Страница 65 из 74
Мелодрама, да и только.
Да, я ведь пропустила момент, когда волк представляется человеческим голосом! Иначе как бы его опознали в таком виде?
Проще говоря, эта история красочна и полна животрепещущих подробностей, но реалистичной ее не назовешь. К сожалению, это будет непросто доказать, не имея практически никаких козырей. Тут или пан, или пропал…
Я добралась до суда всего за несколько минут до назначенного времени.
В коридоре суда собрались, вероятно, самые уважаемые члены альвхеймской стаи ульвсерков. От одного взгляда на десяток матерых волков (а двуликая сущность собравшихся видна даже невооруженным взглядом) по коже пробегали мурашки, а псы конвоя жались по углам. Зато молоденькие секретарши кружились вокруг, как мотыльки…
На мой взгляд, господин Маслов совершенно напрасно связывался с этими опасными господами. Конечно, преступников уже давно не именуют волками, а убийство с отягчающими вину обстоятельствами не обозначают термином «мордварг» [51]. Однако хотя оборотней нельзя назвать хищниками, агнцами они тоже не являются. Так что задирать их без нужды не стоит.
Признаюсь, я нервничала значительно больше Кведульва. «Не был, не уличен, не привлекался» – вот и все, что ему требовалось озвучить. Коронную фразу «исковые требования я не признаю в полном объеме», я всем клиентам велю заучивать наизусть, а особо бестолковым даже записываю на бумажку. Далее следует ответить на формальные вопросы суда (анкетные данные и т. д. и т. п.), и согласно покивать в подтверждение моих ходатайств. Все остальное – моя забота.
Едва я успела поприветствовать своего клиента и его сородичей, как нас позвали в зал. Минута в минуту – явный признак судьигнома.
Я украдкой изучала истца, который оказался невысоким человечком с острыми птичьими чертами лица и прилизанными темными волосами. Суетливые движения и бегающий взгляд оставляли не слишком приятное впечатление. К тому же он бросал на оборотней такие ненавидящие взгляды, что было откровенно противно. Не люблю расистов.
Полагаю, нет надобности подробно описывать процесс. Выяснение паспортных данных, разъяснение прав лицам, участвующим в деле, а также выяснение отводов и прочее длилось бесконечно долго. Зачем все подробно разжевывать, если с обеих сторон участвуют адвокаты и можно не опасаться за правовую подкованность истца и ответчика?
Однако судья Дарлассон имел на этот счет собственное мнение, поэтому мне оставалось лишь скучать и рисовать в ежедневнике гальдары [52], украшая их сердечками. Без надлежащего вливания силы они оставались безобидными рисунками, вполне симпатичными. Подобными художествами пестрят все заборы вокруг школ [53]. Надо ли говорить, чье имя я вплетала в сложную вязь? Это мелкое хулиганство давало мне силы стойко переносить бесконечные мудрствования судьи. Благо, сидела я довольно далеко, так что не представлялось возможным разглядеть, чем именно я занималась.
Наконец формальности были закончены, и пришел черед заявлений и ходатайств.
Первым, конечно, вскочил представитель истца и попросил вызвать в следующее заседание свидетелей: жену истца и еще некоего Раудульва.
Забавно, вот уже не знала, что волки бывают рыжими [54]. Любопытно, почему оборотень согласился выступить свидетелем против своего сородича? Это по уголовному делу свидетель не вправе уклониться от дачи показаний, а по гражданскому ничто не мешало ему уклониться.
Волки на задних скамьях глухо заворчали, услышав имя Раудульва.
– Тихо! – рявкнул судья и треснул кодексом по столу. Судя по потрепанному виду книги, ей не раз доводилось играть эту роль.
Оборотни тут же затаились, прижав уши и отведя глаза.
Удовлетворенный безоговорочным послушанием судья утихомирился, а я сообщила, что не против ходатайства. Зачем попусту препираться?
«Заинтересованность» свидетеля, которой так любят возмущаться клиенты, с точки зрения закона не является нарушением. Родственные, дружеские, враждебные отношения со свидетелем не препятствуют его допросу. Суд просто должен учесть эти обстоятельства при оценке доказательств. Это справедливо, ведь описать обстоятельства чаще всего могут близкие или те, кто вхож в дом.
