Озорной купидон

Дом. Ее маленькая уютная квартирка, в которой полно вещей, необходимых ей, сочинительнице музыки.

— Через десять дней.

Тернер понял, что мешает ей разговаривать, и, подхватив детей под мышку, выскользнул из дома через заднюю дверь. Шейла остро почувствовала, как ей не хватает Тернера, едва он вышел из комнаты.

— Барри, а сейчас я должна идти.

— Я запрещаю тебе оставаться там. — Его голос сорвался на визг.

— Прости, я что-то не поняла тебя? — изумленно произнесла она.

— Хорошо, я сгоряча сказал слово «запрещаю». Я просто хотел, чтобы ты как можно скорее уехала оттуда и вернулась домой.

— У тебя нет никаких прав говорить мне, когда я должна вернуться.

— У меня такое ощущение, что я говорю с чужим человеком, — холодно заметил он. — Мы почти помолвлены, Шейла.

— Нет, мы не помолвлены. Мы поговорим, когда я вернусь.

Возможно, когда она вернется, то станет прежней Шейлой. Уступчивой, милой девушкой, готовой всегда выслушать других.

— Я должна идти, — в отчаянии произнесла она.

— Нет, твоя мама хочет поговорить с тобой.

Шейла с размаху бросила трубку на рычаг. Она почувствовала, что дрожит с головы до пят.

Эбби с жалостью посмотрела на нее и предложила печенье.

Телефон снова зазвонил. Шейла, не отрываясь, смотрела на него.

— Ни в коем случае не бери трубку, — предупредила она Эбби и вышла за дверь.

Тернер вместе с детьми устанавливал палатку.

— Шейла, возьми ту веревку и помоги Ники натянуть ее.

Она сразу перестала дрожать.

— Одну минуту.

Шейла подошла к своей машине, открыла дверь и, порывшись в кассетах, отыскала «Песнопение». Она вставила кассету в магнитолу и включила звук на полную громкость.

Шейла подошла к Ники и взялась за веревку, но случайно выронила ее из рук и, споткнувшись, упала, а Ники свалился на нее. Тернер тут же оказался рядом, и когда он взглянул на нее, на его чувственных губах заиграла восхитительная улыбка.

— Не ушиблась?

Шейла мотнула головой, но ее дрожь не укрылась от его зорких глаз. Тернер подозревал, что она расстроилась вовсе не из-за того, что упала, а из-за телефонного разговора.

Не надо было целовать ее, подумал Тернер. У нее есть друг, а он тут третий лишний.

Но при разговоре ее лицо не светилось от радости.

Не светилось так, как после его поцелуя. Сладкий поцелуй, такой невинный и чистый. Поцелуй девушки, в которой скрывается огромная страсть.

Завоевать Шейлу — значит навсегда превратить свою жизнь в полный хаос. У Тернера не было плана, да он и не представлял, что можно придумать в такой ситуации. Если он не окончательно лишился разума, то сядет верхом на старого Стэна и ускачет отсюда.

Но, глядя на Шейлу, Тернер уже не знал, что будет более безответственным поступком: если он уедет или останется здесь.

Музыка, доносившаяся из ее магнитолы, наполняла негой и успокаивала его. Это была чудесная мелодия. Она казалось печальной, но в ней отчетливо звучали ноты надежды и восхищения жизнью.

— Хочешь сегодня ночью спать в палатке? — спросил Тернер Шейлу.

Озабоченное выражение исчезло с ее лица.

— А разве не будет холодно?

Он, конечно, надеялся, что так и будет.

— У меня есть отличные спальные мешки.

Ее взгляд был очень выразительным. Она изо всех сил боролась сама с собой, как и он. И если только Тернер не ошибся в своих предположениях, Шейла тоже проиграла эту битву.

— Конечно, хочу!

— О, как чудесно, — воскликнула Даниэлла. — Дядя Тернер разведет костер, мы будем есть зефир, а затем споем. Ну а потом ляжем спать в палатке!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Шейла постаралась быстрее закончить песенки для Хэллоуина.

Большой костер, в котором жарко потрескивали сухие поленья, вовсю разгорался на лужайке.

Эбби вошла, чтобы взять еще один пакет с зефиром.

— Этим детям будет плохо, — весело сказала она Шейле. — Не осталось ни одного печенья, а теперь они уничтожают зефир.

