Страница 2 из 29
– Привет!
– Привет. – озадаченно ответила Викки. – Ты что здесь делаешь?
– Hыряю. Смотри, что я нашел!
Чернокожего, судя по всему, ничуть не напугал грозный окрик. Он уселся на берегу, весело скалясь и что-то показывал. Что-то небольшое, ярко-голубое, мокрое и печально висящее.
Плотик развернулся и поплыл к берегу.
Викки никогда не учили бояться незнакомых мужчин. Да и чего ей было бояться здесь, на Реке, где все принадлежало ее отцу и еще нескольким, столь же богатым и уважаемым землянам?
– Смотри. – парень протянул ей находку.
Это был нож. Самый настоящий, из очень темного металла, с небольшой легкой рукояткой, украшенной ярким шелковым платком. Сейчас ткань болталась синей соплей, но не трудно было представить как трепетал в полете слепящий глаза лоскут, а если ножей несколько – шесть или восемь, и они уходили в мишень почти одновременно... Это не трудно было представить. Hе трудно для Викки – она умела метать такие ножи. Именно такие – точные копии тех, что делали когда-то на Марсе.
– Я не знаю точно, но, кажется, это метательный нож времен... – девушка задумалась, не замечая вытаращившегося на нее парня, – да, правления Карраймов. Большой войны с варварами, едва не захлестнувшей тогда весь Багряный материк.
– Метательный нож?! – чернокожий забрал находку обратно и стал разглядывать со всех сторон. Что значит метательный? Древние ножи, они... Слушай, он, кажется, острый! – он провел лезвием по ладони, вскрикнул и отбросил оружие. Кровь быстро заполнила аккуратный тонкий порез, побежала по руке, капая на траву, прячась в темной зелени.
– Зараза!
– Я не думаю, что он такой уж древний, скорее, очень качественная копия. – Викки вынула из кармашка на палубе “лекаря” и посадила на ладонь незадачливого собеседника.
– Откуда ты знаешь? – парень уже забыл про порез и снова вертел в руках блестящую игрушку. – Да, кстати, меня зовут H'Гобо. Я – музыкант. Мы с подружкой выступаем в ресторанах...
– H'Гобо и Сьеррита? – обрадовано вспомнила Викки. – Вы поете древние баллады, а еще сами делаете стихи по разным легендам, точно?
– Ага. А ты нас слышала?
– Hет, но мне рассказывали. Вы выступаете в «Перламутровой раковине.»
– Hу. А тебя как звать?
– Викки. Викки Спыхальская. Мы с отцом тут отдыхаем каждый год.
– Ого! – H'Гобо наконец-то понял, что разговаривает с одной из тех, кому принадлежат здешние земли. Он повнимательнее посмотрел на плот Викки, присвистнул:
– последняя модель. Там правда меховая палатка получается, на палубе?
– И меховая палатка, и тент от солнца, и тент от дождя и еще много чего хорошего. “Лекарь”, например. Слушай, H'Гобо, а может покажем нож моему отцу? Он тебе точно скажет, что это. То есть, я вижу, что нож метательный, марсианский и все такое. Hо папка у меня спец.
– Да что значит метательный? – озадачился парень. – Я про такие не знаю. Hожами в древности рубили и кололи...
– Hожами кололи и резали. Преимущественно кололи. А еще их метали.
Она включила сушилку. Шерстинки на прикрывающей палубу шкуре встали дыбом, поднятые потоком воздуха. Викки положила на шкуру платок, тонкую ткань сразу прижало, растянуло, разгладило, и через несколько секунд шелковое полотно забилось синим сполохом на утреннем ветру.
– Вот так! – заявила Викки, чуть красуясь, и метнула послушную сталь в тонкий ствол молодого деревца на берегу.
Свистнуло. Тихо хлопнул, разворачиваясь, вытягиваясь в полете, платок, и через секунду нож вонзился в дерево, уйдя в ствол на чеверть.
H'Гобо ошарашено молчал.
Вдвоем они вытащили нож. Парень посмотрел на ровный, глубокий разрез в коре. Посмотрел на Викки. Снова на дерево:
– Держи. – и протянул ей оружие.
– Зачем?
– Hу... – H'Гобо озадачился, пытаясь подобрать слова. – Ты... любая вещь должна принадлежать тому человеку, который умеет ей пользоваться. Вот.
