Невольница

— О, дорогой, ты сделаешь доброе дело. Возьми машину.

— Придется. Но, тетя, у господина Номана некому есть эти манго. Правда, он дважды женился официально, еще раз — неофициально, но детей у него не было. И поскольку поднимался вопрос о достоинствах лица, которому этот дар предназначается, отбавим немного из его доли.

— Салман, я совершенно не понимаю твои неуместные речи. Подарки посылают, чтобы укрепить связи, и нам нет никакого дела, сколько у него жен, сколько любовниц и содержанок, сколько ртов, сколько носов! — Госпожа сунула ноги в шлепанцы, встала.

Дверь приоткрылась, и показался мунши с письменным прибором в руках. Он поправил очки и, вздернув брови, ждал приказаний.

— Мунши-джи, где это вы пропадаете? — прикрикнула госпожа. — Вас не дозовешься. Известно вам, что привезли манго и их надо отослать большим людям? Кто это должен делать за вас?

— Но приходил лекарь…

— Вы ухаживаете за этим лекарем, как за доктором. Это, наверное, опять тот знахарь Насирулла? То не внесет плату за обучение девочки, то, смотришь, сына пустил босиком. Оказываешь ему всякие милости, а он занимается поэзией, парит в облаках. — И, надувшись, госпожа пошла в комнату.

Салман показал мунши рукой — можешь идти.

Тот с готовностью повернулся и, тяжело отдуваясь, вышел. Салман быстро рассовал манго по корзинам и приказал Гафуру зашивать. Нафис он сказал:

— Вечером поедешь со мной. Заберем Нилам, а заодно отвезем Юсуфу корзинку с манго.

— Меня оставишь в больнице. К нему я не поеду.

— Поедешь. Так хочет твой ангел-хранитель. Не поедешь — высажу у подъезда какого-нибудь министра. — И, оглянувшись, добавил: — Тетушка ушла, неси скорее тарелку и нож. Отведаем и мы… Посмотри, какая прелесть! А внутри сладкий, как мед. Да поаккуратнее перевязывай, — прикрикнул он на Гафура. — Не видишь, это корзинка министра. — Тут он взглянул на небо. — Ну вот, нагнало туч. А сегодня мне, как назло, хочется, чтобы Аллах вместо воды послал денежный дождь. Дело в том, что денежный источник в моем кармане иссякает, а без денег и бархатное лето не в радость. И вот уже несколько дней я вынужден жить отшельником, ни с кем не встречаться…

— С кем это ты не встречаешься? — полюбопытствовала Нафис. — Кажется, все вечера просиживаешь в кафе.

— Это не в счет! Я хожу туда с тоски. Ладно, будь готова к четырем часам, чтобы мне не пришлось вламываться к тебе в спальню и торопить. — И он передразнил ее:

— Wait, Салман. You confused me.

— Дождешься ты, Салман, что я запущу в тебя манго.

— Если можно, покрупнее. Ладно, исчезаю. Нужно послать напоминания в две газеты. Статьи опубликовали, а деньги не думают платить. Я сию минуту, good girl.

Он вскочил и, напевая, пошел к себе. «Стыд перед людьми», да-да, «стыд перед людьми удерживает меня»… «звенят браслеты у меня на щиколотках… звенят». — И вдруг остановился как вкопанный.

— Братец Юсуф! Когда это вы пожаловали?

Юсуф сидел у него в комнате с книгой в руках, спиной к двери. На голос Салмана он обернулся и положил книгу.

— Да я прошел прямо сюда, чтобы не встретиться с кем-нибудь из ваших домочадцев.

Салман обеспокоенно следил за ним.

— Прикройте, пожалуйста, дверь, — попросил Юсуф.

Салман закрыл дверь.

— Ну?

— Суман, — сказал Юсуф. — Она больше не верит тебе.

— Почему? Нет, не может быть. Да и кто вам мог это сказать? Она сама?

— Давай по порядку, Салман. Я не могу сразу ответить на все вопросы. В больнице ты записал Нилам как свою жену, так? Ну вот, из-за болезни девочки Суман эти дни тоже провела в больнице. Там она случайно увидела в истории болезни твое имя, видела, как ты навещал Нилам… Ну и теперь…

Он остановился на полуслове. Салман побледнел.

— Все обойдется, Салман. Надо объяснить, что это недоразумение…

Салман ходил из угла в угол.

— Не в этом дело, — промычал он. — Ведь это значит, что она мне ни капли не верит. Разве любовь без веры выдержит серьезное испытание? Какая же это любовь?

