Страница 7 из 65
Хенрик покачал головой. Он привык сам решать, когда начинать дело и когда заканчивать.
Вспомнив корабль в бутылке, разбитый об пол, он произнес:
— Я с вами. Только без жертв и лишнего шума.
— Каких жертв? — спросил Томми.
— Я о хозяевах дома.
— Они будут спать, а если проснутся, будем говорить по-английски. Так они решат, что мы не из этих мест.
Хенрика эти слова не убедили, но, кивнув, он накрыл краденое брезентом и запер сарай на замок.
Они сели в грузовик и поехали на юг в сторону Боргхольма.
Через двадцать минут они были в городе, освещенном фонарями. Осенние тротуары были так же безлюдны, как и проселочные дороги. Томми снизил скорость и припарковался рядом с домом, в котором жил Хенрик.
— О'кей, — сказал он. — Увидимся через неделю. Вторник подойдет?
— Хорошо, — кивнул Хенрик, — но я сначала съезжу проверить место.
— Тебе нравится ездить одному?
Хенрик кивнул.
— Ладно, — согласился Томми, — но не торгуй вещами, мы сами найдем покупателя в Кальмаре.
— Хорошо, — сказал Томми и захлопнул дверцу. Он подошел к подъезду и посмотрел на часы. Полвторого. У него было пять часов сна до начала рабочего дня.
Он подумал о домах, где люди спокойно спали. Жилые дома.
Если что-то случится, он просто сбежит. Если кто-то проснется, он просто сделает ноги. А братья с их духом в стакане пусть сами выкручиваются.
3
Тильда Давидсон сидела в коридоре дома престарелых в Марнэсе возле двери, ведущей в комнату своего пожилого родственника Герлофа. В руках она сжимала сумку с диктофоном. Тильда была не одна. На диване в другом конце коридора сидели две седые старушки, видимо в ожидании кофе.
Старушки болтали без перерыва, и Тильда невольно подслушивала их разговор. Они явно были чем-то обеспокоены, и разговор то и дело перемежался вздохами.
— Они все стараются уехать за границу, — жаловалась одна женщина другой. — Один за другим едут. Чем дальше, тем больше.
— Да, они много могут себе позволить, — говорила другая старушка.
— И покупают они самое дорогое, — продолжала первая. — Я на прошлой неделе позвонила дочери, и та сказала, что они снова покупают машину. «Но ведь у вас уже есть машина», — удивилась я. А дочь сказала: «Да, но все наши соседи в этом году сменили машины».
— Им нужно все покупать и покупать…
— И родителям они не звонят.
— Вот именно. Мой сын никогда не звонит. Даже в мой день рождения. Всегда я ему звоню первой, но у него нет времени со мной разговаривать. Он или собирается уходить, или смотрит телевизор.
— Телевизоры им тоже надо покупать постоянно… И обязательно большой дом…
— И холодильник…
— И плиту…
Дальше Тильда не слушала, потому что дверь комнаты Герлофа распахнулась.
Его спина была немного согнута, колени подрагивали, однако он улыбался. Это была улыбка пожилого, но счастливого человека, и Тильде показалось, что никогда еще взгляд Герлофа не был таким ясным.
Герлоф, родившийся в 1915 году, отметил свое восьмидесятилетие в Стенвике вместе с дочерьми. Старшая дочь, Лена, была с мужем и детьми, младшая, Юлия, — с новым мужем и его тремя детьми. В тот день из-за приступа ревматизма Герлоф вынужден был просидеть в кресле весь праздник, но сегодня он стоял в дверном проеме, одетый в жилет и темные габардиновые брюки, опираясь на трость.
— Прогноз погоды закончился, — сказал он.
— Вот и отлично.
Тильда поднялась. Ей пришлось ждать в коридоре, потому что Герлоф слушал прогноз погоды. Тильда не понимала, почему это так важно: не будет же он выходить на улицу в такую погоду. Видимо, Герлоф никак не мог расстаться с привычкой слушать прогноз погоды, приобретенной в те годы, когда он был капитаном.
— Входи, входи.
Он пожал ей руку: Герлоф был не из тех, кто обнимает людей. Тильда ни разу не видела, чтобы он кого-то хлопал по плечу. Рука его на ощупь была жесткой и шершавой. Герлоф нанялся в моряки подростком, и — несмотря на то, что он ушел на пенсию четверть века назад, — на руках его еще оставались мозоли от всех морских тросов, которые ему пришлось тянуть, и ящиков с товарами, которые ему пришлось грузить.
