Страница 24 из 74
Я тяжело вздохнула (представляю, что она там насочиняла!), но кротко поинтересовалась датой заседания.
– Так завтра! – Радостно сообщила она.
Разумеется, ей и в голову не пришло, что адвокату тоже нужно время на подготовку! Теперь даже ознакомиться с делом невозможно – оно уже на ознакомлении у судьидокладчика. По закону подлости, на этот же день у меня уже было назначено заседание «по назначению». Хорошо, хоть на два часа раньше, но все равно придется потом сломя голову мчаться в областной суд.
Однако отказываться от заработка глупо, так что я согласилась…
Сигурдский районный суд, как всегда, жил собственной жизнью. День рождения председателя суда диктовал свои правила: нарядные секретари, шушуканье по углам, витающий вокруг аромат коньяка. И жмущиеся друг к другу посетители в коридоре, на которых никто не обращал внимания. Хорошо, что работникам суда платят не по фактической выработке, потому что работать в этот день, видимо, не хотел никто.
Я здоровалась со всеми встречными (разноцветные наряды в этих унылых стенах производили впечатление стайки бабочек, невесть каким ветром сюда занесенных), когда ко мне подошла пожилая женщина и робко тронула за рукав.
– Госпожа, а можно мне… сына покормить? – тихо и жалобно сказала она, теребя ручку хозяйственной сумки. – И вещи ему коекакие передать…
Я невольно передернула плечами, чувствуя себя неловко под этим умоляющим взглядом. Официально все продукты и прочие нужные предметы подают через пункт приема при следственном изоляторе, вот только прием там отнюдь не каждый день, очередь еще с вечера, а потом из передачи половину еще «позаимствуют» по дороге. Немудрено, что многие родственники норовят сделать это втихомолку в суде.
– Боюсь, это вопрос не ко мне, – по возможности мягко объяснила я. – Подойдите к главному конвоя. Думаю, он разрешит.
Разумеется, при этом с нее возьмут небольшую мзду, но тут уж ничего не поделаешь.
– Спасибо, – прошептала она и пошаркала в зал.
Охранник некоторое время ей чтото втолковывал, наконец отступил в сторонку, и она прошмыгнула мимо – кормить кровиночку. Воистину, материнская любовь не знает границ и условий. Каким бы беспутным не было дитя, мать все равно простит все и будет тратить последние копейки пенсии на передачи…
А я направилась в кабинет судьи, где как раз разыгралась любопытная сцена.
– Юлия, прекратите чудить! Нужно взять заявления, что они согласны на рассмотрение дела судьей единолично и с участием назначенных защитников. – Сердился судья, нависая над столом секретаря. – Что, я в процессе должен на это время тратить?
– Я к нему не пойду! – тихо, но твердо возразила она. – Этот Ивашов ко мне пристает!
Судья смерил взглядом ее тоненькую фигурку и вздохнул. Ничего удивительного в том, что подсудимый, уже год просидевший под стражей, так сказать, воспылал страстью, но секретарь была настроена решительно.
Разумеется, ничего такого он не сделает – благо, сидит за решеткой в самом прямом смысле. Но малоприятно являться объектом столь… страстных чувств.
– Давайте я возьму у них заявления, – предложила я. – Мне все равно нужно с ним еще пообщаться.
– Ой, спасибо! – Обрадовалась секретарь. – Сейчас я вам бумагу дам…
В «клетке» томились два низкорослых мужичка довольно потрепанной наружности. Увидев меня вместо изящной Юлии, они не обрадовались, но возникать не стали.
Вскоре я вручила довольной Юлии нужные бумаги, и мы приступили к слушанию (судья явно старался отделаться от дела поскорее и наконец выпить с именинником).
Обвинение не отличалось оригинальностью.
Два товарища начали квасить еще с утра, да так увлеклись, что никак не могли остановиться. В конце концов деньги закончились, а жажда нет. Недолго думая, они вооружились пистолетамизажигалками и отправились на заработки… Доблестная продавщица отвлекла их разговорами, а кассирша тем временем нажала заветную кнопку вызова охраны. Друзей повязали, от щедрот добавили им десятка три краж и передали дело в суд.
