Кровавый разлом

— Нет… у меня никаких соображений нет, и отец ничего не говорил… Мне кажется, у них последние годы дела шли так себе. Отец серьезно болен, конкуренция усилилась, особенно на внешнем рынке… я имею в виду, в этойотрасли. Но это же не причина для самоубийства. Тем более таким варварским способом…

— Кто знает, кто знает… — многозначительно сказал Марклунд.

Пер подумал, не напомнить ли ему о странной фигуре, которую он видел на опушке, но промолчал. Он уже говорил об этом на первом допросе в Векшё.

Он посмотрел в окно на спящего в шезлонге Джерри:

— Хотите поговорить с отцом?

— После Пасхи, — сказал Марклунд. — Мы вам позвоним.

Вот и весь разговор. Пер положил трубку.

Если бы Джерри уже не был пенсионером, сейчас бы он им стал — его рабочее место перестало существовать. После Пасхи Пер отвезет его домой, пусть отдыхает. Смотрит телевизор и приспосабливает расходы к пенсии, если он ее заработал.

Он вышел на веранду:

— Я только что говорил с полицией, Джерри. Они нашли сгоревших на вилле. Ганс Бремер и какая-то женщина. Ты видел там женщину?

Джерри начал мотать головой из стороны в сторону. Пер уселся напротив:

— Они, похоже, думают, что виллу поджег Бремер. Определенная логика в этом есть…

Джерри, не переставая отрицательно качать головой, произнес одно-единственное слово:

— Нет.

— Да, Джерри. Они думают, что Бремер решил сжечь студию.

Отец, как ему показалось, осознал всю безнадежность попыток связной речи. Вместо этого он потянулся за своим портфелем, открыл его и вытащил тот самый номер «Вавилона», который демонстрировал накануне гостям на вилле Ларссонов.

— Я не хочу на это смотреть, — сказал Пер.

Но отец, не слушая, начал лихорадочно листать журнал, как будто что-то искал. Наконец нашел нужную страницу и показал Перу.

— Маркус Люкас, — произнес он.

Пер вздохнул и посмотрел на фотографию. Половой акт, что же еще. Здоровенный мужик и молодая блондинка. Фотография мало чем отличалась от бесконечных вариаций на одну и ту же тему, которые Джерри из года в год публиковал в своих журналах.

Он лежит на ней, но она смотрит не на партнера, а на фотографа. Такое впечатление, что пара изо всех сил старается как можно меньше прикасаться друг к другу. Никаких признаков любви или нежности.

— Маркус Люкас. — Джерри показал на атлета.

— О’кей, Маркус Люкас. Это его имя?

Джерри кивнул.

Голая мускулистая спина, широченные плечи. Навскидку между тридцатью и сорока. Густые вьющиеся черные волосы. Собственно, волосы видны только на одном снимке, на всех остальных половой гигант представлен от талии и ниже.

Пер вспомнил парня за рулем «кадиллака» в тот далекий весенний день, когда они с Региной сидели рядом на заднем сиденье. Джерри называл его Маркус Люкас. Интересно, это его снимки в журнале? Или «Маркус Люкас» — переходящий псевдоним?

— Лица нигде не видно, — сказал он.

Джерри опять кивнул и еще раз ткнул пальцем в журнал. Губы его то и дело складывались в неестественные гримасы — он явно пытался вдохнуть жизнь в собственные органы речи.

— Зазлен, — наконец произнес он.

— Ты хочешь сказать — разозлен?

Джерри энергично закивал.

— На кого? На тебя? На Бремера?

Джерри отвел глаза:

— Обманули.

— Меня это не удивляет. Вы с Бремером развели его на деньги?

Джерри ничего не сказал, только покачал головой, что можно было расценить и как «да», и как «нет».

Пер быстро перелистал журнал. Голые женщины, страница за страницей, общий план, крупный план, блондинистые парики, лица… притворно затуманенные глаза, сложенные куриной гузкой губы — но лиц их партнеров нет. Ни одного. Фотографа интересовали только женщины.

— Неужели нет ни одного снимка этого самого Маркуса Люкаса?

Джерри сделал отрицательный жест.

Пер вздохнул. Он особенно не удивился — лицо не имело значения. У мужчин важна другая часть тела.

