Страница 14 из 31
— Знаете, у нее странный способ демонстрировать свою любовь. Во время моего отсутствия Мелинда по ночам пугала прислугу, а в ту часть дома ей вход воспрещен. Удивительно, что у нас вообще осталась в доме прислуга. Вначале я надеялся, что общество Эмиля благотворно повлияет на нее. Но теперь, лучше познакомившись с мальчиком, я не вижу от него толку, поскольку нелегко найти более послушного маменькиного сынка, чем Эмиль.
Значит, он презирает не только Мелинду, но и Эмиля, раздраженно подумала я. Уважает ли Ситон кого-нибудь вообще? Слова, произнесенные им в прошлый вечер, живо пришли мне на ум, и я испытала унижение, вспомнив, что просила его относиться ко мне не как к подчиненной. Видимо, он говорил правду, когда сказал, что никого не уважает. Я не совершу больше подобной ошибки и не буду просить за себя, за Мелинду или Эмиля. Вероятнее всего, мои просьбы о более снисходительном отношении к детям натолкнутся на глухую стену.
— Когда мне приступать к занятиям? — ледяным тоном спросила я.
Я была уверена, что он скажет: немедленно, и опешила, когда он ответил:
— Через два-три дня. По словам миссис Киннифер, доброй души, Эмиля утомила поездка. Похоже, на пароме он чувствовал себя очень плохо и должен отдохнуть несколько дней, прежде чем приступать к активным занятиям.
— И что мне пока делать? — внезапно спросила я, так как его слова застали меня врасплох.
Гарт взял ручку и откинулся на спинку кресла со скучающим выражением.
— Уверен, что вы найдете, чем занять время, если захотите. Вересковые пустоши расстилаются на целые мили. Если вы ездите верхом, мы найдем для вас подходящую лошадь.
Меня уязвило его предположение, что я езжу верхом плохо и для меня даже понадобится «подходящая» лошадь. Как бы мне хотелось ответить ему, что я люблю ветер и для меня нет лошади, с которой бы я не могла справиться. У меня были кубки за соревнования по верховой езде, так же как у меня были кубки за соревнования по плаванию. Вспомнив это свое достижение, я выпалила:
— Нет, я не езжу верхом, но я плаваю.
— И где же вы собираетесь плавать?
— Возможно, в бухте, — смущенно ответила я. — Она недалеко от дома. Уверена, это очень удобное место.
— Бесспорно, если хотите утонуть. Очевидно, вы ничего не знаете про наши корнуолльские берега, иначе не предложили бы подобной вещи.
Гарт собирался выбрать для меня самую покорную лошадь, теперь он предлагает то же самое относительно плавания.
— Но я хорошо плаваю! Я не просто любитель, у меня есть кубки по плаванию и прыжкам в воду.
Я тут же пожалела об этих словах.
— Интересно, мисс Уэстолл, — насмешливо произнес он. — И за что же вы получили свои кубки? Помню, пару лет назад молодая леди предприняла попытку переплыть Ла-Манш, правда, не могу вспомнить ее имени.
Конечно, он понимал, что я получила кубки не за Ла-Манш.
— Наверное, вы рано занялись плаванием? В школе и выиграли кубки?
Я кивнула. Да, я выиграла кубок за плавание брассом в школе и бронзовую медаль в соревнованиях по прыжкам в воду. Позднее я победила в соревнованиях в плавании кролем. У меня была целая коллекция кубков, но ни один из них не стоил его внимания.
— Я сам увлекаюсь подводным плаванием, — спокойно сказал он. — А также люблю рыбачить с гарпуном. Как-то пытался спасти корабль XVIII века с обшитым медью днищем, который сел на мель в наших водах, но даже для меня течение в бухте Треджиллис оказалось слишком сильным. Один раз меня унесло на значительное расстояние, и только по счастливой случайности мне удалось вернуться.
Его слова «даже для меня течение в бухте Треджиллис оказалось слишком сильным» разозлили меня. В конце концов, если меня унесет от берега, это мое личное дело, негодующе подумала я. И уж конечно, Ситон не станет переживать, если я утону.
Похоже, выражение моего лица не скрывало моих мыслей, поскольку Гарт швырнул ручку на огромную торговую книгу и, наклонившись вперед, отчетливо произнес:
— Вы не должны плавать в бухте Треджиллис, мисс Уэстолл. И это не просьба, а приказ.
