Кровавый разлом

Включил телевизор — шла какая-то детская передача, он посмотрел минуты три и выключил.

Тишина… Солнце зашло, и по углам начали расти ночные тени.

Внезапно в кухне зазвонил телефон. Пер вздрогнул.

Плохие новости? Он почему-то был в этом уверен, но все равно взял трубку.

— Пер Мернер?

Мужской голос.

— Да, это я.

Голос незнакомый.

— Нина сказала, что вы хотите со мной поговорить. Я владелец «Мулен Нуар».

Пер вспомнил записку, которая стоила ему двести крон.

— Да-да… — Он лихорадочно пытался собраться с мыслями. — Хорошо… хорошо, что вы позвонили. Я просто хотел спросить кое-что о моем отце, Джерри Морнере.

— А-а-а… Джерри… Как он?

Пер в очередной раз рассказал, что отец умер.

— Печально слышать… Говорят, и студия его сгорела.

— Да… за неделю до Пасхи. Но Джерри незадолго до смерти несколько раз упоминал ваш клуб, так что мне интересно было бы…

— Интересно… — повторил собеседник скучающим голосом. — Вы ведь были у нас на прошлой неделе? И что скажете?

— Я вниз не спускался… Девушка за кассой сказала, что там меня ждет сюрприз. Это правда?

В трубке послышался смех.

— Сюрприз в том, что никакого сюрприза нет. Деловые парни приходят со своими кредитными карточками поздно вечером, и думают, что им здесь предложат секс с десятком блондинок… Но «Мулен Нуар» — не бордель.

— А что?

— Танцевальный клуб. Хотя танцуют только девушки, и преимущественно без одежек. А мужики сидят, смотрят и пускают слюни.

Это да,подумал Пер, мужики по этой части мастера.

— А мой отец… он был хозяином «Мулен Нуар»?

— Нет.

— Но как-то вы пересекались?

— Не сказал бы… Мы немного сотрудничали… покупали анонсы в его журналах, Джерри заходил иногда, смотрел девочек. Да и парней. Некоторые соглашались на него работать.

— И парни? Так что у вас и стриптизеры есть?

— Когда-то были… Несколько смазанных жиром бодибилдеров танцевали с девушками и имитировали секс. Сейчас нет… сейчас построже по части того, что позволено парню делать на сцене, а что не позволено. Так что теперь только девушки.

— А эти парни… был среди них некто Даниель Веллман?

— Йепп, — сказал собеседник. — Был такой.

— Он и у отца работал?

— Йепп. Даниель Веллман. У нас-то он был с полгода, не больше, а с Джерри работал несколько лет.

— Под другим именем, естественно, — сказал Пер и пододвинул поближе листок бумаги. — Маркус Люкас, не так ли?

— Ну да. Так он себя и называл.

— Это не он, это Джерри их всех перекрестил. Фантазии, что ли, не хватило. Все парни назывались «Маркус Люкас».

— Это нормально. Защита от гласности.

Они помолчали.

— А как его найти, этот Даниеля? — спросил Пер.

Собеседник засмеялся:

— Это будет не просто.

— Почему?

— Да нет, это я зря… ничего сложного. Он там же, где и ваш отец.

Пер уставился на ручку, которую он держал в руке — собрался записывать телефон…

— Как… Маркуса Люкаса нет в живых?

— К сожалению… когда я видел его в последний раз, он уже никуда не годился. В последний год частенько звонил, просил денег взаймы, но даже говорил с трудом… Зол был на весь мир… Особенно на Ганса Бремера, тот все затыкал ему рот…

Опять Бремер, подумал Пер.

— Маркус Люкас, думаю, и на отца моего был зол.

— Надо думать… Потом он уже у всех выпрашивал деньги, а там и звонить перестал.

— А от чего он умер? — спросил Пер, ожидая услышать: «от рака».

— Никто понять не мог… стал таять на глазах, все думали, на героин подсел. Но в прошлом году мне одна девчонка сказала, она тоже у Джерри иногда подрабатывала… она и рассказала, что Даниель пару месяцев назад ушел, так сказать, в мир иной. Она после его смерти пошла проверяться, но, слава богу, обошлось.

— Не понял… Что значит проверяться?

— Испугалась… Я не знаю, где Веллман заразился, но сам он был уверен, что у Джерри и Бремера. Говорил, я на них в суд подам.

