Карантин

Я пытаюсь понять его мысль, но, честно говоря, не очень-то получается.

– Я и так не боюсь никаких сюрпризов. Не беспокойся, я давно забыл миф о «телекинезе», и прекрасно понимаю, что ни на что не воздействую, а просто выбираю оптимальный исход. Генератор игральных костей, замки, телекамеры были для меня такими же черными ящиками, как эта коробочка – ведь я же не знал их схем.

Я пытаюсь вернуть ему устройство, но он не берет.

– Это совсем другое, Ник. Куда меньше шансов угадать, чем в твоих предыдущих опытах. По сложности сравнимо со всей операцией прорыва в МБР. Если ты добьешься успеха, это будет означать, что даже такие слабые состояния все-таки достижимы.

Я подкидываю коробочку на ладони. Лу врет, но зачем – не понимаю. Я решительно говорю:

– Давай-ка разберемся. Это тест на сюрпризы или тест на невероятные состояния?

– И то и другое. – Пожав плечами, он прибавляет подчеркнуто любезно:

– Если угодно, я готов объяснить подробнее...

Прочитав в моем взгляде, что я не верю ни единому его слову, Лу умолкает.

Коробочка настолько мала, что даже «Н5» не может точно определить ее вес. Но ясно, что, кроме стандартного чипа величиной с булавочную головку и батарейки, в ней есть что-то еще. Лу усиленно пытается выглядеть равнодушным, глядя, как я подбрасываю коробочку в воздух. Судя по тому, как она вращается, в ней нет пустот, она равномерно заполнена – но чем? Какое электронное устройство может иметь такие громадные размеры?

Я говорю:

– Там, наверное, графит, который надо превратить в алмаз. Потому что для свинца, который надо превратить в золото, легковато, – продолжаю я с угрюмым видом. – Ладно, не хочешь – не говори. Я просто вскрою корпус и посмотрю, что внутри.

Лу спокойно говорит:

– Не надо ничего вскрывать. Это оптический суперкомпьютер. Он пытается разложить на множители миллионозначное число. Работает методом случайного поиска, ибо систематический подход занял бы примерно десять в тридцатой степени лет. Но шансы, что случайный поиск даст ответ за несколько часов, почти так же малы. Однако в твоих руках...

Я, что называется, шокирован. Вот тебе и честный страдалец Лу Кью Чунь! Как грязный сутенер, он нагло продает мой талант (заимствованный у По Квай, украденный у Лауры...). Впрочем, шок очень скоро, хотя и неохотно, уступает место восхищению его идеей. В самом деле, достаточно как следует размазать компьютер, и вы получаете параллельную машину с астрономическим числом процессоров. Каждый процессор выполняет одну и ту же программу, но с разными данными. Все что вам нужно – схлопнуть систему именно в тот процессор, который найдет иголку в математическом стоге сена. Вот и первая в мире служба по взламыванию сверхнадежных кодов, ведь они все построены на разложении на множители гигантских чисел. Ох какое состояние можно на этом сделать! От клиентов отбоя не будет – во всяком случае, пока об этом не узнает слишком много народа и люди не перестанут доверять таким кодам.

Я спрашиваю:

– Откуда ты знаешь, что я просто не заставлю машину сделать ошибку? Ведь с замками я поступал именно так. Возьму и выберу состояние, где что-то портится и свет загорается при неверном ответе.

Он пожимает плечами:

– В принципе это возможно, но я принял меры, чтобы минимизировать относительную вероятность такого варианта. В любом случае ничего не стоит проверить полученный ответ. Если он окажется неверным, мы можем попробовать еще раз.

Со смехом я спрашиваю:

– И сколько же тебе заплатят за это? И кто? Правительство или частная компания?

Он с важным видом качает головой:

– Мне это неизвестно. Видишь ли, есть еще третья сторона, некий брокер... который тоже не склонен афишировать свое участие, не говоря уж о...

– Ладно, все ясно. Но ты сам сколько получишь?

– Миллион.

– Всего-то?

– Есть, э-э-э, определенный скептицизм, что вполне понятно. Когда метод будет апробирован, мы сможем поднять цену.

Ухмыльнувшись, я подбрасываю коробочку высоко в воздух:

– А какова моя доля? Мне кажется, девяносто процентов будет справедливо.