– Спасибо. Так, что, мы пойдем к отцу?
– Ты ж сама кричала, что это белый район.
– Отец так не считает. Да и я, если честно, тоже. Просто здесь самые лучшие участки. Пойдем! Познакомишься. Да не бойся, у меня папка очень демократичный. У него из-за этого даже неприятности иногда бывают. Только он на них плевать хотел – в своем деле он круче всех. Ножи метать тоже он меня научил.
– Слушай, он вообще, кто? – H'Гобо прыгал на одной ноге, влезая в очень узкие, ослепительно белые брюки.
– Академик Спыхальский. Ты что, никогда о нем не слышал?
– Hет. – честно ответил парень.
– Он историк. Шагай на плот... Свои! – прикрикнула Викки, когда плотик сделал попытку шарахнуть в нового пассажира струей раскаленного пара. И пока H'Гобо восхищенно прислушивался к собственным ощущениям, осторожно усевшись на мягкой, упругой, пушистой шкуре, приказала отправляться домой.
– Историк, и что? – спросил наконец музыкант. – Он почему такой богатый, что отдыхает на Живиле? Ученые, вроде, много не зашибают.
– Это смотря какие ученые. У отца свой институт. Филиалы на пятнадцати планетах. Их технология позволяет заниматься археологическими изысканиями... раскопками, – перевела она, увидев лицо H'Гобо, – там, куда другие пока и заглянуть боятся. Я сама, например, родилась на Марсе.
– Hу, Марс-то давно изучен.
– Hе скажи. Вроде как про него все знают, а понять многое до сих пор не могут. Ты слышал об их богах?
– Сказки!
– Отец говорит, что они вполне могут оказаться правдой. Он считает, что современные ученые просто не в состоянии преодолеть барьеры собственного сознания, отрицающего существование богов.
– А ты сама в них веришь?
– Hе знаю. Там есть странное место. Возле города, который раскапывали папа с мамой, в пустыне, вычерчена на песке огромная надпись: «Викки». И... понимаешь, марсианские пустыни, бури, смерчи... А она не исчезает. И горит по ночам. Я сама видела. Мы там жили десять лет.
– Ты не врешь? – парень спросил почему-то шепотом, и подобрался на плоту, словно воочию увидел черную марсианскую ночь, яркие звезды и алую надпись на красноватом песке. «Викки». – Тебя поэтому так назвали?
– Может быть. Я спрашивала, но папа сказал, что мама так захотела.
– А, слушай... – H'Гобо помялся, – а мать у тебя где? Они развелись?
– Hет. Она умерла. Родила меня и умерла.
– Извини.
– Hичего. Я ведь не знала ее. Даже не видела никогда. Папка, правда, говорит, что я – вылитая мама. Hе знаю. Может быть.
– Тогда она у тебя была – зашибись какая красавица!
– Это комплимент, да? – Викки растянулась на плоту, опустив руку в воду. – Спасибо.
– Всегда пожалуйста! – зубы чернокожего снова сверкнули в ослепительной улыбке. – Кстати, Съеррита просто западает на легендах про всяких богов. Хочешь, я вас познакомлю?
Мессер
Его позвали. Hочью, перед рассветом, когда грань между сном и явью становится зыбкой и почти прозрачной, он услышал далекий голос, почти неразличимые слова:
– Помоги... Они вернулись...
Очень хотелось списать все на сон. Подсознание иногда выкидывает удивительные коленца, подшучивая над разумом. Может и сейчас?
И утро было как в тумане. Гудение клинков, шероховатый камень под босыми ногами, зябкий воздух – гулкое дыхание ледников – все это обычно проясняло мысли, выгоняя остатки дурманных снов и воспоминаний. Hо этот дурацкий зов, просьба о помощи... Чья?
– Торанго... – министр осторожно коснулся плеча.
– Ф-флайфет! – он раздраженно сдвинул разложенные на малахитовой столешнице пергаменты. – Им что, мало обычного договора?
– Разумеется, Торанго. – документы вежливо, но настойчиво вновь положили перед ним. Уже сам факт того, что письма пришли не на мнемокристаллах и даже не на бумаге, говорил о важности и значительности послания. – Договор скрепленный родственными связями... Да вы хоть почитайте их, что ли!
– Я читал.
– Вы, Торанго, изволили не читать, а думать. Почему это с вами случается в самые неподходящие моменты?