Серебряная заря

Лоренцо поджал губы, но ничего не сказал. Она сделала глубокий вдох. Теперь ей бояться было нечего.

— Мне всегда было трудно доверять мужчинам, а после того, как я узнала о двойной жизни своего отца, тем более. Вход в мое сердце был запрещен.

— Иногда, — тихо сказал Лоренцо, — это к лучшему.

— Я была уверена, что ты именно так и скажешь. Мы одинаково думаем. — Она грустно засмеялась. — И это один из вопросов, по которому наше мнение совпадает. — Она протянула руку: — Давай сюда чек.

Лоренцо медленно извлек конверт из нагрудного кармана.

— Что ты будешь с этим делать? — спросил он. — Снова постригать лужайки или чинить нагреватель?

— Я уже справилась с этим, — ровным голосом сказала Эллери. — Я продала «роллс-ройс».

— Продала «Серебряную зарю»?..

— Да. — Эллери пересекла кухню и взяла конверт, не дотронувшись до руки Лоренцо, и сунула конверт в карман своей рубашки. — Эти деньги пойдут на благотворительность.

Лоренцо застыл с открытым ртом:

— Что?!

— Я продаю Мэддок-Манор, — сказала она. — Время пришло.

— Но это твой дом…

— Такой же дом, как твое пустое палаццо? — Эллери покачала головой. — Я так не считаю. — Она помолчала. — Говорят, что твой дом там, где твое сердце, — тихо сказала она, — а оно не здесь.

Лоренцо уловил двойной смысл этих слов, потому что кивнул в знак согласия.

— До свидания, Эллери, — сказал он, повернулся и вышел из кухни.

Оставшись одна, Эллери поняла, что это был поворотный момент. Они расстались. И оба по-прежнему как были одиноки, так ими и останутся.

Глава 13

Снегопад усилился, когда Эллери вышла из школы. Пушистые белые снежинки сверкали под лондонскими уличными фонарями на оживленной улице. Люди торопились с работы, пряча лица от снега.

Ей повезло, что она нашла работу так быстро. Одна из преподавательниц литературы ушла в декретный отпуск, и в школе обрадовались тому, что нашлась квалифицированная учительница, согласившаяся поработать несколько месяцев. Эллери ничего не имела против того, что работа была временной.

За месяц, проведенный в городе, она так и не привыкла к его шуму и толпам на улицах. Она с удовольствием снова встречалась с друзьями и регулярно обедала с Лил. И в то же время скучала по мирной уединенной жизни в Мэддок-Маноре.

Эллери остановилась перед газетной стойкой. Хозяин снова поспешно убирал газеты и журналы в свою крошечную лавку, чтобы те не намокли. Обложка одного из гламурных журналов привлекла ее внимание — яркое пятно на фоне тусклой серости было более чем знакомо ей. Она протянула руку. Это был толстый журнал мод, на который она никогда раньше не обращала внимания.

«Восхитительные модели одежды де Люки!» — так было набрано на обложке. На снимке модель в великолепном платье цвета фуксии стояла, небрежно прислонившись к камину в гостиной Мэддок-Манора.

— Вы собираетесь платить, мисс? — спросил торговец с ноткой нетерпения в голосе.

Эллери заколебалась, потом улыбнулась и положила журнал на место.

— Нет, — сказала она. — Спасибо, тем не менее. — И отошла.

Снегопад усилился, засыпая траву. Возможно, Рождество будет снежным и белым. До него оставалось всего несколько дней. Она проведет его с друзьями, а на второй день — день рождественских подарков — поедет в Корнуолл. После чего возвратится обратно в Суффолк — посмотреть, как там идет реставрация. Эллери не терпелось увидеть Мэддок-Манор в надлежащем состоянии.

Перед многоквартирным, немного запущенным домом, в котором Эллери временно снимала квартиру, она остановилась, ища ключи. Лампочка над дверью перегорела несколько недель назад, но никто так и не удосужился ее заменить, так что перед входом было темно.

Откуда-то из темноты послышался голос, до боли знакомый, который заставил Эллери замереть. Ее сердце отчаянно забилось, а руки, все еще искавшие ключ, задрожали.

— Милые туфельки.

Сжимая ключ в руке, она опустила взгляд на свои сапоги. Она благоразумно сменила туфли, в которых ходила в школе, на эти сапоги, выходя на улицу в метель.

