Греческая серенада

— Но ты не мог поверить в нее до того, как позвонил Хоук.

— Не мог.

— Но тебе стало легче?

— Да.

— А вот этого я не понимаю. Почему ты спокоен, когда у тебя нет никаких доказательств того, что, пока твои легавые бегали за моей сестрой, я не развлекалась с кем-нибудь другим? Может, после секса с тобой я решила поэкспериментировать, а? Откуда такая уверенность, что у меня за это время никого не было?

Сандор понимал, что Элли говорит это просто так, чтобы задеть его. Давно еще никто над ним не смеялся. Он совершенно разучился реагировать на насмешки и теперь не мог пропустить мимо ушей ее слова, и ему хотелось крикнуть на девушку, как воспитателю на заигравшегося ребенка.

— Ты решила выйти за меня, поэтому ты не могла так поступить.

— Ну, а может, я просто захотела сравнить тебя с другими…

— Ты бы не стала, — как можно спокойнее произнес он, сжимая руль так, что костяшки пальцев побелели.

— Только сегодня утром ты говорил другое, — продолжала издеваться она.

— Я имел глупость поверить своим глазам, — произнес он сквозь зубы. Да, он, наверно, ошибся, думая, что она поймет и простит.

— Ладно, неважно… — тихо сказала Элли, отвернувшись к окну, словно увеличивая расстояние между ними.

— Нет, это важно. Я виноват перед тобой.

— Неужели… — как-то отрешенно, бесцветным голосом произнесла она.

— Да. В том, что не поверил тебе. В том, что обвинял тебя в неверности.

— Я не твоя жена, и ты не можешь применять ко мне само понятие неверности. Даже если я спала с десятком мужчин, а ты не можешь быть уверен в том, что это не так, я никому не изменяла.

— Но ведь ты не спала с другими, перестань так говорить.

— Почему?

— Ты испытываешь мое терпение.

— Ну и что?

— Мне не хочется снова ссориться с тобой.

— А если мне хочется?

— Хорошо, только давай потом, — его голос звучал так ласково, уговаривая ее успокоиться. Элли не ожидала, что он вообще умеет так говорить. — Тебе нужно прийти в себя, понимаешь? Когда ты окрепнешь, пожалуйста, нападай сколько хочешь. Я прошу тебя, Элли, не надо сейчас.

Элли завороженно смотрела на него, словно не веря, что эти слова произносит Сандор. А она-то считала его неспособным на искренние чувства. Значит, он смог отодвинуть в сторону свою гордость, чтобы проявить заботу о ней. Мир медленно переворачивался…

— Наверно, это сейчас не имеет значения, но у меня правда никого не было последнее время. Только ты, — наконец проговорила она.

— Я знаю.

— Но сейчас это уже ничего не значит. Я не выйду за тебя, Сандор. Может, ты и удостоверился в том, что я не обманываю тебя. Но зато я поняла, что не могу доверять тебе. И это уже нельзя изменить.

— Ты сердишься из-за сделки?

— Именно.

— Но ты скоро забудешь… — начал он, но Элли оборвала его:

— Нет!

Сандор припарковал машину возле больницы. Он подумал, что сейчас не время говорить об этом. Все изменится, он сможет переубедить ее. Ведь Элли уже согласилась выйти за него. Надо только немного постараться, и она вспомнит все то, что они испытали вместе. И забудет о случившемся между ними, как плохой сон.

— Поговорим об этом позже, — успокаивающе произнес Сандор.

— Нет.

Сандор не стал спорить. Вместо этого он вышел из машины и открыл дверцу Элли. Она все еще была очень бледной, ее веки — тяжелыми и красноватыми, а в глазах застыли слезы. Сандор наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Все обойдется, милая. Отец у тебя сильный, он поправится.

— Конечно… — ответила она, смахивая слезы с ресниц.

Он взял ее за локоть, и они направились к дверям больницы. Сандор отметил про себя, что Элли не протестовала и не отдергивала руку. Уже хорошо. Тем не менее это говорило еще об одном. Элли, как и ее отец, была сильной, а раз сейчас она позволяла Сандору проявлять заботу о ней, значит, ей совсем плохо. Она ранена. Он обнял ее за талию и прижал к себе. Они вошли в приемную.

Элли немного замешкалась перед дверью в палату. Столько чувств смешивалось в ней, готовых разорвать сердце. Страх. Она очень боялась, что отец может умереть, он ведь единственный, кто был рядом с ней. Злость. Ослепляющая ярость, которую Элли едва сдерживала. Желание мстить. Глухая боль. Она не могла не то что простить, а даже осознать до конца, что они оба — и отец, и Сандор — предали ее.

