Страница 5 из 9
Ленка наша, секретарша, уродливая стриженая зануда, как-то проболталась (она жутко напилась с полбокала шампанского, когда отмечали старческий праздник Восьмое марта), что все Барынины мужики были полное говно, а второй муж вообще. Что-то там такое ужасное у них произошло, дура Ленка только закатывала свои маленькие глазки и тяжело вздыхала, как Дарт Вейдер из «Звездных войн». Когда он уже в маске красовался. А потом побежала в туалет тошнить, это я снова про Ленку, дорогой молескин, не подумай чего лишнего.
— Опять ешь?
— Ну, допустим, ем.
— Скоро в дверь не пролезешь. Никогда не видел, чтобы девушки столько ели. Это аномалия какая-то.
— Тебе супа жалко? Жадина-говядина, соленый огурец.
— Что за вздор. Разумеется, мне не жаль супа. Тем более что завтра Петровна его вылила бы в унитаз. Он съедобен только свежесваренный, знаешь ли.
— А мне нравится.
— Не сомневаюсь. Удивительно прожорливое существо. У пэ эс.
— Я в бабушку.
— В бабушку из Похвистнево?
— Какого еще Похвистнево? Да мне похвистнево на ваше Похвистнево.
— А откуда? Господи.
— Из Сызрани.
— А, извини, пожалуйста, ты, должно быть, страшно оскорблена моей ошибкой.
— Можно я поем?
— Господи… Голодающее Поволжье…
— Очень ты сейчас остроумно сказал.
— «Очень ты сейчас остроумно сказААл…».
— Дразнится еще!
— Ты оригинально разговариваешь. Повышаешь тон к концу фразы. Как будто бы каждый раз задаешь вопрос. Такой милый акцент. Чисто сызранский? Че эс?
Прости, дорогой молескин, я ведь хотела про знакомство с Любимым, а застряла на блюющей Ленке и еще этот «чисто сызранский» приблудился. Че эс. Пока я добиралась до офиса, я еще прихватывала сколько-то там минут сна стоя в метро и в результате выглядела дико: заспанное лицо в каких-то вмятинах и глаза-бойницы. В тот день у меня еще промокли ноги, разболелось горло, я пыталась постоянно откашляться — и бесполезно. Так вот, плелась и мечтала о горячем чае и сухих носках, но никак не о встрече с Любимым, а он взял и встретился. Сидел буквально на моем рабочем месте незнакомый мужчинка и пил горячий чай из моей чашки. Я, конечно, как три медведя: кто спал на моей кровати и сломал ее? «Это моя чашка», — сказала я хрипло. «Пожалуйста», — он нисколько не спорил, встал, протянул мне чашку к губам, немного наклонил, и я глотнула чаю, крепкого, горячего и с лимоном. А Любимый (ну, впоследствии Любимый) засмеялся, подергал меня за прядь грязноватых волос и написал на квадратном листке от блока с корпоративной символикой свое имя и телефон.
Потом он куда-то делся. Примчала Барыня, а до того времени она наверняка визжала в компьютерном центре, у дизайнеров, потому что четверг такой особенный день, когда выгоняют пленки, никто ничего не успевает, и Барыня визжит. Понимаю, дорогой молескин, тебе про пленки совсем неинтересно, ха, вот и мне тоже. Я допивала чай, говорила сама себе: таких светлых глаз не бывает, таких светлых глаз не бывает.
Мимо пронеслась Ленка со стеклянной пепельницей в руках, потом с той же пепельницей, полной варенья. Барыня пьет кофе и ест варенье из клубники, это всем известно.
— Что это с тобой была за Ксюша, откуда ты берешь этих ужасных девочек?
— Ксюха классная, ты что!
— А главное, очень умная. Она уверена, что Косово — это район Москвы.
— А что, разве не так? У тебя телефон звонит, кстати.
— Я слышу.
— А почему не отвечаешь?
— Не твое дело, любовь моя. Я отвечаю. Алло. Привет. Сплю уже, да. Ничего страшного. Да. И тебе — спокойной ночи. Эс эн!
ж., 45 л.