Эллери подняла голову, вглядываясь в темноту. Не может быть, чтобы это был…

— Это сапоги, — сказала она.

— Мне кажется, я влюбился в тебя, когда ты была в резиновых сапогах, — сказал Лоренцо и вышел из темноты.

Казалось, он был все таким же. Те же кудрявые волосы и сверкающие глаза, но что-то изменилось.

«Я влюбился в тебя…»

— Ты не влюбился, — тихо произнесла она.

— Не влюбился? — переспросил Лоренцо. Он стоял, глубоко засунув руки в карманы пальто, и снежинки падали на его темные волосы. — Я пытался убедить себя в том, что не влюбился. Я меньше всего хотел влюбиться в кого-то.

У Эллери перехватило дыхание. Забрезжившая надежда внушала страх.

— Зачем ты пришел сюда, Лоренцо?

— Мне казалось, что это очевидно. Я пришел сказать, что сожалею.

Почувствовав разочарование, она слегка кивнула:

— Прекрасно. Ты сказал это.

— О, но я должен сказать гораздо больше, чем это.

— Не дразни меня, — прошептала она.

— Поверь, Эллери, — тихо сказал Лоренцо. — Я не дразню.

Не в силах говорить, она только кивнула. Отперла дверь и повела Лоренцо по тускло освещенной узкой лестнице на второй этаж.

— Квартирка не ахти какая, — сказала она, открывая дверь и включая свет. — Отчасти меблированная, но, по крайней мере, отопление работает.

— Уж точно, — пробормотал Лоренцо.

Он выглядел нелепо в этой крошечной гостиной с ее жесткой уродливой софой и поцарапанным кофейным столиком.

Эллери скинула пальто и сапоги и бросила сумочку на стол. Эти действия помогли ей скрыть смущение.

— Хочешь чего-нибудь? — наконец спросила она. — Чай или кофе?

— Не думаю, что то, что я должен сказать, займет так много времени, — произнес Лоренцо через минуту, и у Эллери бешено забилось сердце.

— Ну как хочешь, — неуверенно отозвалась она, стоя в одних чулках.

— Эллери, я люблю тебя! — Лоренцо взглянул ей прямо в глаза, открыто и честно и до боли трогательно. — Я люблю тебя так сильно, что последние несколько месяцев жил словно в аду. Я пытался с этим бороться, видит бог. Я боролся с того момента, как впервые увидел тебя.

Эллери беззвучно открыла рот. У нее голова шла кругом.

— Ты меня поняла, — сказал он, слегка улыбнувшись. — И я боялся. Боялся очень долго.

— Спасибо за то, что сказал мне, — прошептала Эллери.

— Я знаю, в какой момент решил не подпускать к себе никого, — продолжал Лоренцо. — Мне было четырнадцать, когда моя мать наконец сказала мне, кто мой отец. Я поехал, чтобы увидеть его — в палаццо, куда я тебя привозил. Я проделал такой долгий путь и постучал в дверь. — Он покачал головой, вспоминая. — Это была глупая затея, конечно. Я и не ожидал, что он откроет мне свои объятия. Я был не настолько наивен. Но я подумал… — Он помолчал. — Я подумал, что он признает меня, по крайней мере, но он не сделал этого. Ни слова, кроме: «Я не знаю тебя». Он повторил это дважды. А когда я уходил, он послал своих отморозков, которые сказали, что поколотят меня, если я снова сунусь туда. — Лоренцо вздохнул. — Ты говорила, что твоя история была банальной, а я думаю, что и моя тоже. Мы оба страдали в своих несчастливых семьях и позволили этому повлиять на нашу жизнь. Это вынудило нас защищать наши сердца. — Он сделал шаг к ней. — Но я не хочу, чтобы это разрушило мою жизнь. Не хочу больше так жить, Эллери. Мне казалось, что я убедил себя в том, что был счастлив, когда держал всех на дистанции, и думаю, что так бы и продолжал жить… если бы не встретил тебя.

Эллери почувствовала, как страх уступает место чему-то светлому и настоящему, но даже сейчас не решалась поверить в это.

— Что ты говоришь, Лоренцо?

— Я говорю, — твердо сказал он, — что сожалею о том, как относился к тебе, о том, что оттолкнул тебя из страха допустить к себе слишком близко. О том, что вел себя так, словно ты была просто моей любовницей, в то время как уже знал, что ты была любовью всей моей жизни.