У нас свидетелей не было, так что суд быстро удовлетворил просьбу истца и перешел к остальным ходатайствам. А вот тут уже начались отчаянные споры.
Для начала мы довольно долго пререкались относительно письменных доказательств. За столь короткий срок Кведульв успел собрать только характеристики с места жительства и места работы, но мы спорили до хрипоты, следует ли их приобщать к материалам дела.
А представитель истца потрясал газетной вырезкой о бесчинствах оборотней в Альвхейме. Ничего себе, веское доказательство!
– Мы не рассматриваем вопрос об оспаривании данных, изложенных в статье, и не просим опровергнуть недостоверные сведения, – убеждала я почтенного судью. – Поэтому все это не имеет отношения к делу. К тому же данная газета вообще не является доказательством, поскольку не заверена надлежащим образом.
– Эта заметка показывает, что оборотни совсем распоясались! Они просто озверели и нападают на мирных жителей! – горячился представитель истца, человек неопределенного возраста и довольно неопрятного вида. Я понимаю, что носить длинные волосы не запрещено даже юристам, но их ведь нужно хоть иногда мыть!
Впрочем, сейчас нужно парировать это экспрессивное высказывание.
– Данные о нападениях оборотней ничем не подтверждены. Это просто измышления журналиста. К тому же вы не собрали совершенно никаких подтверждений, что на истца напал именно ответчик! – возразила я.
– Мы это докажем! – запальчиво воскликнул он, потрясая сальными лохмами.
– Суд отказывает в удовлетворении ходатайства, – прекратил наш спор судья. – поскольку доказательство подобающе не оформлено.
Я вздохнула с облегчением: от формализма гномов тоже порой бывает польза.
Хотя исходом дискуссии я все равно осталась недовольна. Эта поганая статейка все равно может повлиять на личное мнение судьи, так что нужно нейтрализовать произведенное впечатление.
– Есть еще заявления и ходатайства? – спросил судья Дарлассон.
– Да. – Заявила я, игнорируя кислый взгляд представителя истца. Воистину, некоторые мои коллеги слишком близко к сердцу принимают рабочие проблемы.
– Ваша честь, – торжественно начала я, вытягиваясь по струнке (гномы любят демонстративное почтение). – Прошу вызвать и допросить Андрея Платова, специалиста по проблемам оборотней, который заведует кафедрой расологии в Альвхеймском национальном университете.
– Я возражаю! – немедленно вскочил представитель истца. – Согласно Гражданскопроцессуального кодекса Мидгарда, суд вызывает для дачи пояснений специалиста в том случае, если вопрос требует специальных знаний. Однако в данном случае укус у моего доверителя налицо и подтвержден заключением врача.
– Данный факт еще ничего не означает, – парировала я. – Мало ли, может, истца в порыве страсти покусала жена!
Стоило только представить эту сцену, как на лице появилась непрошеная улыбка.
Коллега молча хватал ртом воздух, опешив от моей наглости.
– Полагаю, особенности психики оборотней, степень их контроля над поведением второй ипостаси и прочее требуют специальных знаний, – настойчиво продолжила я.
«Вольные слушатели» на задних рядах согласно (но слава Локи, молча!) закивали.
– Суд удовлетворяет заявленное ходатайство. – Определился судья. – Переходим к пояснениям сторон. Истец, встаньте и расскажите об обстоятельствах дела.
Рассказ полился водопадом, а особо эффектные сцены господин Маслов даже изобразил в лицах. Тут впору плакать: такой незаурядный актерский талант пропадал в безвестности!
Даже я увлеклась этим повествованием, что уж говорить об остальных. Надо сказать, что история вырисовывалась почти точьвточь, как я в шутку воображала, за исключением толпы «случайных» свидетелей. Господин Маслов упирал на отсутствие у оборотней чести и совести, называл их животными в человеческой шкуре. Далее подробно перечислялись все страдания, пережитые беднягой изза такого соседства…