Дева и Змей

Хотя, конечно, было бы грустно, если бы книгу действительно запретили.

А сейчас Курт порадовался, что привез из Москвы томик на немецком, с автографом обоих авторов. Вез подарок Георгу, да хватило ума придержать: пусть сначала Элис прочтет. У отца было что-то вроде ясновидения, видимо, передалось по наследству, хоть и не выявили ничего подобного многочисленные тесты в академии.

С Элис не все в порядке. С точки зрения обывателей – Элис вообще ненормальная, но странно, что на нее до сих пор не обратили внимания люди, компетентные. Курт не знал, имел ли отец Элис представление о работе в США службы, аналогичной той, в которой предстояло служить Курту. Но следовало предположить, что Ластхоп намеренно скрыл свою дочь от пристального внимания американских магов (они там называли себя экстрасенсами, что, конечно, было неправдой), выдал ее способности за болезненные проявления. А курс лечения окончательно подавил в Элис начавшую пробуждаться силу. Если бы не Драхен… Вот, кстати, еще вопрос, насколько успешно справились врачи со своей задачей, если несмотря ни на что Элис добралась до Ауфбе. Ее привел сюда инстинкт, а вовсе не случайность, и здесь всего за несколько дней Элис из обычного человека превратилась в интуитивного мага. Если, конечно, можно назвать интуитивным мага, инстинкты которого пробуждаются искусственно. Курт и сам не отказался бы взять у Змея несколько уроков, чтобы так же безболезненно и легко научиться всему, чему научилась Элис.

Снегурочка.

На то, чтобы научиться видеть нечисть… ну, пусть фейри, уходило три из пяти лет учебы. Не считая спецкурсов. Да и это умение нельзя было назвать видением в полном смысле, скорее уж это была способность чувствовать и находить. Та самая, что есть у всех без исключения детей.

С третьего курса отдельно обучали специалистов по воплощению. Для этого нужен был особый дар, хоть и не настолько редкий, как тот, что вроде бы, обнаружили у Курта.

Элис умела видеть фейри, пока ее не начали лечить. А теперь видит снова. Элис интуитивно воплотила мертвое ничто своего сада в уязвимую форму садового шланга. Элис понимает русский язык, как родной, хотя никогда не учила его и почти никогда не слышала. Элис умеет летать и даже не замечает, что пользуется при этом довольно сложной формулой. Во всяком случае, она должна ею пользоваться: люди не могут летать без помощи магии – это давно доказано. И Элис нужна Курту, чтобы установить контакт со Змеем.

И при всем при этом она ничего не должна знать. Ну почему, почему, скажите на милость, Элис Ластхоп не родилась в семье просоветски настроенных интеллигентов? Таких хватает: в США многие образованные люди понимают преимущества идей коммунизма, а некоторые даже признают, что реализовать идеи возможно лишь советскими методами. Хотя, конечно, если уж выбирать идеологического оппонента, так Курт предпочел бы закоренелого капиталиста убежденному коммунисту американского образца. Первого можно переубедить.

Он представил себе, как небрежным тоном интересуется: “Элис, а ты никогда не думала о том, чтобы вступить в комсомол?”

Нет. Плохая идея. Но ведь работают в академии иностранные специалисты, то есть, уже, конечно, свои, советские, но самых разных национальностей, от австралийцев до финнов, есть даже два эскимоса, ведущих спецкурс по шаманизму. И никто не ждет, что эти люди вступят в партию, и они не работают там, где, кроме профессионализма требуется еще и идеология. Они делают свое дело. И эти люди – прекрасные люди – нужны академии не меньше, чем профессора-коммунисты. Их ценят, их любят, их уважают.

Словом, поскольку нет Элис никакого резона навсегда оставаться в Ауфбе, а у себя на родине демонстрировать все, чему успела научиться, она не рискнет, надо подвести ее к мысли о работе в академии. Ну, какой, скажите, человек сможет долго скрывать новые умения, новые возможности, когда вокруг друзья, а не враги и шпионы? Элис дома окажется именно в такой ситуации. И либо снова попадет в больницу – ее отец об этом позаботится – либо сойдет с ума по-настоящему, пытаясь бороться сама с собой. А в академии перед ней откроются все пути. Все, какие определит тестирование, разумеется, но, судя по тому, что Элис уже умеет, выбор окажется богатейшим.

