Мы - истребители

После окончания совещания, когда командиры удалились, в кабинет прошел майор Архипов.

— Есть новости, товарищ Архипов?

— Да, товарищ Сталин. Лавочкин уже закончил с проектированием нового истребителя. Завтра они начинают сборку в цехе КБ.

— Что вы думаете о новой машине?

— Пока не знаю, товарищ Сталин. Что-то конкретно можно сказать только после испытаний.

— Как только они пройдут, доклад об испытаниях ко мне немедленно.

— Будет сделано, товарищ Сталин.

— Хорошо. Вернемся к подразделению товарища Водопьянова. Что сообщает штаб части?

— К ним прикрепили пилотов Аэрофлота для обучения ориентированию, сейчас проводится усиленная тренировка личного состава…

Через полчаса, когда майор направился к выходу из кабинета, его догнал вопрос Сталина:

— Что там с товарищем Суворовым?

— Он продолжает находиться без сознания, товарищ Сталин, хотя главврач сообщила, что кризис миновал. Они обнаружили очаг заражения и вычистили рану.

— Сообщите мне, когда товарищ Суворов придет в себя, — велел Верховный.

Через час Архипов был в больнице.

— Что у вас? — спросил он у сержанта Путилина, который встречал его у входа.

— Рецидив. Снова: «Прикрой, атакую!» — ответил особист, бросая бычок в урну.

— Значит, сегодня снова бредил?

— Да. Как только поднялась температура, его изолировали, вокруг снова врачи закружили.

— Что Власова говорит?

— Шансы выжить минимальны, он и так за эти три дня много сил истратил, борясь с болезнью. В общем, сердце может не выдержать.

— Понятно… О, как раз Елена Степановна идет! Сейчас узнаем, что там.

Оба командира направились к спешащей в свой кабинет главврачу.

— Здравствуйте, товарищ Власова. Что с Суворовым? — спросил майор.

— В порядке он. Приступ миновал. Даже глаза открывал, в потолок смотрел, а это очень хороший симптом, поверьте мне, — ответила главврач, снимая маску. Потом, вытерев мокрый лоб рукавом, спросила: — Надеюсь, посетителей к больному нет? Я вас сразу предупреждаю, десять дней к Суворову доступ, кроме медперсонала, БУДЕТ ЗАКРЫТ!

Проводив глазами скрывшуюся в своем кабинете женщину, Путилин с Архиповым переглянулись.

— А ведь сегодня должна была состояться встреча Вячеслава с корреспондентами, — вздохнул майор.

— Перенесли?

— Да, объяснили ситуацию и перенесли на две недели. Даже иностранные журналисты не возмущались. Понимают, в чем дело.

С трудом открыв глаза, я посмотрел на такой знакомый и родной потолок. Даже трещина на нем была рада моему возвращению, раз умудрилась удлиниться.

Попытка пошевелиться ни к чему не привела, кроме сильной слабости, бросившей меня в новую пучину беспамятства. Проще говоря, я снова вырубился.

Второй раз я очнулся от лютой жажды. Громко сглотнув, открыл глаза и успел увидеть руку с медицинской поилкой. Через секунду меня немного приподняли и приложили к губам носик поилки. Живительная влага, как бушующий водопад, полилась не только в меня, смывая пустыню Сахару, но и потекла по подбородку, капая на больничную пижаму. Перед глазами появилось лицо моей спасительницы, оказавшейся медсестрой Машей.

— Ну что, Сева, с возвращением?

Громко сглотнув, я хрипло ответил:

— Да… Выиграл все-таки…

Слова приходилось проталкивать в горло, настолько оно казалось сухим и жестким, как наждачная бумага. Несколько глотков не спасли меня от засухи.

Заметив мой взгляд в сторону поилки, Маша снова дала воды и, как только я закончил пить, сразу же спросила:

— Что выиграли?

Судя по ее виду, пока не расскажу, не отстанет. Поэтому прочистил горло, проверяя, в каком оно сейчас состоянии, и ответил:

— Я с Богом в карты играл… — и многозначительно замолчал.

Маша явно собралась вытряхивать из меня подробности вместе с душой, но не успела — в палату вошла мой лечащий врач.

— Здравствуйте, Елена Степановна.

— Вячеслав? Очнулся, значит.

— Елена Степановна, больной очнулся час назад, но почти сразу потерял сознание. Второй раз — десять минут назад. У больного была сильная жажда, и я напоила его водой! — затараторила медсестра, повернувшись к ней.

