Волчья верность

Интересно, ангелы умеют читать мысли?

А эмоции?

Если этот поймет, что Зверь блефует…

Не умеют. По крайней мере, не все. И Зверь чуть не рассмеялся от облегчения, когда в голосе ангела появился едва уловимый, но уже необратимый надлом. Ангел оказался с червоточиной.

Как и демон, впрочем. У обоих место надлома – вот эта девочка. У обоих разрывается сердце при виде слез на ее лице.

Два идиота!

– Ты ничего не помнишь, – сказал ангел, – как это случилось, Волчонок?

– Не болтай! – приказал Зверь. – Иди вперед, открой дверь и скажи магам и священнику, чтобы убрались подальше.

– Обещай, что отпустишь девушку.

– На черта она мне сдалась? Девственница… не еда.

– Обещай.

Гадство! Ангел, может, и не умеет он читать мысли, но к операции его подготовили неплохо.

– А ты хорошо меня знаешь, – констатировал Зверь, – лучше, чем я сам. Ладно, обещаю. Вперед!

Маринка плакала. Ей было больно, но забрать эту боль мешало – что? память? – может, и память. Ей было больно, она была живая, настоящая, значит, он действительно сумел вернуть ее. Убил и создал заново. Сможет она жить без его поддержки?

Сможет. Вот он, ангел, идет впереди, молчит. И не нужно особо всматриваться, чтоб понять, он отдаст Маринке свою жизнь, и не часть жизни, как Зверь, а всю целиком, если понадобится.

Всю без остатка.

Любит ее. У ангелов не бывает детей, в этом смысле демонам повезло куда больше. У ангелов не бывает детей и не бывает младших сестер, так что этого ангела можно считать счастливчиком. У него есть Маринка.

Которая даже не понимает, как сильно ей повезло.

И плачет.

Ей не о чем плакать. Правда.

– Он хороший парень, да? – весело сказал Зверь. – Обменял Вселенную на девчонку. Кто ты ему? Сестра? Дочь?

– Заткнись, – прошептала Маринка.

– Дура! – Сердиться на нее он не мог, а хотелось бы сейчас. Было бы полезно. Всем троим. – Из-за тебя жертвуют целым долбаным миром, а ты рыдаешь о детской влюбленности.

Ангел вышел в дверь первым. Следом за ним Зверь швырнул Маринку в прямоугольник яркого света. Он уже почуял биение жизни рядом.

Машина. Его путь к спасению.

Прежде чем они опомнились – все, кто был там, включая чудовищного священника, один взгляд которого наверняка испепелял демонов на месте, – Зверь метнулся в машину и стартовал.

Посмертные дары, информация, продуманные пути к отступлению – все потом.

Потом.

В идеале – уже после того, как он вернется домой.

Задерживаться в этом мире слишком опасно.

Он взял и исчез. Раньше за ним такой привычки не водилось. Блудница осталась в Раубе, а Гуго знать ни о чем не знал, поэтому те, кто был заинтересован в благополучии Черного, немедленно заподозрили плохое.

А я знал о том, что он той ночью покинул Саэти, и о том, что он не вернулся, но не знал о том, что он исчез, а не выполняет какой-то приказ Эрика. В конце концов, могут же у императора Вальденского быть интересы за пределами этого мира. Если даже их не было раньше, то они могли появиться с того момента, как Черный научился выходить на Дорогу.

У меня бы точно появились. Зеш! Если б не появились, хрен бы я тут оказался.

Ладно. Неважно.

Когда мне доложили о том, что Черного ищут и не могут найти, прошло несколько часов. В том, что Черного нет в Саэти, успели убедиться. Искали на Дороге – безрезультатно. Но если его нет в Саэти, и если Эрик запретил ему покидать пределы мира, то парень мог быть уведен отсюда только насильно, а в этом случае он мог оказаться в двух местах: либо в Инферно, либо на Земле. Спросите меня, я скажу, что не вижу большой разницы, хотя это будет и не очень справедливо.

В Инферно мне было кому задать вопросы. Там живет Артур, он не сторонник возвращения Черного на Землю, поэтому охотно помог бы мне отыскать его и вернуть в Саэти. У Артура свой интерес, ему Конец Света нужен, а Черный, возвращенный на Землю, Концу Света воспрепятствует.