— Господи, откуда у Тернера дрова? Ведь вокруг не так уж много деревьев, — сказала Шейла.

— О, Даниэлла обожает костры, поэтому Тернер на машине едет за двести миль, чтобы привезти дрова, — объяснила Эбби.

Этот поступок Тернера стал для Шейлы новым откровением, и она вдруг ясно увидела, что за суровыми и бесстрастными чертами лица этого мужчины скрывалась глубокая, нежная и огромная, как просторы Монтаны, душа. От этой мысли на ее глаза навернулись слезы.

— Ты скоро выйдешь? — спросила Эбби.

— Как только закончу работу.

— Я жду не дождусь, когда услышу твои песни.

— Они просто ужасны. Это самое худшее, что я когда-либо сочиняла.

Шейла закончила песни для Хэллоуина, но ее преследовала другая песня, постоянно вторгаясь в ее мысли. Шейла знала, что не успокоится, пока не запишет ее.

Она достала свой секретный листок, распрямила его и прочла то, что было написано, а затем добавила еще несколько строк.

Шейла перечитала то, что написала, покачала головой, удивляясь своим глупым фантазиям, и снова спрятала сочинение среди других бумаг.

Она взяла жакет, положила в карман кассету и вышла из дома. Все обрадовались ей, как будто Шейла была членом их семьи.

А есть ли у нее вообще родной дом и семья?

Тернер предложил ей плетеное кресло рядом с ним, и Шейла села в него. Огонь жарко потрескивал, на огромном небе Монтаны мерцали яркие созвездия, каких она никогда раньше не видела.

— Слава богу, что ты пришла, — пробормотал Тернер. — Даниэлла угрожала научить Ники «Девяноста девяти пивным бутылкам на стене».

— Тогда он наверняка несколько недель подряд издевался бы над нами, — согласилась Шейла с притворным ужасом. — Возможно, несколько месяцев.

— Ты недооцениваешь моего племянника. Он использовал бы это оружие по крайней мере до своего восемнадцатилетия.

— Не шепчитесь. У вас есть какая-то тайна? — поинтересовалась Даниэлла.

— Да. Секретная песня.

У Шейлы замерло сердце. Как он мог узнать об этом? Неужели листок выпал из ее блокнота?

Но это оказалось случайным совпадением.

— Она собирается спеть ее прямо сейчас, правда, Шейла? — ласково спросил Тернер.

— О, да, спой свои песни для Хэллоуина, — настаивала Даниэлла.

— Ники будет ковбоем на Хэллоуин, — заявил Ники, украдкой бросив на Тернера восхищенный взгляд. — Шейла, пой сейчас же.

И она запела.

Дети пришли в восторг от ее песен. Шейле пришлось спеть каждую песню несколько раз, только тогда они успокоились.

Настало время ложиться спать.

Шейла взглянула на палатку. И зачем она согласилась переночевать в ней? Под одной крышей с Тернером. И теперь их не будут разделять ни стены, ни двери. Господи, и в чем спит такой мужчина?

Шейла пошла с Ники в дом и помогла ему надеть пижаму.

— Хочешь взять с собой Ральфа? — спросила Шейла, неожиданно вспомнив, что давно не видела вязаного динозавра в руках малыша.

— Нет. Теперь у Ники есть настоящие друзья.

Шейла попыталась обнять его, но Ники выскользнул из ее объятий и выскочил за дверь.

Теперь надо подумать, что ей надеть для сна. У нее была ночная рубашка, но, взглянув на нее, Шейла вдруг почувствовала отвращение.

Шейла неохотно вышла из дома. На улице теперь заметно похолодало.

Она проскользнула в палатку.

Тернер уже сидел там. Его лицо озарял свет карманного фонарика.

— Ники спит здесь, — заявил Ники. — Даниэлла здесь, а Шейла здесь.

— Значит, ты будешь спать в окружении своих любимых девушек, — сказал Тернер и принялся разворачивать спальные мешки.

Помогая ему, Шейла подумала, что они с Тернером похожи на родителей, заботливо укутывающих детей в спальные мешки.

И на нее вдруг нахлынула такая острая тоска, что захватило дух.

Когда дети угомонились и спокойно лежали в своих спальных мешках, Шейла и Тернер наконец взглянули друг на друга.

Ей хотелось, чтобы он тоже укутал ее в спальный мешок и еще раз поцеловал.