Эта идея была получше предыдущей. Вот только мысль о том, что Элис нет резона оставаться в Ауфбе заставила слегка поморщиться, как будто попалась в варенье кислая ягода… А что он, Курт, знает насчет ее резонов? Точнее, что он знает насчет Элис и Драхена? Ведь не обязательно оставаться в Ауфбе, можно остаться в замке на Змеином холме. Люди, принимающие подобное гостеприимство, живут недолго, но понадобится немало усилий, чтобы доходчиво объяснить это Элис.

Давно и далеко…

– Уходи, – сказал отец, – ты сделал, что должно и погубил себя. Я не хочу, чтобы ты погубил и меня тоже.

И Михаил ушел. Слово отца оставалось для него законом. Он намеревался вернуться в тот день, когда князю суждено было умереть. Сыновнее почтение необходимо в отношениях с родителем, но один-то раз им можно будет пренебречь. Князь не скажет спасибо за спасение своей жизни, однако сейчас его словами говорила любовь, только она могла заставить его прогнать от себя сына. Любовь и страх за его погубленную душу. Любовь такой силы, что кажется гневом. Это было похоже на князя: скорый на расправу, он не жалел никого – ну, так что ж, таков он всю жизнь.

Когда-нибудь можно будет рассказать отцу, хотя бы попытаться, попробовать объяснить, что дьявол не враг и не изменник. Он не добрый, но и не злой, он просто бог, не меньше и не больше, чем фийн диу. Наэйр искал Творца и нашел его. В этом поиске, вечном поиске того, кто создал все сущее, в вечном поиске смысла сущего пребывают все создания, имеющие разум и душу. Возможно, в этом и заключается смысл – в том, чтобы беспрестанно, страстно и мучительно искать, переживая взлеты и сокрушительные падения, и снова, снова пытаясь подняться к недосягаемым вершинам. Наверное, это подлинное счастье, густо замешанное на едкой неудовлетворенности. И все же, не сравнить счастье вечных исканий с испепеляющим ликованием, когда Творец сам подносит тебе вечность в раскрытых ладонях.

Отец поймет. Когда-нибудь. Обязательно поймет.

Теперь у Наэйра были подданные, хотя наставники по-прежнему позволяли себе проявлять недовольство, если он бывал недостаточно прилежен в занятиях. Теперь ему предстояло учиться вечно, потому что есть знания, которые даже фейри не получают просто так. И у него был новый друг, лучший из друзей, наивный и мудрый Единорог. Принц называл его Гиал.

Эйтлиайн шагнул прямо в замок, в библиотеку, и там столкнулся с Гиалом. Единорог изволил гневаться, настолько, насколько способно на гнев воплощение мудрости и любви: он уже несколько минут ожидал возвращения хозяина. Однако, увидев принца, сменил гнев на милость.

– Крылатый! – он подался вперед. – Ты влюблен?! И ты счастлив!

– Все всё знают, – проворчал Сын Дракона, – уже и влюбиться нельзя. Где ты был, Гиал? Ты намеревался вернуться той же ночью.

– Заблудился во времени, как ты и предсказывал. Но уйти в будущее мне все же удалось, правда, ненадолго, и я не могу сказать, сколько нам осталось до конца. Полагаюсь на тебя, Крылатый, ты умеешь считать время.

– Рассказывай, – нетерпеливо бросил принц, – рассказывай все.

В Тварном мире даже фейри предпочитают язык слов и мыслей, но Гиал “заговорил” образами. Еще один знак доверия, Сын Дракона принял его с благодарностью. Итак, река времени… значит, войти в нее получилось не сразу.

Многослойный разговор, и первый пласт, самый глубокий, насыщенный – память Единорога, навстречу которой открыт разум Змея; пласт второй – методичные расчеты, сведение множества уровней бытия для начала хотя бы в таблицу, поиск системы, совпадений и точек соприкосновения; пласт третий – разумеется, беседа на поверхности, слова – изменившиеся мысли.