Он не улыбается в ответ:

– Канон понес существенные расходы. Мы еще полностью не расплатились за мод, который позволяет тебе размазываться.

– Вот как? А когда у тебя будет мод чистых состояний, я тебе вообще не буду нужен, верно? Вот я и хочу извлечь выгоду из своего положения. – Я начинал говорить это в шутку, но заканчиваю совершенно серьезно. – Выходит, это и есть истинный Ансамбль в твоем понимании? Взламывать коды для любого, кто готов заплатить?

Он ничего не отрицает. Просто молчит и смотрит на меня со своим обычным выражением затаенной душевной муки в глазах.

Мне бы следовало разозлиться, ведь он не только хотел меня надуть, но еще и совершил кощунство по отношению к Ансамблю. Однако на фоне патологического фанатизма других членов Канона его мелкое предательство выглядит просто умилительно человечным. Я очень стараюсь впасть в ярость, но – безуспешно. Единственное, что я чувствую, – укол зависти к человеку, который сумел так распутать свои цепи, что уже почти не замечает их. Похоже, что он практически полностью сумел восстановить свою личность, какой она была до того, как – если только он не был в то время ангелом, не допускавшим и мысли об обогащении за счет Ансамбля.

Моя зависть к нему, мое восхищение его ловкостью ведут к очевидному выводу – но, увы, сделать этот вывод не в моих силах. Я хорошо знаю, что за штука мод верности, и не могу не порадоваться, что Лу сумел от него освободиться. Однако это отнюдь не значит, что я способен пожелать такой же свободы для себя.

Он говорит:

– Предлагаю тебе тридцать процентов.

– Шестьдесят.

– Пятьдесят.

– Согласен. – На самом деле деньги для меня ничто, мне важен принцип. Мне хочется, чтобы он понял, что и меня можно считать почти полноценным человеком. – Кто еще в Каноне знает об этом?

– Никто. Пока никто. Я хочу поставить их перед свершившимся фактом. Уверен, они все согласились бы, что наши финансовые ресурсы следует пополнить, но мне не хотелось увязать в обсуждении деталей.

– Очень мудро.

Он устало кивает.

Он, как всегда, напряжен, исполнен чувства вины, терзаем мучительными сомнениями. Но теперь все это предстает в совершенно другом свете – наполовину как чистое притворство, наполовину как результат понятной усталости от тяжкого нагромождения множества слоев лжи. Впрочем, я не чувствую себя обманутым и одураченным. То, что я так долго заблуждался относительно его истинных мотивов, лишь придает добавочную прелесть неожиданной нормальности его рассудка.

Я размазываюсь за десять минут до того, как достать из кармана черный ящичек. Обычная предосторожность против некоторой дезориентации, наступающей после потери иллюзии свободы воли. Лампочка не горит. Я пристально смотрю на нее, но ничего не происходит. Любопытно, почему мое размазанное «я» до сих пор не выбрало то состояние, в котором лампочка загорается из-за неисправности? Видимо, оно выжидает, чтобы начали появляться состояния, где компьютер исправен и получен правильный ответ, чтобы с их помощью подавить ложный сигнал.

Я начинаю скучать, потом злиться, потом снова скучать. Как хочется включить «Н3»! Наверняка можно имитировать ее действие, выбрав состояние, где я «случайно» чувствую себя в точности так же, как под настройкой. Но моему размазанному «я» такие мелочи, видимо, нипочем. Подсознательно я жду, что в любую минуту могу услышать крик проснувшейся По Квай, и тогда придется все бросить. Правда, раньше такое случалось только при сильных эмоциональных потрясениях. А какие могут быть потрясения, если просто сидеть и смотреть на черную коробочку? Вот завтра – другое дело. Если мне завтра удастся сохранять спокойствие, может, я и уцелею. Хотя что значит «удастся сохранять спокойствие»? Ведь сам факт, что я мог разбудить По Квай и тем самым частично передать ей управление ходом событий, тоже надо учитывать при попытке узнать, разбудил ли я ее на самом деле. Бессмысленно пытаться выстроить цепочку причин и следствий. Самое большее, чего я могу добиться, это логической последовательности наступления событий в процессе работы и, до некоторой степени, их непротиворечивости post factum.