Страница 4 из 27
На передней части террасы, соединенной с домом ажурной французской садовой калиткой, он увидел стол под цветным зонтом, окруженный корзинами, полными цветов. Она нагнулась над чем-то, сосредоточенно закусив свой розовый язычок. Солнце играло на ее волосах.
Адам посмотрел, куда кинуть цветы, которые он принес. Его букет казался жалкой пародией на то великолепие, которое было у нее в саду.
Она подняла голову, увидела его и вздрогнула. Потом посмотрела на часы, подтверждая его подозрение, что она давно бы ушла, если бы он появился в назначенное время. Судя по выражению ее лица, она собиралась уйти, просто увлеклась и задержалась.
Он поднялся к ней по лестнице, протягивая свой поникший букет.
Она не взяла его, скрестила руки на груди и молча смотрела на него огромными карими глазами.
Он заметил, что она работала над икебаной — сухие цветы, причудливо изогнутые стебли и ветки. Под мышкой она зажала баллончик с клеем. Композиция была потрясающая.
— Это очень здорово, — сказал он невпопад.
Она пожала плечами:
— Это мое занятие, моя работа.
Даже эта короткая реплика прозвучала сухо.
— Как ты сюда попал? — спросила она.
— Перепрыгнул через забор.
В ее глазах сверкнули веселые огоньки, но тут же погасли.
— Тогда ты можешь уйти так же.
Он проигнорировал эти слова.
— Это Марк построил террасу?
Она оглянулась, ее взгляд смягчился.
— Да…
Она все еще любила его.
И хотя его никто не приглашал, он сел, положив свой скромный букет на стол.
— Он здорово поработал.
— Ты знаешь, как он любил что-нибудь мастерить.
— Да, я знаю… — В памяти возник шалаш на дереве, который они вместе строили, когда им было лет тринадцать. Марк всегда что-то придумывал. Результатом стал этот древесный дом — объект зависти всех местных мальчишек и девчонок. Окна со ставнями, веревочная лестница, терраса перед входной дверью. — А дом на дереве все…
— Все там же — во дворе мамы и папы. Его обожают их внуки. Дом на дереве. Эту террасу. Все, что он когда-либо построил. Так и не стал архитектором. Заболел, не закончив образование.
— Мне очень жаль…
Ему было действительно очень жаль. Но слово «внуки» привлекло его внимание. Он осмотрелся — нет ли игрушек, других признаков, свидетельствующих о том, что среди обитателей дома есть дети. Нет, он, наверное, узнал бы об этом.
— Дети, любящие этот домик, не твои, не так ли?
Она покачала головой, отвернулась:
— Сестры, Марджи.
Он помнил Марджи очень смутно. Она была гораздо старше их. Или так казалось тогда. Сейчас четыре или пять лет не кажутся такой уж большой разницей.
— Марк заболел вскоре после того, как мы поженились.
— Я не знал…
— Разве это что-то меняет?
Она была еще в теплой пижаме с резвящимися пухлыми ангелочками. «Даже и не пытается быть соблазнительной», — подумал Адам и тут же решил, что она чертовски привлекательна.
— Кажется, я чую запах кофе?
Она удивленно посмотрела на него.
— Я обменяю его на этот маленький букетик, — он кивнул на цветы, которые принес, надеясь рассмешить ее.
— Ты предлагаешь мне обмен? Они почти завяли, — сказала она презрительно.
— Вкусно пахнет. Я помню печенье, которое ты готовила раза три или четыре. Я скармливал его старому Брюстеру.
— Не удивительно, что эта собака была ужасно толстая. Наверняка ее кормил печеньем не только ты?..
— Ну, Марк тоже, и твой папа…
— Мой папа?! — Она старалась выглядеть рассерженной, но он видел, как она пытается сдержать улыбку.
Тори взяла цветы, встала и направилась в дом. Шорты были действительно очень короткие. Великолепные ноги. Казалось, она по-прежнему может проехать на велосипеде пятнадцать или двадцать миль и даже не вспотеть или забраться на дерево в считаные секунды.
Оглянувшись, она поймала его взгляд. Адам был почти уверен, что сейчас она захлопнет перед ним дверь, закроет ее на ключ и покажет ему язык, но она не стала этого делать.
