Королевский брак

— Я думаю, мне будет легче сказать то, что я должен.

— Пожалуйста, скажите.

— Рэйчел, Виктория и есть незаконная дочь Виктора Тортона.

Рот у нее открылся от изумления, она быстро отняла руку и с недоверием посмотрела на Дэймона.

— Нет, это совершенно невозможно. Какая-то нелепая, глупая шутка.

Она смотрела ему в лицо, пытаясь увидеть смеющиеся глаза. Ведь это, в конце концов, он жонглировал стаканами в ресторане. Он же должен понимать, что смешно, а что нет. Как все-таки мало она его знает!

— Почему вы рассказываете мне чью-то историю? Моя сестра — это моя сестра.

— Рэйчел…

— Она вовсе не чья-то незаконная дочь.

Рэйчел увидела боль в его взгляде. Скорее всего, он не стал бы ничего говорить, если бы не был уверен. Но если это так, тогда понятно необъяснимое отвращение Малколма к Виктории. Однако все в ней восставало против сообщения Дэймона.

— Можете ли вы доказать то, что говорите? — спросила она, замирая от волнения.

Он отвернулся, провел рукой по волосам, затем снова посмотрел на нее.

— Вашу мать звали Марибель?

Рэйчел кивнула, чувствуя, будто непомерная тяжесть упала ей на плечи.

— Ее девичья фамилия Лейтон?

— О боже!

Он глубоко вздохнул.

— У вашей сестры есть необычное родимое пятно на левом бедре? В форме слезы?

— Откуда вам известны такие интимные подробности? — едва слышно прошептала она и, когда он не ответил, громче повторила свой вопрос.

Он достал из кармана письмо.

— Вчера вечером я уговорил Филипа доставить срочное письмо Роланду Тортону, в котором кратко изложил все, что знал об исчезновении вашей сестры. Вот его ответ. Великий герцог Тортон подтверждает, что у него была связь с Марибель Лейтон почти двадцать восемь лет назад.

Вычислить возраст его дочери, поняла Рэйчел, было нетрудно. Ее сестре было двадцать семь лет.

— Он не подозревал, что у Марибель родился ребенок. До сих пор. Родимое пятно было упомянуто в письме о выкупе. Такое родимое пятно есть у всех Тортонов. Посторонние о нем не знают.

Рэйчел не могла более смотреть в его полные сочувствия глаза. Она перевела взгляд на океан. Было несколько причин, почему она хотела бы, чтобы все это оказалось ошибкой. Эта новость радикально меняла ту действительность, к которой она привыкла. Кроме того, ее неясное предчувствие, что с Викторией случилось что-то плохое, стало вполне конкретной и тревожной реальностью. Ее сестра, ее любимая сестра, в беде.

— Если Виктория не дочь Малколма, — размышляла вслух Рэйчел — зачем было хитрить? Почему было просто не сказать: «Девочки, у вас не один и тот же отец»?

Она понимала, что говорит бессмыслицу и что в любом случае вопрос не к Дэймону. И она знала, что в шестидесятые годы ее еще молодой тогда отец отнюдь не увлекался философией свободной любви.

Она отложила свои вопросы, но им на смену тут же пришел страх. Боль пронзила ее. Где может быть сейчас Виктория? Через что ей пришлось пройти? Может, она связана? Или обессилела от ужаса? Или борется из последних сил, уже не надеясь на победу?

— Моя сестра похищена, — повторила она тупо и оглянулась на Дэймона. Его лицо поплыло у нее перед глазами, и только золотистые прожилки в глазах сверкали, как маяк, к которому она должна приплыть. — О боже мой, Дэймон, что мне делать? Моя сестра в опасности. Я должна…

Он взял ее руки в свои и легонько сжал.

— Слушайте меня, Рэйчел. Вам надо сохранять спокойствие. Вы понимаете? Вы должны сохранять хладнокровие.

Она глубоко вздохнула. И еще раз. И почувствовала силу его рук.

— Мне так страшно.

Он притянул ее к себе, и она заплакала у него на груди, намочив ему слезами рубашку.

— Я не знаю, о ком плачу больше, — проговорила она наконец. — Что же мне делать?

— Все, что сможете. Прежде всего нам необходимо встретиться с Лэнсом Грейсоном. У нас может оказаться полезная для него информация, а у него может найтись что-нибудь для нас.