— Какая будет погода? — сказала она.
— И не спрашивай, — вздохнул Герлоф, опускаясь на стул перед журнальным столиком. — Они снова поменяли расписание передач на радио, и я пропустил местный прогноз. Но в Норланде похолодание, так что здесь, видимо, температура тоже понизится.
Он бросил подозрительный взгляд на барометр рядом с книжным шкафом, потом перевел взгляд на деревья за окном и добавил:
— Зима будет суровая. Это видно по тому, как ярко светят по ночам звезды, особенно в созвездии Большой Медведицы. И лето было дождливым…
— Лето?
— Все знают: если лето дождливое, то зима будет холодной и ветреной.
— Я не знала. Это важно?
— Конечно. Долгая и суровая зима затрудняет мореплавание. Из-за льда и сильного ветра суда движутся медленно и не успевают в срок прийти в пункт назначения.
Тильда огляделась по сторонам. Комната была полна воспоминаний о времени, проведенном Герлофом в море. На стенах висели черно-белые фотографии судов, на которых он ходил, именные таблички и документы в рамках. А также фотографии его покойных родителей и жены. «Время в этой комнате словно остановилось», — подумала Тильда.
Она села напротив Герлофа и положила на журнальный столик диктофон с подключенным микрофоном.
Герлоф посмотрел на диктофон с подозрением, как до этого взглянул на барометр. Тильда заметила, что он переводит взгляд со звукозаписывающего устройства на нее и обратно.
— Надо просто говорить? — спросил он. — О моем брате?
— Помимо прочего, — ответила Тильда. — Это ведь не сложно?
— Но зачем?
— Чтобы сохранить воспоминания… Не дать им исчезнуть, — объяснила Тильда и добавила: — Конечно, ты проживешь еще долго, Герлоф. Я ничего такого не имела в виду. Просто хотела записать твою историю на всякий случай. Папа очень мало рассказал о дедушке до своей смерти.
Герлоф кивнул:
— Можно поговорить. Но когда разговор записывается, нужно внимательно подбирать слова.
— Ничего страшного, — заметила Тильда. — Всегда можно перезаписать кассету.
Когда она позвонила в августе и спросила насчет записи, Герлоф согласился не раздумывая. Наверно, он просто был рад, что она переехала жить в Марнэс. Однако сейчас было видно, что ему не по себе.
— Он уже включен? — спросил он тихо.
— Нет, пока нет, — ответила Тильда. — Я предупрежу перед тем, как включить.
Тильда нажала клавишу записи, и диктофон включился. Тильда кивнула Герлофу:
— Итак, мы начинаем.
Она выпрямила спину и низким от волнения голосом продолжила:
— Это Тильда Давидсон. Я в Марнэсе у Герлофа, брата моего дедушки, чтобы поговорить о нашей семье и жизни дедушки в Марнэсе…
Герлоф наклонился вперед к микрофону и уточнил:
— Мой брат Рагнар жил не в Марнэсе. Он жил на побережье в Рёрбю.
— Ах да. И каким он тебе вспоминается?
Последовала пауза.
— У меня много воспоминаний, — наконец сказал Герлоф. — Мы вместе выросли в Стенвике в двадцатые годы, но потом пошли разными путями… Рагнар купил домик и стал ловить рыбу и выращивать овощи, а я переехал в Боргхольм, где женился и купил мою первую лодку.
— Как часто вы встречались?
— Пару раз в году, когда я был дома. На Рождество и летом. Чаще Рагнар приезжал к нам в город.
— По праздникам?
— Да, Рождество мы отмечали в семейном кругу.
— И как это было?
— Многолюдно, но весело. Мы накрывали роскошный стол. Селедка, картошка, окорок, свиные ножки, картофельные клецки. Рагнар привозил много сушеной и копченой рыбы и всяких солений и маринадов.
По мере того как разговор продолжался, Герлоф становился все расслабленнее. Они говорили еще полчаса, но после долгой истории о пожаре на мельнице в Стенвике Герлоф поднял руку и слабо махнул. Тильда поняла, что он устал, и отключила диктофон.