— А что он сейчас делает, этот Маркус Люкас? Где он живет?

То же самое механическое покачивание головой из стороны в сторону.

— Но он уже этим не занимается?

Отец никак не среагировал на этот вопрос. Перу казалось, он понимает почему — Джерри и сам уже не работал в отрасли, хотя и не по своей воле.

— И зовут его, конечно, не Маркус Люкас. Или как? Псевдоним, как и у всех девушек?

Джерри кивнул — конечно, псевдоним.

— А как его зовут по-настоящему?

Пустой, ничего не выражающий взгляд.

— Ты не помнишь настоящее имя Маркуса Люкаса?

— Контракт, — неожиданно внятно произнес Джерри.

— Ну слава богу, вы подписали контракт, а в контракте есть его настоящее имя.

Джерри повернул голову и махнул рукой в сторону пролива:

— Дома.

— Хорошо, хоть дома.

Пер покосился на изображение голого мужика.

— Разозлен, — на этот раз внятно сказал отец.

Очень скоро после встречи с Региной Пер наконец сообразил, чем занимается отец: возит молодых красоток в лес и фотографирует их нагишом с мужчинами — и зарабатывает на этом неплохие деньги. Издает целый журнал под названием «Вавилон». Он поехал на велосипеде в Кальмар и нашел в табачном ларьке номер «Вавилона». Большие темно-красные буквы названия, а под ними — снимок девушки, очень похожей на Регину. Он украдкой сунул журнал под майку, приехал домой и спрятал под матрасом.

Когда Анита легла спать, Пер достал журнал. Страница за страницей — голые улыбающиеся девушки, белая кожа блестит под солнцем или в свете студийных софитов. Все блондинки, хотя некоторые, кажется, в париках.

На одной из фотографий он заметил облачко табачного дыма, и сразу понял, что Джерри стоял где-то рядом. Он словно услышал кашель Джерри и его хриплый голос:

— Покажись как следует… отклячь попу, титьки выпяти… ты что, стесняешься, что ли?

Девушка на этом снимке была очень похожа на Регину. Пер уже понимал, что он должен почувствовать возбуждение, но он не чувствовал ровным счетом ничего — смотрел только на струйку табачного дыма…

Пер поежился от знобкого весеннего ветра и постарался отмахнуться от воспоминания.

Итак, единственное, что мы знаем точно о Маркусе Люкасе, — что он здоровенный амбал.

Он взял журнал указательным и большим пальцами и, глядя в сторону, протянул отцу:

— Спрячь это… а еще лучше выкинь. Я пошел будить близнецов.

28

Весь четверг Вендела занималась домашними делами, освободилась только к шести часам. Быстро переоделась в тренировочный костюм и побежала в степь. Она все время думала о камне эльфов и о монетке, которую положила в углубление.

Но так же, как и в первый раз, сначала побежала к дому своего детства.

После первой сотни метров Вендела обратила внимание, что нос уже не заложен. Аллергия отпустила, и она быстро нашла приятный ритм бега. Через четверть часа она подбежала к хутору и резко остановилась.

На траве у дома стояла машина. Большой красный «вольво-универсал» с багажником на крыше. Все двери, в том числе и задняя, были открыты.

Вот так. Приехали люди, купившие хутор. Хотят отпраздновать Пасху на природе. Вендела решила уже повернуться и убежать, но ноги сами понесли ее к веранде.

Внезапно дверь веранды отворилась и оттуда вышла женщина.

— Ой! — сказала она.

Она была лет на десять моложе Венделы, и на лице ее был написан испуг.

— Здравствуйте, — Вендела неестественно засмеялась, — я хотела только отдохнуть немного. Я бегаю…

— Вот как?

— … и к тому же я выросла в этом доме. Этот хутор когда-то принадлежал моей семье.

— Значит, вы здесь жили? — Женщина как-то сразу расслабилась и подобрела. — Заходите, пожалуйста. Думаю, здесь много изменилось.

Вендела кивком поблагодарила незнакомку, робко перешагнула порог и медленно проследовала в кухню. Она узнала комнату, хотя она ей показалась намного меньше, чем тогда. Кухня была свежевыкрашена, стена над мойкой и разделочным столом последней модели выложена кафелем. И пахло по-другому. Запах отца и его давно не стиранной одежды исчез.