Страница 60 из 74
Разумеется, моего клиента волновало только возмещение причиненного вреда.
Надеюсь, никто не пострадал от дыма горящей конопли? Представляю жителей поселка и местную милицию, дружно хихикающих под воздействием травки!
Да уж, устроили драконы похохотать…
По этому поводу господин Дроггсон ко мне уже приходил. В дело не взял, однако несколько раз консультировался.
Впрочем, особой надобности в моем присутствии на следствии не было. Как ни странно, права потерпевшего и его участие в деле весьма ограничены по сравнению с подозреваемым или обвиняемым. Интересы потерпевшего должны защищать следователь и работники прокуратуры, а потерпевшему остается ожидать вызова в заседание.
Теперь он желал подать иск о возмещении вреда (что обязательно сделать до начала рассмотрения дела судом), причиненного уничтоженными посевами и моральными страданиями по этому поводу.
Я отобрала необходимые для иска документы и написала список недостающего (всегда надежнее давать клиентам письменные инструкции).
– И я думаю, без вас в суде мне не обойтись, – признался он и, помявшись, опасливо уточнил, сколько это будет стоить.
Сойдясь в финансовых вопросах, мы подписали договор.
– Я завтра же ознакомлюсь с материалами дела, – пообещала я, записывая данные клиента и фамилию судьи.
В мне последнее время мне определенно везет на Вилийский районный суд. Правда, на этот раз некий судья Васильков. Стоп, знакомая фамилия…
Я торопливо открыла рабочий справочник и разыскала список судей. Так и есть! Этого только не хватало – предмет моей безответной школьной любви. После школы мы не виделись, хотя он тоже поступил на юридический факультет, но в другом ВУЗе.
Столь стремительная карьера также неудивительна: его папа занимал приличную должность в областной прокуратуре, а мама работала судьей апелляционного суда.
Надеюсь, что за давностью лет подробности нашего знакомства выветрились из головы многоуважаемого судьи. К тому же до меня доходили слухи, что он давно остепенился и благополучно женат. Слава богам, что в школе у меня хватило ума не бросаться на него с признаниями!
Ладно, прорвемся…
Долгие часы до конца рабочего дня тянулись, как расплавленная карамель.
Когда на душе тоскливо, все валится из рук. Размолвка с Шемиттом неожиданно больно меня задела, даже размышления о работе не помогали.
Хотелось забраться под одеяло и ни о чем не думать…
Вернувшись домой, я воплотила в жизнь это желание: отключила телефоны, велела Нату не открывать дверь и забралась в постель.
Тишина укутывала ватой смятенные мысли, аромат свежих лавандовых саше навевал сон, плотные шторы на окнах ограждали меня от всего мира…
Зато наутро тревоги поблекли, словно выцвели под холодным светом луны.
Я очень люблю изречение: «Боги, дайте мне спокойствие принять то, чего я не могу изменить; мужество изменить то, что я могу изменить; и мудрость отличить одно от другого» [47].
Изменить Шемитта невозможно, не стоит и пытаться. Согласиться с его предложением тоже нельзя. Так что мы или сумеем договориться, или расстанемся.
Я торопливо глотала еду, дуя на горячие куски. Аппетит разыгрался не на шутку, а встревоженный Нат всегда пытается улучшить мне настроение, подсовывая лакомые кусочки.
Вновь включенный телефон разразился потоком сообщений о пропущенных звонках. Кто только не пытался со мной связаться! Кроме Шемитта…
Неужели он больше не хочет меня видеть изза отказа подчиниться нелепым требованиям бросить работу? Я ведь не ручное животное, чтобы выполнять трюки по команде! Почувствовав, что начинаю злиться, я залпом допила кофе и принялась собираться на работу…
В Вилийском суде мне не повезло – судьи на месте не оказалось, а без его разрешения знакомиться с делом не положено. Пришлось упрашивать помощника…
Мое удостоверение члена коллегии адвокатов служило залогом сохранности материалов, которые я листала, пристроившись на краешке стола.
Выяснились некоторые весьма любопытные факты…
Сделав необходимые записи, я вернула дело помощнику судьи и отправилась восвояси.