— Что?! — выкрикнула я.
Я поднялась и пристально посмотрела на него. Я была слишком разгневана, чтобы найти слова, но потом меня прорвало:
— Как вы смеете? Кто вы такой, чтобы мне приказывать? Я буду плавать, когда и где захочу, и если я утону, то это моя забота.
Гарт медленно поднялся, возвышаясь надо мной, и холодно произнес:
— Вы не будете плавать в бухте Треджиллис, пока вы здесь как учительница Эмиля, а если вам это не по душе, то можете уезжать.
Итак, он выставил мне ультиматум! Я тяжело дышала, глядя на Ситона, но понимала, что, как бы мне ни хотелось принять вызов, я не могу сейчас оставить Треджиллис. Моим истинным мотивом не было желание учить Эмиля или налаживать отношения между Мелиндой и ее дядей. И не так уж важно, буду я плавать в бухте или нет. В дневнике Дианы содержались подозрения насчет этого человека, и теперь, уверившись, что она не ошибалась, я не могла уехать, не узнав правды. Чтобы остаться, мне нужно смириться.
Капитуляция причинила мне боль, и, выйдя из библиотеки, я поняла, что, если мне когда-нибудь удастся заставить Гарта Ситона заплатить за его высокомерное отношение, — буду только рада.
Я вышла в сад и направилась к бухте, где вчера встретила Верити. Поскольку был отлив, я смогла перебраться по камням в другую, более широкую бухту. Камни здесь были темные, в основном серые, черные и коричневые. По тропинке, поднимавшейся в крутых скалах, я забралась на вершину, где свернула на узкую дорожку, утопающую в пружинистом мху. Она привела меня к небольшому дому в окружении довольно обшарпанных построек. Подойдя ближе, я уловила странное жужжание. Подобного звука я никогда прежде не слышала, и, приблизившись к сараю, из которого доносился звук, я попыталась заглянуть внутрь, но дверь была плотно закрыта. Наконец я подошла к низкому допотопному строению, в открытых дверях которого виднелись сложенные ящики для рыбы и всевозможный строительный мусор, а позади фигура девушки, сидящей на лавке у пыльного окна.
Внезапно девушка обернулась, и я увидела изумленное лицо Верити.
Узнав меня, она широко улыбнулась:
— Как здорово, что вы так рано пришли! Откуда вы узнали, где мы живем? Наверное, Пол вам сказал.
Стыдно было признаться, что найти ее дом мне помогло только любопытство.
— Заходите, — пригласила Верити. — Это моя мастерская.
На скамье я заметила множество блестящих отполированных камней необычайно красивых цветов — Верити делала из них браслет, лежавший на кожаной подушке.
— Вы и подумать не могли, что жуткие камни, которые я собирала, могут превратиться в такую красоту, — лукаво заметила она. — Вот это розовый кварц, — сказала женщина, указывая на розоватый кулон, — это сердолик, а вот тот золотистый — кремень из Дорсета, зеленый — яшма, ему приблизительно около пятисот миллионов лет!
— Ваша работа выглядит потрясающе! — выдохнула я. — Как вам это удается?
Верити кивнула в сторону сарая, откуда доносился заунывный шум.
— Это барабанная сушилка. Я кладу в нее камни, которые собираю на берегу, и целую неделю они крутятся с грубым гравием. На вторую неделю я кладу более мелкий гравий, а на третью — по-особому полирую их.
Значит, три недели стоит этот шум.
— Я установила пескоструйную машину как можно дальше от дома, но все равно слышно.
Верити продолжала беззаботно болтать, а я, разглядывая результаты ее труда, не могла и слова вымолвить. Она была настоящим мастером, способным разглядеть то, что было недоступно мне.
Женщина пригласила меня выпить чаю в доме. Разговор незаметно коснулся Арманелл.
— Она была такой красивой, — сказала Верити, — как сказочная принцесса, и они с Гартом были такой необыкновенной парой. — В ее голосе появились нотки, умаляющие собственное достоинство, и они вызвали во мне раздражение. Верити была мастером, замечательным мастером, однако постоянно помнила, что она дочь рыбака.