— Для нас? Но она же моя сестра, а не ваша. Вы даже ни разу не видели ее. Почему вы так беспокоитесь?

Он улыбнулся.

— Она моя свояченица.

— А почему вы заботитесь обо мне? Не знаю, Рэйчел.

— У вас непреодолимое влечение к потерявшимся щенкам.

Ей хотелось, чтобы он возразил, но Дэймон промолчал.

— Когда моя жена и сын умерли, — проговорил он, — брат Раймонд научил меня небольшой молитве. Молитва помогла мне неизмеримо, хотя я никогда не считал себя верующим человеком.

— Вы мне ее скажете?

— «Боже, дай мне смирение, чтобы принять то, чего я не могу изменить, смелость, чтобы изменить то, что могу, и мудрость, чтобы отличить одно от другого».

— Молитва смирения, — сказала Рэйчел и повторила ее про себя. Слова подействовали. Она не могла отменить тот факт, что ее сестра похищена, но могла изменить свое отношение к нему. Оставалось обрести душевное спокойствие, которое должно было помочь в поиске сестры. — Дэймон, — Рэйчел вяло улыбнулась, — наш медовый месяц достоин Книги рекордов Гиннесса как наихудший в мире.

— Во всяком случае, мы собирались провести его, хм, не совсем традиционным способом.

Она покраснела, поняв, что он имел в виду.

— Нам нужно немедленно лететь в Тортонбург, — сказал он. — Вы будете хорошо себя чувствовать, оставив Карли здесь, пока мы будем там?

Рэйчел подумала, сколько предстоит хлопот с Карли, а ей так необходимы сейчас время и силы.

— Если хотите, я могу устроить, чтобы за ней присмотрели.

— Вы просто читаете мои мысли, — ответила она. — Я хотела бы оставить ее здесь. Здесь, на острове, безопаснее, Дэймон. Весь мир мне теперь кажется ненадежным и страшным.

— Я никогда не допущу, чтобы что-нибудь случилось с Карли.

— Благодарю вас.

— Или с вами.

Он сказал это горячо и уверенно, и его обещание прозвучало для нее как еще один свадебный обет.

Рэйчел перевела дух и нервно засмеялась.

— Хотите услышать кое-что забавное?

— Что?

— Кажется, на этой неделе моя сестра и я одновременно стали принцессами.

Они поехали во дворец. Дэймон остановился не у главного входа, а у боковой двери.

Здесь он жил. Его апартаменты тоже не показались Рэйчел особенно уютными. Правда, комнаты были меньше, чем в главной части дворца, но все равно слишком уж парадными.

Он провел ее по длинному коридору с висевшими на стенах потемневшими от времени портретами его предков.

— Я знаю, — сказал он, когда увидел, что она смотрит на портреты, — они выглядят жутковато.

— Да, жонглеров среди них нет, — согласилась она.

Дэймон открыл двойные двери в конце холла, и они оказались в жилых помещениях. Огромная кровать занимала почти всю комнату. Застекленные двери выходили на веранду. Еще одна дверь вела в другой коридор, в конце которого находилась меньшая спальня.

Эта спальня показалась Рэйчел самой милой из всех комнат — она была светлой и уютной.

— Замечательно, — вздохнула она с облегчением. Никто никогда не узнает, где они спят, после того как вечером они пройдут через те двойные двери. Будто все было специально приготовлено для них, лишь притворившихся мужем и женой.

Возможно ли им стать друзьями, только друзьями, и слово «брак» употреблять во всех смыслах, кроме одного?

Сейчас, возле его спальни, она уже не была уверена в этом.

Дэймон поторопил ее, напомнив, что у них неотложное дело.

Рэйчел обратила внимание на коробки из магазина Розалитты, аккуратно сложенные у стены. Наверно, ей надо было бы протестовать против его щедрости, но желания протестовать не было.

Она стала принцессой, и ей нужно выглядеть соответствующим образом. Он понял все с самого начала, и она благодарна ему за его предусмотрительность.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Через секунду Рэйчел услышала звук льющейся воды и почувствовала, что щеки у нее горят.

Как ей удержать свои руки, чтобы не обнять его, не прижать к груди, не коснуться его губ?

Она строго напомнила себе, что сейчас у нее есть более веские причины для беспокойства, открыла коробки и взяла первое, что показалось подходящим, — бежевый брючный костюм.