— Заразился?

— Ну да. В нашей отрасли случается. Он умер от СПИДа.

63

Утром перед Вальпургиевой ночью Пер проспал до девяти, но голова все равно была тяжелой. Он услышал громкое тиканье часов в кухне и посмотрел, не вставая, в окно на огромное серое небо. У него появилось чувство, что в мире и нет ничего и никого, кроме этого гигантского, мрачного свода.

Двадцать четыре часа.

На улице холодно и ветрено. Как же заставить время идти побыстрее? Перемотать пленку вперед? Хорошо бы… перемотал, а операция уже закончилась.

В десять он позвонил Ларсу Марклунду.

У следствия ничего нового не было, зато у Пера было: он рассказал, что нашел Маркуса Люкаса, его настоящее имя было Даниель Веллман. Он умер от СПИДа.

Марклунд помолчал.

— Что вы хотите сказать… что Веллман уже был болен, когда снимался в этих фильмах?

— Этого я не знаю… — Перу представились стройные ряды юных красивых девушек, исчезающих в темном ельнике, — но такая возможность не исключена. Я говорил с еще одним Маркусом Люкасом, он тоже снимался у отца. Он говорит, что делал в студии отца и Бремера сексуальные сцены с полутора сотнями юных женщин. Даниель Веллман, думаю не меньше. Не предохраняясь.

Марклунд опять помолчал.

— Группа высокого риска… — сказал он наконец. — Этих девушек придется искать.

— Несколько имен у меня есть, — сказал Пер. — Некоторые живы, а кое-кто уже умер.

— А как вы думаете, ваш отец и Бремер были в курсе… что Веллман болен?

— А вот этого я не знаю. Джерри никогда об этом не говорил.

— И с вопросами мы опоздали…

Пер услышал, как на компьютере Марклунда защелкали клавиши.

— Да… вот, я нашел Даниеля Веллмана. Вы правы, он умер больше года назад. В феврале.

Пер покосился на желтую записку Бремера, лежащую рядом с телефоном.

Даниела.

— А можно через вас проверить еще один отключенный телефон?

— Да… нет… впрочем, давайте.

Пер продиктовал телефон.

— Узнайте, пожалуйста, чей это номер.

Напряженное молчание.

— Мне не надо ничего узнавать. Этот номер фигурирует в следствии.

— И кому же он принадлежит?

— Ее звали Джессика Бьорк.

— Она погибла при пожаре, — сказал Пер.

Марклунд все время делал паузы — видно, боялся сказать что-то лишнее.

— Откуда вы знаете?

— Нашел бумажку с ее номером на квартире Бремера. Джессика тоже работала на них… они называли ее Даниела.

— Она уже с ними не работала. Мы говорили с ее приятелями. Она перестала этим заниматься семь или восемь лет назад.

— А почему тогда у Бремера был ее номер? И что она делала в студии?

— Да… мы работаем над этими вопросами… — Опять молчание. — Спасибо за помощь. Я дам о себе знать, если будет что-то новое, но вам не следует в это ввязываться, Пер. Расслабьтесь и наслаждайтесь весной на Эланде. Договорились?

— Я и так этим занимаюсь… каждую свободную минуту, — сказал Пер и повесил трубку.

Оставалось двадцать три часа.

Он вышел на улицу. В тучах кое-где появились узкие голубые прочерки.

Он прошел мимо виллы Венделы. «Ауди» не было, шторы на окнах задернуты, зато во дворе другой виллы стояла машина. Первый раз за несколько недель. Семейство Курдин приехало отпраздновать Вальпургиеву ночь.

Маркус Люкас. Джессика, Джерри, Бремер…

Его преследовали имена покойников. Он пошел на юг по прибрежной дороге. Асфальт кончился, дальше шел крытый утрамбованным щебнем проселок. Над берегом стояли заброшенные рыбачьи каменные сараи. Пустой пролив, и ни души кругом. Он миновал деревню. У кемпинга стоял большой щит с объявлением, что празднование Вальпургиевой ночи назначено на вечер — с костром и хоровым пением. На берегу уже лежала большая куча хвороста.

Знал ли Джерри?

Перу не хотелось об этом думать. Неужели отец знал о болезни Веллмана и все равно позволял ему работать? Или Ганс Бремер?