Пыль небес

– Болид.

– Болид, – повторил Тир и даже глаза прикрыл от наслаждения, как будто катал на языке что-то необыкновенно вкусное, – да. Болид.

Следующие два часа, пока лошадка бодрой рысью везла телегу к пункту назначения, Казимир наблюдал Тира, резко отличающегося от равнодушного ко всему выходца из преисподней, которого встретил у выхода из портала. Этот, новый, был улыбчив и обаятелен, хоть и по-прежнему молчалив. Зато как он слушал! Так вдумчиво, так внимательно, что говорить с ним, точнее – говорить для него, было редким и изысканным удовольствием.

Причем удовольствие получал не только Казимир – в разговоре активно участвовал бородатый богатырь, и, несмотря на то, что объясняться с ним приходилось преимущественно жестами и междометиями, все трое попутчиков очень скоро преисполнились друг к другу искренней симпатией.

Из карманов своей куртки Тир извлек карандаш и блокнот. Рисовал он великолепно, очень быстро и точно, так что скоро их с князем словарный запас обогатился несколькими десятками необходимых для беседы слов и выражений. Заодно выяснилось имя аборигена. Звали того, как Казимир почему-то и ожидал, Медведем.

Почему-то слегка задевало то, что Медведь относился к Тиру с куда большим интересом, нежели к светлому князю Мелецкому. Титул, конечно, на лбу не написан, а врожденный аристократизм манер в иных мирах может показаться и невоспитанностью, но Казимир склонен был полагать, что впечатление на жителя этих лесных земель произвел фокус, который проделал Тир с испуганной лошадью.

И вот что интересно: кого же испугалась лошадка? Хищников, прятавшихся в лесу, или их двоих – Казимира и Тира? И кто так беззастенчиво, не скрываясь, высасывал у Казимира его недовольство и раздражение? И… и вообще, многовато вопросов даже для неизвестного мира.

Казимир не был таким опытным путешественником, каким пытался представить себя как в собственных глазах, так и во мнении окружающих. Собственно, этот мир был для него третьим. Если первым считать родную Землю, а вторым – сказочную Иллу, в которой он, кажется, оставил по себе не лучшие воспоминания. Возможно, посещение новых земель всегда подсовывает множество загадок, однако настораживало то, что в самом мире и в бородатом его представителе Казимир ничего загадочного не находил. Загадкой был Тир. Почти земляк, уроженец той же цепочки реальностей, что и светлый князь Мелецкий. Беглец из преисподней. За какие, интересно, грехи столь юное существо оказалось приговоренным к такому ужасному наказанию?

Об этом стоило спросить. Но не сейчас. Позже.

А Тир знал уже, как называется крепость, в которую они едут. Драгана. Судя по объяснениям Медведя, драганами называли самок драконов. Во всяком случае, Тир именно так растолковал Казимиру изумительные по своей образности знаки и жесты бородача, который описал и хвост, и рога, и лапы с когтями, и гребень на спине, и даже потрясающих размеров бюст. Казимир представил себе такой, и у него голова закружилась. Местность же, где располагалась крепость, называлась Пристепьем, а государство – Радзимой.

Еще Казимир старался запомнить множество обиходных слов, из которых самым первым, если не считать болида, было слово «небо». Далось оно Тиру! Рожденные ползать почему-то так и рвутся летать. В то время как существа крылатые по природе своей совсем не стремятся в воздушные просторы. Зачем? Люди ведь, умея ходить, не посвящают этому все свое время. Ну ходят, когда надо. А по возможности все-таки ездят. В лифтах, автомобилях и пневмокарах.

Сын дракона, настоящего дракона, а не той громадной ящерицы, которую описал бородатый хозяин телеги, Казимир относился к стремлению смертных в небеса с приличествующим его положению снисхождением. Тир сказал, что в его мире люди поднялись в небо. Что ж, молодцы. Светлый князь уверен был, что небо покорилось людям так же, как океан на его родной Земле. И в небесах и в глубинах человек остается гостем. Гостем незваным, нежеланным, до крайности уязвимым. Отец учил уважать чужие мечты, какими бы нелепыми они ни казались. Казимир научился не смеяться и справедливо считал, что этого вполне достаточно.

