Страница 9 из 11
- Спроси, - говорю, - у нее, на какой предмет эта собачка?
Проводник поговорил с гражданкой на иностранных языках и отвечает:
- Собачка эта особенная, везет ее гражданка в подарок австрийскому министру иностранных дел, и заплатила она за собачку в Японии 1000 рублей золотом.
- А спроси, - говорю, - на какого черта министру иностранных дел такая дорогая собака? Он отвечает:
- Оказывается, у австрийского министра есть одна японская собачка-мужчина, а, оказывается, везет она ему собачку-даму.
- Ага, - говорю.
И стал подсчитывать, во что же обошлась невеста-собачка. Тысяча рублей золотом в Японии да билет первого международного класса от Читы до Москвы 187 р. 34 к. Да еще дальше билеты. Кроме того, что собачка кушает? Оказывается: кормят ее на первое - бульон из птицы, на второе - маниэл каше, а на третье блюдо - заграничный шоколад.
- Почему, - говорю, - заграничный?
Оказывается, собачка заявила, что русского шоколада она жрать не будет! Заинтересовала меня собачка чрезвычайно. Одеяло у нее шелковое, подушка шелковая и, кроме того, есть платьица - несколько штук - и тоже все шелковые.
- А сапог она, - спрашиваю, - не носит?
- Не, - говорит проводник после иностранного языка, - оказывается, ходит босая.
- А если она, - говорю, - простудится по грязи?
А проводник мне отвечает:
- Глупый ты человек, разве она будет по грязи ходить? Она в автомобиле ездит.
- Как, - говорю, - маленький автомобиль собачий?
- Да нет, - говорит, - в обыкновенном автомобиле. Хозяйка ее на руках возит.
Ну, тут я все узнал, поблагодарил проводника. Говорю: "До свидания". Собачка - никакого на меня внимания.
А проводник говорит: "Она пролетариев не любит".
x x x
Пожалуйста, товарищ редактор, напечатайте мой правдивый рассказ про министерскую собаку, чтоб его прочитали все рабочие на нашем транспорте.
Железнодорожник.
Письмо железнодорожника списал,
ничего не изменяя,
Михаил Булгаков
"Гудок", 4 декабря 1924г.
ЖЕЛАННЫЙ ПЛАТИЛО
Американский какаду
Поет на ходу.
Научное сообщение
На рассвете в тумане Мурманска против казарм 435-й версты провыл паровозный свисток. И тотчас в жилище железнодорожника началось смятение. Железнодорожник выскочил из теплой постели и, топоча тапками в пол, завыл, как бесноватый:
- Где подштанники?! Марья, где подштанники?.. Ой, жалованье, Марья... Подштанники... Уедут!!
- С нами крестная сила! - вопила Марья, прыгая по избе.
В люльке заревел ребенок.
- Зажигай свет! - стонал железнодорожник. - Ой, Марьюшка, зажигай, сквозь землю подштанники провалились!!
- Вот они, вот они, ох, окаянный. За лавку завалились. Ой, батюшки, свистит... Кормилец, ты хоть штаны надень! Штаны надень, простудишься.
- Свистит! - орал, как одержимый, железнодорожник, натягивая полосатые кальсоны. - Свистит, проклятый, ой, скорей!!
- Штаны...
- К чертовой матери...
Дверь визгнула, и железнодорожник провалился. Двести саженей он летел в осеннем тумане и поспел. Платежный поезд стоял против казармы и завывал...
- Что же ты, брат, в таком виде растерзанном? - благодушно спросил его плательщик. - Что же ты в голобрысом виде бродишь?
- Га-га-га! Га-га-га! - дышал железнодорожник, как пес на жаре. - Не до ви..., не до виду мне... Жало... га-га-га... жало... Жалованье давай скорей...
- Да, надо поспешать, и то, сейчас тронемся, - ответил артельщик. И начал считать. - Держи червь... пятнадцать, шестнадцать...
- Ах ты, елки-палки! - воскликнул железнодорожник в ужасе. - Тронулись, черти!
- Ну, ладно, до 441-й версты доедешь, - успокоил его артельщик, - а там слезешь.
- Слезешь! - передразнил железнодорожник. - Тебе хорошо говорить, а на чем я обратно поеду?
- Ну, променаж сделаешь, - успокоил плательщик, - хотя, верно, в таком легком декольте холодно.