На Земле я тоже мог задать вопросы. На Земле тоже жил Артур, тот самый Артур, только несколькими годами младше. Но тот Артур еще не был со мной знаком, а на Землю мне проще было с Дороги глянуть и выяснить, там Черный или нет. Я и глянул. Понял, что Черный там. Пора бы уже, кстати, и по имени его называть. Сколько же можно – по одной только видовой принадлежности? Имя Черного – Волк. Приемные родители назвали его Хельгом… э-э… Олегом, да, но его настоящее имя, данное отцом, – Волк. Это у них тоже семейное. Одно имя дает отец, другое – люди. С Гуго так же получилось.

В общем, Волк был на Земле, и мне оставалось только отвернуться и уйти. Спасать парня все равно было поздно. Да и потом, что значит «спасать»? Это он должен спасать – спасать свой мир, отдавать душу и восходить на крест. Его для этого создали. Если он Землю на произвол судьбы бросит, я же ее сам уничтожу. Или Артур это сделает во главе Небесного воинства. Работа у нас с Артуром такая. Поэтому я отвернулся и пошел себе обратно в Саэти – объяснить Эрику ситуацию. Мол, его легат, вообще-то, никакой не демон, а заготовка под Вайрд Итархэ – Владыку Темных Путей, каковой Владыка должен принести себя в жертву своему миру, дабы мир мог продолжить существование. Волей обстоятельств этот печальный момент оказался отложен лет на сорок, но теперь жертва неизбежна, мир почти спасен, а о легате фон Раубе можно забыть.

Я уже почти придумал, как бы так изложить все это поделикатнее, когда меня перехватил отец Волка. Змей. Его имя Змей, или Наэйр, если на их языке. Друзья называют его Крылатым. Иногда и я его так называю. Под настроение.

– Плохо дело, – сказал он мне в спину, – когда Меч присматривается к миру с таким интересом.

– Особенно если мир неблагонадежный, – согласился я.

Мы оба знаем, что мне не нравится это делать – уничтожать миры в смысле. Я не люблю становиться Мечом и не люблю видеть то, что остается после… ну после мира. Так что в утверждении Змея крылся вопрос. Как и в моем ответе.

Не можем мы с ним без этого. Два провидца – два психа. Как не поиграться?

– Я не знаю, где он, – признался Змей. – Мир по-прежнему неблагонадежен.

Вот так новости! Волк умудрился спрятаться от отца на Земле? Там, где Змею было послушно все, начиная с небес и заканчивая подгорными безднами? Повод спрятаться у него, безусловно, был: Змей собирался убить его. Но как это вышло?

Мы сели на обочине. Закурили. Змей не мог пригласить меня в гости: мне не стоило появляться на Земле. Сам он иногда гостил у меня – у Старшего, но сегодня был тот случай, когда лучше поговорить на нейтральной территории. А нейтральней Дороги нет ничего.

– Ты пришел из-за Волка, – сказал он. – Может быть, ты сможешь найти его.

– Извини, – сказал я, – Мастера не убивают Мастеров. А если я его найду – это будет убийство.

Нет, я не люблю делать больно тем, кто мне симпатичен. Тем более я не люблю делать больно друзьям, а Змей мне друг, что бы ни случилось между нами в прошлом. И все же из песни слова не выкинешь: он хотел убить своего сына, а я хотел, чтоб парень выжил. И теперь я, похоже, мог на это рассчитывать.

Я спросил:

– Как ты нашел его в моем мире?

Змей в ответ дернул плечом:

– Я не нашел. Я даже не знаю, в котором из твоих миров он был. На Земле Волк оказался случайно и не вовремя, – досадливая гримаса. – Он когда-то убил девочку, которую… хм… любил. Считается, что он не умеет любить, но на самом деле его любовь просто не приобретает клинической формы. В общем, девчонку он убил, а когда понял, что сделал, тут же воссоздал в другой реальности.

Тарсграе! Эта семейка никогда не перестанет меня удивлять. Ладно, я могу понять, что убить женщину, которую любишь, – это не клиническая форма любви, а естественное поведение для Змея и Змеевичей. Но нельзя же таким досадливым тоном рассуждать о способностях, превосходящих мое разумение! Я знаю, что Волк – талантливый парень, я знаю, что он особенный, даже для этой семьи, где особенные все. Но о том, что он может создавать живое и одушевленное, я понятия не имел.