А уважать мечту о небе? Увольте! Что могут знать о полете существа, лишенные крыльев?

ГЛАВА 2

Зуб за зуб, хвост за хвост.

Но между костью и злостью я выбираю злость.

Из этой игры может выйти толк.

Но прошу учесть один факт – я не пес. Я Волк!

Драгана произвела на обоих самое благоприятное впечатление. Деревянная крепостица, возведенная на расчищенном от леса холме, казалась игрушечной. Очень ладная, светлая, вкусно пахнущая потекшей на солнце смолой. Внутри Драгана оказалась больше, чем снаружи, – обычное дело для военных укреплений – и тоже как бы игрушечной, такой порядок царил на узких улочках. Привратная стража, к величайшему удивлению и Казимира и Тира, одета была в камуфляжные костюмы, характерные, как определил светлый князь, для армий его родного мира конца двадцатого столетия. Значки на форме были, естественно, незнакомы. На облаченных подобным же образом гостей стражники почти не обратили внимания, лишь попросили обождать в караульном помещении, зато Медведя расспросили строго и въедливо и только потом, видимо удовлетворенные ответами, разрешили проехать.

Сидеть в караулке пришлось недолго. Казимир даже не успел заскучать, а Тир как забился в угол, так и не пошевелился ни разу. Сидел, закостенев, молча глядя в пол, пока в комнатку не вошел человек. Большой, как Медведь или стражники в воротах, одетый в камуфляж, усатый и безбородый.

Незнакомец остановился в дверях, внимательно разглядывая гостей, или пленников, – Казимир еще не успел определиться с их статусом. Потом сделал приглашающий жест и снова вышел на улицу.

Молча, не обменявшись ни единым словом, дошли они до трехэтажного, высокого по здешним меркам дома. Выстроенный как маленькая крепость, он, похоже, служил административным зданием, а заодно и местом последней битвы, если внешние укрепления падут. На стенах и крыше стояли зачехленные машины, как показалось Казимиру, самой примитивной конструкции: что-то вроде нацеленных в зенит больших арбалетов. Тир же к убогой технике проявил неподдельный интерес и разглядывал все, что можно было увидеть из-под чехлов, с напряженным вниманием. Как будто машинерия угрожала ему лично.

Усатый провел их по узким коридорам и лестницам через несколько дверей, в которых даже Тиру пришлось склонять голову, на второй этаж, в просторную, с низкими потолками комнату. Из мебели там был длинный стол да несколько табуретов. На них усатый и кивнул: садитесь, мол, где удобно. Сам уселся во главе стола и задумчиво уставился опять-таки на Тира. Определенно, сероволосый красавчик был в этом мире ненормально популярен.

– Интересные творятся дела, – заявил усатый, наглядевшись.

Казимир сумел сохранить лицо, а вот Тир, услышав русский язык, вздрогнул и воззрился на усатого, как на говорящую обезьяну.

– Мне доложили, – продолжил тот, – что Медведь встретил в лесу двух чужеземцев, один из которых здорово похож на степняцкого ведуна. С той лишь разницей, что большинство степняков умеют говорить на радзимском или на галадском. А кто не говорит, те хотя бы понимают. Доложили мне, что ведун назвался непонятным прозвищем, а имя его спутника выдает чужеземца, обитателя каких-то очень дальних краев. И что, возможно, степной мудрец подобрал где-то иномирянина, которого и ведет сейчас к хану, в обход радзимских властей, притворяясь, будто не знает здешнего языка. Притворяясь, будто он не знает про добрую договоренность между нами о том, что на чьей земле иномирянин нашелся, того он и будет.

– Что вы имеете в виду? – уточнил Казимир.

– Я имею в виду, – хмуро ответствовал усатый, который, похоже, просто сделал паузу в речи и был недоволен тем, что его перебили, – что первым побеседовать с пришельцем из иного мира имеет право владыка той земли, где пришелец был найден. Но что же я вижу? – Он склонил голову и в упор уставился на Тира. – Вижу я, что залетела к нам интересная птица. Уж до того интересная… дивная птица, никем не званная. Зачем ты явился сюда, Черный?