до отказа, так что некоторые фолианты лежали даже на полу возле двери, собранные в высокие стопки. О храме, расположенном прямо под ногами, напоминала лишь одна иконка, скромно приютившаяся в уголочке у окна. Основную же площадь кабинета занимал огромный, прямо-таки монументальный стол. Он тянулся от центра комнаты и заканчивался возле дальней стены, образуя букву «Т» с «ножкой» окружённой многочисленными стульями, на одном из которых вполоборота к двери восседал Коллекционер, а за «перекладиной», поглаживая роскошную седую бороду, развалился в массивном кресле мужик весьма солидных габаритов. Прямо перед ним стоял поднос с тремя источающими божественный аромат блюдами и хрустальным графином. В правой руке здоровяк сжимал вилку с нанизанным куском жареного мяса, часть которого уже активно пережёвывал.

— Поклонись отцу-настоятелю, — шепнул Николай.

Стас вежливо кивнул богатырю, рассудив, что падать ниц пока что рановато.

— Ну, — осклабился отец Фома, — рассказывай, кто таков, что в наших краях делаешь.

— Да он… — взял было слово Коллекционер, но тут же замолчал, увидев здоровенную ладонь у себя перед носом.

— Обожди, — прогудел Фома. — Тебя я уже слышал. Пускай сам говорит.

— Охотно расскажу, — выразил Стас готовность к сотрудничеству. — Мне скрывать нечего. Зовут меня Станислав. Можно просто Стас. Я наёмник. В края ваши попал транзитом. Мне вообще-то в Арзамас нужно.

— Продолжай-продолжай, — кивнул Фома и стянул зубами кусок с вилки.

— А чего продолжать-то?

— Ну, расскажи, какие дела у тебя в Арзамасе.

— С Хромым мне встретиться надо, — выпалил Стас, чем заставил Коллекционера вдохнуть поглубже. — Работёнку одну хочу обсудить.

— С Хромым? Слышь, Кол? — обратился отец-настоятель к охотнику и мотнул головой в сторону допрашиваемого. — Конкурент твой.

— Да ну что вы? — осторожно возразил Стас и мило улыбнулся. — Какой же я конкурент? Так, по мелочи. До Кола мне высоковато.

— Скромничает, шельмец, — подыграл Коллекционер. — Притрётся в Арзамасе, ещё и меня за пояс заткнёт.

— Угу, — Фома смерил обоих взглядом и остановился на Стасе. — А на кой тебя понесло-то в такую даль? В Муроме, что ли, работы не нашлось?

— В Муроме работы всегда хватает, — ответил тот. — Но не для меня.

— Почему?