На 441-й версте железнодорожник зажал в кулаке бумажки, выкинулся из поезда и дернул обратно на 435-ю версту.
Прилетев домой, обрушился на лавку и запел:
- Палец приморозил, ах ты, чтоб тебя, возьми и с жалованьем. Марья, давай чаю!
- Штаны-то надень...
- Постой. Не до штанов. Семнадцать, восемнадцать... сорок копеек. Постой, постой... Касса взаимопомощи... Чтоб тебя разорвало! Ошибся! Не хватает! Вот горе-то, ей-богу!
Ровно через полмесяца железнодорожник заявил своей жене:
- Марья, штаны возле меня на лавку клади, как свисток услышишь, буди. Убью, если не разбудишь, на месте.
Спали тревожно, но никакого свистка не было. Платежный поезд прошел без свистка к 441-й версте.
Железнодорожник стоял у окошка и, тыча в него кулаком, ругал по матери и платежный поезд, и плательщика, и того, кто его послал, и туман, и 435-ю версту.
Заявил жене:
- Ну, он у меня обратно поедет, поймаю, он мне заплатит!
Ждал до 23 числа. Пять дней. И через 5 дней прошел обратно платежный поезд без малейшего свистка и остановки. Железнодорожник побагровел, взял огрызок карандаша и написал письмо в "Гудок".
"Важно, благородно промелькнул наш желанный платило со скорым поездом. Остается смотреть вдаль, раскинув свои глазные пупыри на плоскогорье небесного свода, и ждать бесконечного предания самих себя обалдению.
Заступись за нас!"
"Гудок", 10 декабря 1924г.
РЕВИЗИЯ
(из рабкоровских сцен с натуры)
Дверь станционного помещения скрылась и впустила ревизора, а за ревизором ввалилось бледное станционное население.
Ревизор, впрочем, произвел не страшное, а скорее приятное впечатление. Он был гладенько выбрит, почему-то пахнул резедой, руки его были сложены на животике, и животик этот колыхался, а левая ножка прихрамывала, как простреленная. Кроме того, он смеялся оригинальным образом - с треском и звоном, как будто внутри у него помещался музыкальный ящик.
- Только в управлении Западных таких и делают! - восторженно шепнул один конторщик другому.
Начал ревизию ревизор с того, что выпустил свою музыку:
- Хе-хе-хе, - а затем заиграл дальше: - А у вас здесь очень мило... Столики, окошечки, бумажки... Э-э-э... это что такое?
- Конторские книги, - отрапортовал начальник станции.
- Очень, очень красивые. Тяжелые какие. А-а... э... это что такое? Рядом с книгами? Черненькое... кругленькое?
- Чернильница, - отрапортовал начальник станции.
- Помилуйте, какая же чернильница! Что вы, мой дорогой!.. Которая с бантом?
- Это конторщица, - удивленно ответил начальник станции.
- Очень, очень мила.
Тут ревизор насадил на нос пенсне и через все помещение проследовал непосредственно к конторщице. Левая ножка его при этом запрыгала, как на пружине.
- Драсте, товарищ!
- Здравствуйте, - ответила конторщица, почему-то густо краснея.
- Трудитесь все? Очень, очень хорошо. Пишете?
- Пишу, - ответила конторщица замогильным голосом.
- Что же вы пишете, милая? - спросил ревизор и изогнулся у стола.
- Все, что ни прикажут, - ответила конторщица почтительно.
- Э-э-э... Да вы послушная, как я вижу. Это хорошо! А это что такое?
- Кавычки, - ответила конторщица.
- Какая прелесть! Никогда не видал таких красивых кавычек. Только такой ручной и можно вывести такие прелестные кавычки. Чья это ручка, позвольте узнать?
- Казенная, - ответила конторщица, а потом добавила, еще гуще краснея: - А это моя собственная. Не трогайте.
- Очень, очень милая ручка. Такой бы ручке да маникюрчик, а она кавычки тут всякие пишет! И глазки. Ваше как имя, товарищ конторщица?
- Анна, - ответила конторщица.
- Анютины глазки, стало быть! Хе-хе... Ги-ги!
- Ги-ги?! - очень удивленно отозвались станционные.
- Ну, хорошо, не буду вам мешать. Я вижу, что у вас все в порядке. Тетради... Книги... Очень, очень мило. Ну-с, итак, всего лучшего. Оревуар!