На предварительном следствии они валили все друг на друга, а теперь согласовали показания и доказывают, что кассир и продавец просто не поняли шутку.
Разумеется, к этому утверждению судья относится весьма скептически, а я чувствовала себя дурой, настаивая на этой версии. Но адвокат не вправе отрицать позицию подзащитного.
Как уже говорилось, заодно им вменялось несколько десятков краж, притом милиция определенно потеряла совесть, повесив на бедолаг всех собак (в смысле, нераскрытые дела). К примеру, подсудимые якобы совершили за один день десять краж в разных частях Альвхейма.
– Да что я, бешеная белка, что ли? – возмутился подсудимый, вцепившись в прутья. – Чтобы так скакать по всему городу!
Зал на мгновение замер, потом грянул хохотом.
Надо сказать, невысокий рыжик с выступающими вперед зубами действительно очень напоминал этого зверька.
Иногда остается только жалеть, что место адвоката – спиной к подзащитному, так что обзор оставляет желать лучшего. Это в фильмах все мило и культурно, а в действительности скамья подсудимых – это клетка, сваренная из толстенной арматуры. Очень напоминает кроличий садок, разве что без сена на полу. Своеобразное сладковатогнилостное амбре от подсудимых усиливало сходство.
Прокурор давился смехом, судья кусал губы, а свидетели самозабвенно хохотали.
Остальных допрашивали с не меньшим весельем, нередко ставя свидетелей в тупик вопросами типа «а какого цвета трусы были на мне в тот день»?
А я тихонько забавлялась, лишь изредка вставляя реплики. Театр двух актеров, ничего не скажешь! С годами практики начинаешь видеть характерные роли: вот негодяй, вот жулик, вот жертва… Несколько сужает восприятие, но все же суд действительно нередко напоминает постановку, где участвуют как профессиональные актеры (судья, прокурор, секретарь, адвокат), так и любители. Впрочем, подсудимым тоже нередко не занимать опыта – чаще всего они попадают сюда не один раз. «Украл – выпил – в тюрьму» [29], – вполне обычная практика, разве что «выпил» нередко заменяется на «укололся». Романтика!
Нередко свидетели всячески увиливают от явки, приходится доставлять их приводом, но на этот раз милиция расстаралась: пришли абсолютно все.
В прениях подсудимые толкнули гневные речи, а все остальные снова тихо хихикали. А я отделалась несколькими фразами в духе: «Поскольку мой подзащитный вину не признает, полагаю, что материалами дела его вина не доказана, и прошу вынести оправдательный приговор». В переводе на нормальный язык примерно: «Я не дура, просто не могу ему противоречить!», поскольку ровно никаких подтверждений версии подзащитных в деле не нашлось.
Судья покосился на меня с понимаем и отправился в совещательную комнату…
Сцена: все стоят, почтительно внимая судье, который скороговоркой читает с бумажки малопонятные для непосвященных фразы. Для большинства присутствующих нагромождение канцеляризмов было все равно, что иностранный язык.
Подсудимые припали к решетке, как к материнской груди.
«…путем поглощения менее строгого наказания более строгим назначить окончательное наказание в виде пяти лет лишения свободы», – монотонно зачитывал судья.
У нас не принято целиком суммировать сроки по разным статьям, плюсуется только частично. Так что нелепых приговоров вроде двухсот лет лишения свободы не будет в любом случае. Кстати, именно поэтому некоторые соглашаются взять на себя, к примеру, дополнительные кражи – ведь срок одинаков хоть за три кражи, хоть за тридцать три.
Ничего не скажешь, пятачок лет за пучок дел.
Судья дочитал приговор, окинул суровым взглядом притихших свидетелей и стремительно вышел.
Можно вздохнуть с облегчением и поставить галочку о выполнении очередного дела.
– Госпожа Анна! – окликнул подзащитный.
– Да? – спросила я, тщательно скрывая недовольство. Симпатии он не вызывал, а свои обязанности я уже выполнила сполна.
– Я хочу писать апелляцию! – выпалил он. – Это несправедливо! Я буду жаловаться!