— Хорошо. Количество? — Доктор подошла ко мне и сняла стетоскоп.

— Сперва сто миллилитров воды, потом сто пятьдесят.

— Хорошо, пока достаточно. Через час еще двести миллилитров. Дальше без нормы, сколько захочет, — велела врач.

— Ясно.

— Как себя чувствуешь? — уже у меня спросила Елена Степановна.

— Сильная слабость. Легкая боль в ноге. Бок и рука вроде в норме. Что со мной было?

— Воспаление. Хирурги вскрыли твою рану на ноге и обнаружили в ней гной, мешающий работать кровообращению.

— Понятно. А сколько я был без сознания?

— Трое суток.

— Ого!

— Так! Больной! Не мешайте мне!.. Дыши… Не дыши… Все, можешь дышать… Хрипов в легких нет, — продиктовала она Маше, записавшей это в мою историю болезни.

В течение получаса меня тщательно осматривали, щупали и переворачивали.

— Больной. В течение десяти суток вход к вам будет закрыт. Пока я не дам разрешение, никто, кроме медперсонала, к вам не войдет, — сообщила мне Елена Степановна.

— Лечиться так лечиться. А когда кушать можно будет?

— Уже можно. Сейчас распоряжусь, и тебе принесут ужин. У нас вечер на дворе, — выходя, сообщила врач.

— Спасибо, — успел пробормотать я.

— Сейчас назначения унесу и вернусь. Жду твоего рассказа, — сообщила Маша и быстро скрылась за дверью.

Я уже успел объяснить всем, кто работает в моей палате и кому сюда есть доступ, что не надо называть меня дважды Героем Советского Союза, как они сперва делали, а можно на ты и по имени. Было трудно, но справился.

Вернувшись, Маша еще раз дала мне воды и стала требовать продолжения истории.

— Интересно? Ну слушай. Значит, дело было так: лежу я, и вдруг в палате появился сияющий ярким светом тоннель и меня начало возносить в него. Как будто засосало. Потом хлопок — и я на небесах.

— Ох! — изумленно выдохнула медсестра, еще больше округлив глаза.

То, что она известная в госпитале сплетница, я прекрасно знал, так что легкая шутка, думал, совсем не повредит. Да и скучно мне было. За основу взял сюжет какого-то мультика, уж не помню, какого. Главное, там было про рай.

— В общем, оказался я на небесах, а там — очередь! Длинная-я-я… И кого в ней только нет: и простые люди, и военные, и красноармейцы, и гитлеровцы, и… Всякие, в общем. И тянется эта очередь к воротам! К большим таким, огромным воротам. И кто новый появляется, сразу в эту очередь становится. Ну я посмотрел и тоже встал. За каким-то моряком. Капитан-лейтенантом. Стоял-стоял, а потом очередь подошла — и я перед каким-то дядькой очутился…

Говорил я с удовольствием, до мельчайших подробностей рассказывая все, что со мной «происходило».

— Так вот этот хранитель ищет меня в книге, ищет, а меня там нет.

— Как это нет?! — изумилась Маша.

— Я то же самое спросил… и с таким же выражением лица, как у тебя. Оказалось, я не умер, но раз находился на небесах, то был под юрисдикцией Бога. То есть отпустить они меня не могли, полномочий не хватало, это решал сам Бог… Попить можно?

— Да, конечно.

В очередной раз напившись, я снова откинулся на подушку, переждал приступ слабости и продолжил свой рассказ:

— Хранитель выдал мне временный пропуск и пропустил в рай.

— Ох, и как там?

— До старости доживешь — там увидишь! Не отвлекай!

— Все-все! Больше не буду.

Я продолжил рассказывать, как попал на территорию рая и стал искать Бога. Как встречался с разными знаменитыми личностями. С Пушкиным, Наполеоном, Кутузовым, Клеопатрой, Жанной д’Арк и… э-э-э… Анной Карениной. Пока не нашел самого Бога, который находился на своеобразном Олимпе.

— Поднимаюсь по ступенькам в большую беседку, а он там со своими товарищами чай пьет… Индийский.

— А что за товарищи?

— А я почем знаю?! Михаилы там всякие, Петры… Не отвлекай! В общем, подошел я к нему и говорю: так, мол, и так, попал к вам случайно, возвращайте меня назад. Тот ни в какую. Раз у нас, говорит, значит, все, навсегда.