Мобильные телефоны — огромное зло. Знать, что я могу позвонить Ему в любой момент, это невыносимо. Меня бы более порадовали объективные препятствия. Я бы успокоилась и занялась делом, просмотрела бухгалтерский отчет или прочитала, наконец, новый договор с арендодателем. Сейчас я снова наберу Его номер, и снова Он будет недоступен, а так даже лучше, потому что сказать мне нечего.
— То есть ты против отношений типа свинг?
— Разумеется, против. Это вообще не отношения.
— А что?
— Дерьмо это.
— А вот твои же друзья Шухтины так не считают.
— Кто? Шухтины? Да они думают, что свинг — это настольная игра. Типа домино. Поэтому так и не считают… Скажешь тоже, мои друзья Шухтины. Ты еще скажи, что Александра Пахмутова предпочитает свинг.
— При чем тут Александра Пахмутова?
— Ни при чем. Просто ее целую вечность поздравляют с днем рождения. По-моему, уже полгода. И Шухтины тут тоже. Ни при чем.
— А вот и нет. Твои друзья Шухтины вступили в клуб «Восемь цветов радуги», и уверяю тебя, вовсе не забивают там «козла».
— Не понимаю, откуда у тебя такая информация.
— Откуда-откуда… В прошлую пятницу за вашим любимым преферансом сама Сонька и рассказывала.
— Не слышала.
— А ты прыгала вокруг со своими сырными палочками или чесночными гренками.
— Ну, как всегда, собственно…
— Не расстраивайся.
— Абсолютно не расстраиваюсь. Сонька признавалась, что у нее ни разу в жизни не было оргазма.
— А теперь у нее есть оргазм.
— Каскадный.
— Не исключено.
— А ты вообще это все к чему?
— Ннну же, дорогая!.. Ты уже поняла.
— Нет.
Я с готовностью иду на сексуальные эксперименты, и мне ли удивляться, я и не удивляюсь. Просто если я увижу Его с другой женщиной, в ее объятиях, губы к губам, она кладет свои руки ему на шею, переплетая пальцы, медленно сползает вниз, скользит языком по левому плечу, захватывает ртом сосок-пустышку, отправляется дальше, пальцы расплетаются, руки оставляют шею, чтобы нежно погладить эрегированный… Он не закрывает глаза, смотрит. Я не закрываю глаза, смотрю. Мне что-то мешает закрыть глаза. Может быть, ее светлые волосы попали, когда я намотала их на запястье, рванув вперед и вверх, вырывая с корнем, отплевывая с отвращением.
— Может быть, нам съездить отдохнуть куда-нибудь?
— Куда?
— Туда, где тепло.
— Как ты банальна…
— Я люблю, когда тепло. Солнце. Море. Можно океан.
— В пляжном туризме меня вообще ничего не привлекает. Это вечное тупление в шезлонгах и барах!.. Дискотеки для престарелых под зажигательные когда-то ритмы!..
— А ты как бы предпочел отдохнуть?
— Не знаю. Однозначно не на море. Горнолыжный курорт? Этнографическая экспедиция в село Шушенское? Паломничество в Непал? Неверной дорогой Федора Конюхова через Тихий океан в байдарке?
— У нас с тобой любой разговор заканчивается ссорой. Мне это не нравится.
— Мне тоже.
Набираю номер подруги Эвы, бывшей эстонки. Эва единственная, кто хоть как-то в курсе моей ущербной личной жизни, начиная с девятого класса средней школы, когда я в промерзшем трамвае познакомилась с очень симпатичным парнем в летной форме, а на следующей неделе встретила его в своем дворе. Он пришел к товарищу, оказавшемуся моим соседом по подъезду, «это судьба» — сказал он и представился чинно: Дима. Разумеется, судьба, а что же это может быть еще, и мы колобродили с Димочкой четыре долгих года, потом совершенно неожиданно для всех поженились, страннейший поступок, если разобраться.
Дима органически не был способен произнести подряд более трех слов правды, если такое делать все же приходилось, он хирел и заболевал. Жизнь его состояла из мозаики вымышленных событий, воображаемых людей и сложного взаимодействия с ними, а неприлично реальная я плохо вписывалась во все это роскошество. Развелись мы с Димочкой очень скоро, ну просто через крайне малое время после того, как переехали в квартиру, якобы купленную им на деньги Министерства обороны. Он же, по приказу этого самого Министерства, полетел как бы совершать полеты в режиме большой секретности, в предгорьях Кавказа.