Остаток дня я провела в другом процессе. Банальное дело о взыскании алиментов на содержание несовершеннолетнего ребенка и на содержание супруги превратилось в многочасовой фарс стараниями адвоката противоположной стороны. Сначала прозвучало заявление, что ответчик не является отцом ребенка, затем россказни об аморальном образе жизни моей клиентки, которая якобы намерена тратить алименты на любовников. В общем, цирк.
Дело мы выиграли, однако вымоталась я до предела.
Чтото последнее время навалилась усталость, а ведь только едва перевалило за середину осени! Хмурое небо и лужи под ногами не способствуют бодрости духа. И вообще, все болезни от нервов…
По закону подлости выспаться не удалось – институтские подружки вытащили меня на веселые посиделки. На утро организм устроил бойкот, напоминая, что мне уже давно не пятнадцать и нескольких часов сна явно недостаточно.
– На вот, выпей! – Нат сунул мне кружку с какойто подозрительной жидкостью.
Я понюхала и брезгливо скривилась от шибанувшего в нос запаха уксуса и огурцов.
– Нет уж, спасибо! – и отодвинула от себя эту гадость подальше.
Грустные мысли больше меня не донимали. Видимо, их смыло вином и вытрясло танцами до упада. Несмотря на мой помятый внешний вид и сонливость, на душе вновь стало легко. Жизнь хороша, не так ли?
Наложив тени, тушь и помаду, я скептически изучила собственное отражение в зеркале и добавила на щеки розовых румян, чтобы не напоминать свежий труп. (Откровенно говоря, от положенных институтской программой экскурсий в морг я увильнула, поэтому о данном вопросе имела чисто теоретическое представление. Но помоему труп должен иметь именно такой цвет лица.)
Голубой плащ под цвет глаз, туфли на неизменно высоких каблуках, немножко свежих, чуть солоноватых духов, – и я готова к выходу.
Весь день пришлось потратить на следственные действия, а часть вечера – на общее собрание адвокатов консультации (к слову, весьма утомительное мероприятие).
В результате домой я добралась поздно, мечтая только о нежных объятиях перины.
Дверь открыл недовольный Нат.
– Там в гостиной тебя ждет дракон! – хмуро известил он, вешая на «плечики» мой плащ.
Я только кивнула.
«Шемитт приехал», – мелькнула мысль, и я чуть не бегом бросилась в комнату.
Но вместо него обнаружился Шегирр, который при моем появлении встал и чрезвычайно вежливо поклонился.
– Извините, я вернусь через минутку! – буркнула я и бросилась на кухню.
– Я зря его впустил, да? – Нат виновато посмотрел на меня полными слез глазами (хотя возможно, в этом повинна горка репчатого лука на разделочной доске). – Но он принес записку от этого твоего…
Нат избегал называть Шемитта по имени, тем самым подчеркивая свое отношение к нему.
– Зря, – вздохнула я. – Надеюсь, он ненадолго. Подай нам кофе и какиенибудь закуски, ладно? Я голодна, как дракон!
И даже не улыбнулась нелепости метафоры. Откровенно говоря, приятельские отношения с Шегирром у меня почемуто не складывались, хотя он не сделал мне ничего плохого, напротив, даже участвовал в спасении Тони. Хоть убей, не пойму, зачем он приехал!
Вернувшись в гостиную, я удобно устроилась в кресле, надеясь, что меня тут же не сморит сон.
– Итак, слушаю вас. Что вы хотели?
– Я привез вам письмо от Шемитта, – пояснил он. Непринужденно потянулся, сцепив руки на затылке, зевнул и извинился: – Простите, я совсем вымотался. Вот, прочтите…
Он протянул мне конверт с вложенным листком.
«Анне Орловой, адвокату» – гласила написанная каллиграфическим подчерком надпись.
Сердце оборвалось: на секунду мне показалось, что Шемитт станет обращаться ко мне на «вы», что означало бы окончательный разрыв.
Однако вместо этого прочла милое письмецо. Разумеется, он не извинялся, но намекал на недопонимание и свое искреннее желание сделать как лучше…