— Не преувеличивай, Салман. Она любит тебя. Тут задето ее самолюбие.

— Возможно, — согласился Салман. — Но хоть бы спросила меня! И я хорош, мне бы съездить, навестить ее. Видишь, Мину больна. Но если б она считала меня другом, она бы сообщила о болезни девочки!.. А вы… Да если б я знал, что она в больнице, разве б я не зашел? Скажите, ну мог я бросить Нилам на произвол судьбы, ведь дело шло о чести, о жизни человека! В душе я глубоко убежден, что поступил правильно.

Юсуф молчал.

— Она даже не хочет говорить со мною? — спросил Салман. — Не хочет, упрашивать не станем! Я не чувствую себя виноватым.

— Но, Салман, почему бы тебе не пойти и не объясниться?

— И вы осмеливаетесь предлагать мне это? Вы, человек, который отказывается от Нафис, заботясь о собственном самолюбии? Я брат Нафис. И я вам говорю, что, отказавшись от нее, вы разобьете ее жизнь. Я знаю, что вы тоже по-своему страдаете… Но разве когда-нибудь я сказал вам, — идите, поклонитесь ей?

— Салман… Между мной и Нафис — стена богатства. Мое смирение перед ней могут истолковать как погоню за ее деньгами. А ведь между вами нет ничего подобного… Есть только простое недоразумение, которое легко устранить.

Салман рассмеялся.

— Вот бумеранг и возвратился. Сначала я пытался примирить вас с Нафис, а теперь вы стараетесь помирить нас с Суман.

Посерьезнев, он сказал:

— Сегодня Нилам выписывают… Я составил себе план: вечером беру Нафис и еду к вам… Ссора Нафис с Суман… ваши отношения с Нафис… Мы сядем и обо всем этом серьезно подумаем… Там я и расскажу о нас с Суман… Вот такой план я себе составил…

Он опустился в кресло и обхватил голову руками.

Юсуфу стало не по себе. Человек, для которого, казалось, любая тяжесть значит не больше, чем озорная шутка, сидел перед ним и рыдал.

Юсуф встал, подошел к Салману, присел на подлокотник кресла и положил ему на плечо руку.

— Не упрямься, Салман, идем.

Салман отрицательно покачал головой.

— Я буду ждать тебя вечером, — вставая, сказал Юсуф.

— Нет, — чуть слышно ответил Салман.

Как только Юсуф ушел, он встал и зашагал по комнате. Прошло всего полчаса, а мира, который существовал до этого, уже не было. Пойти к ней, сказать ей все в лицо и уж больше никогда не видеть ее. Он живо представил себе нежное, простое лицо Суман, в простоте которого искал и ее очарование. Никогда не видеть ее, совсем никогда? Что ж, он проживет жизнь без Суман и докажет, что может жить без нее. Вот и прекрасно!

Вошла Нафис и принесла тарелку с нарезанными манго.

— Приходил Юсуф? — тихо спросила она. — Я видела его у ворот.

— Да, — безразлично ответил Салман. — Приходил Юсуф поговорить со мной.

Значит, действительно приходил. Вот и Нафис видела его. Приходил братец Юсуф и принес ему весть. Значит, правда и все то, что он рассказал.

— Что-нибудь случилось? — спросила Нафис.

— Ничего. — Он вытер лицо платком. — Голова кружится. Ну и жара, а, Нафис?

— Сидишь в этой клетке, вот и кружится голова.

Она встала, чтобы включить вентилятор.

— Оставь, — сказал Салман и встал. — Тетушка в гостиной? Иди, я сейчас.

Нафис взяла тарелку с манго и, напевая, удалилась из комнаты.

Салман выдвинул ящик стола и достал конверт с фотокарточкой Суман. Женщину рядом с ней зовут Сохни. Теперь у него останется только эта карточка. С минуту он внимательно рассматривал ее, потом вложил в конверт, сунул его в карман брюк и отправился в гостиную.

24

Джавид пересчитал бумажки и сложил их в пачки. Можно было положить и крупными купюрами, но тогда не получилось бы таких увесистых пачек. Если дать тысячу рупий бумажками по десять, получится тощий конверт. А этими можно набить большую сумку и швырнуть ей в ее несчастную рожу — бери, ты только и знала, что клянчить деньги. На, получай! Ведь тебе нужны были только деньги? Здесь всего тысяча, но этого вполне достаточно. Он взглянул на них алчным, полным сожаления взглядом… А, пусть! Теперь уж ничего не поделаешь, придется принести эту жертву. Иначе можно потерять те тысячи, которые он запланировал получить. Жадничать сейчас было бы неумно.