Отец был в сознании. Когда Элли вошла, его взгляд остановился на ней. В светлых глазах старика была абсолютная пустота, которая напугала Элли еще больше. Он молчал. Он даже не улыбнулся, увидев ее. Она остановилась на небольшом расстоянии от кровати, не решаясь подойти ближе. Она надеялась, что отец или Сандор скажут хоть слово. Элли совсем не знала, что ей делать и как себя вести.

И тут Джордж Вентворт сделал то, чего не делал уже очень давно. Он протянул руки к Элли и позвал:

— Элли, доченька, подойди ко мне.

И она подбежала к отцу. Они обнялись, и Элли снова заплакала. Ей было так странно в объятиях отца, в последние годы он даже близко к ней не подходил. Ее тело сотрясалось от рыданий, душивших ее. Она говорила, захлебываясь слезами:

— П-прости меня, папа… Я… я не хотела… чтобы так… вышло. Я совсем… не хотела-а…

— Я знаю, Элли, хорошая моя, знаю. Ты не виновата. Я здесь из-за своих ошибок.

Элли подняла голову, чтобы взглянуть ему в глаза. Она почти ничего не видела от слез.

— Но я сказала тебе…

— Ты сказала правду, доченька, — ответил он, печально улыбаясь. — Ты открыла мне глаза. Я наделал кучу ошибок и был жесток с тобой. И это хорошо, что ты мне все сказала. Я многое понял. Осознал наконец, что у меня есть дочь, которой я нужен. Как же далеко я был от тебя все эти годы! Спасибо тебе, родная моя. Знаешь, ты дала мне надежду. Может быть, вместе мы найдем твою сестру.

— Но как же ты раньше не чувствовал, что нужен мне? Я так хотела, чтобы ты был рядом, а ты словно не видел меня.

Тень прошла по его лицу, оно исказилось страданием. Он опять заговорил, сбиваясь с одного на другое:

— Почти двадцать лет я совершенно не обращал на тебя внимания. Я вообще ничего не чувствовал. После смерти твоей мамы я закрылся от окружающего мира. Я продолжал работать, ведь для этого нужно только думать, не ощущать. Я стал машиной. Прости, доченька. Если бы я только мог все вернуть, но ведь это невозможно… И я никак не могу это восполнить. Но ты у меня молодец, выдержала, ты выросла, привыкла обходиться без меня. Что же мне теперь остается, Элли?.. Когда твою сестру похитили, я тоже ничего не почувствовал. Конечно, началось расследование — и полиция, и частные детективы. А потом мне сказали, что все нити оборвались и у них нет информации. В полиции дело закрыли, я отказался от услуг детективов. Для меня все было как в тумане. Будто не со мной. А сейчас я словно проснулся. Боже мой, сколько же я упустил! И ради чего?..

Его голос затих, и Джордж вдруг заплакал. Он отвернулся от Элли и продолжил сдавленным голосом:

— Мне нет прощения. Я был плохим отцом, если вообще имею право так себя называть. Я не только бросил потерянную дочь на произвол судьбы, я не заботился даже о той дочери, которая была рядом.

Внезапно монитор, к которому были подключены приборы, начал издавать сигналы. Вбежала медсестра, за ней — врач. Элли попыталась встать, чтобы не мешать им, но отец не отпускал ее.

— Ничего страшного, это сердце. Оно учится чувствовать заново, — сказал он, с усилием улыбаясь.

— Ну пожалуйста, папа, пусть тебя осмотрят. Я не хочу снова тебя потерять, — зашептала Элли.

— А ты не уйдешь? — со слезами в голосе спросил он. В его взгляде была мольба, то, чего Элли никогда не видела.

— Не уйду, обещаю. Я только выйду в коридор.

— Я очень люблю тебя, Элинор. Я знаю, что так и не смог проявить свою любовь, и ты, наверно, не веришь мне. Но я люблю тебя больше, чем кого бы то ни было. Больше жизни.

Элли очень хотела верить ему. Она не знала, сможет ли, но хотела забыть все, что было, и просто поверить. Но никакие слезные мольбы и признания не могли стереть прошлое. Все-таки двадцать четыре года — немалый срок. Страх быть обманутой вновь проснулся в ней, а за ним — чувство вины за недоверие тому, кто был ей самым близким человеком. Элли почему-то не сомневалась, что, стоит отцу только немного прийти в себя, он станет прежним. И забудет о ней, отдалится.