Она вернулась через пять минут, с кофейником в одной руке и огромной кружкой — в другой, надев длинную белую рубашку и спрятав от него свои маленькие аккуратные коленки.
Она налила ему кофе под щебетание птиц в ее саду.
— Ты создала такую красоту вокруг себя, Тори.
— Большую часть этих цветов я выращиваю для продажи.
— Ты занимаешься продажей цветов? — Он пытался закрепить тот непрочный мир, который установился между ними.
— Я делаю икебаны, как эта. Продаю их в магазинах подарков, таких, как на улице Кеннингстон и площади Маунт-Роял. Есть контракт и в Банфе. — В ее голосе слышалась гордость.
«…Она должна знать, что сможет сама прокормить себя».
— Дела идут неплохо, не так ли?
— Очень хорошо. Лучше, чем я ожидала. Я называю мой бизнес «Сад Виктории».
Он хотел взять ее на руки и закружить — такая гордость светилась в ее глазах. Но тут же вспомнил ее тело, к которому он не прикасался уже столько лет. В первый раз по приезде его мысли получили опасное направление, и он не мог с ними справиться.
— Адам?
— Кофе великолепный, — ответил он хрипло, сделав глоток. Кофе действительно был замечательный. Экзотический вкус. Кофе, шоколад и мята. — Ты стала лучше готовить.
— Кажется, у меня лучше получаются цветочные композиции. Адам, что ты здесь делаешь?
— Собираюсь пойти с тобой кататься на роликах, я тебе говорил.
— Но я не хочу.
«Я — тоже», — подумал он. Это не входило в сотню дел, которые он собирался осуществить в этой жизни.
— Почему нет? — спросил он, осторожно взглянув на нее. Тори была прекрасна. Пушистые непослушные волосы обрамляли лицо, на носу высыпали веснушки. Они всегда появлялись, когда она была взволнована или расстроена.
— Я слишком старая для этого, — сказала она.
Он поперхнулся:
— Слишком старая, чтобы развлекаться?
— О, Адам, я давно уже не верю, что жизнь — это развлечение.
После этих слов он впервые почувствовал необходимость своей миссии, понял, зачем он здесь, зачем Марк послал его.
— Тебе было, наверное, очень трудно… Смотреть, как он умирает.
— Совсем не трудно, — сказала она упрямо, вздернув подбородок. Глаза грозно сверкали. — В это было невозможно поверить. Я ни о чем не жалею. Ни минуты. Для меня огромная честь проделать этот путь с таким сильным, отважным человеком.
Она замолчала, самообладание покинуло ее. По щекам побежали слезы. Она закрыла глаза, пытаясь снова обрести самообладание. Плечи задрожали, и она разрыдалась, не в силах сдержать себя.
Адам подошел, поднял ее со стула, сел на ее место, прижал к себе. Она всхлипывала, горячие слезы текли по его рубашке. Он гладил ее волосы и бормотал утешительные слова, которые возникали где-то в глубине его души, глубине, о которой он даже не подозревал.
Он говорил ей, как гордится ее мужеством. Что это нормально — плакать сейчас. Что он собирается помочь ей начать смеяться снова. Он чувствовал ее легкое тело в своих объятиях, ее приятный запах, ее мягкие плечи в своих руках. И все это время понимал, что она по-прежнему любит Марка. Что это любовь, которая преодолевает все обстоятельства, даже смерть.
Хорошо. Так спокойнее. Его будущее теперь в безопасности. Кэтлин во всех отношениях подходит ему, он вернется в Торонто и, не теряя времени, сделает ей предложение. Они купят дом где-нибудь в пригороде, а потом появятся дети — двое, как в среднем по стране.
— Адам, ты должен уйти.
— Не уйду, пока мы не покатаемся с тобой на роликах.
— А потом ты уедешь?
Как адвокат, он знал все нюансы того, как обмануть, не говоря лжи. Например, можно наклонить голову определенным образом, люди примут это как подтверждение, хотя с юридической точки зрения словами он ничего не подтверждал.
Он неопределенно наклонил голову.
Она слезла с его коленей, одернула рубашку, хотя в этом не было необходимости, устремила свой носик в небо и пошла в дом.