Страница 51 из 82
— Я должна говорить тихо. Я не могу себе позволить здесь ничего, пока не пойму, кто здесь верен ему, а кто мне. Я должна притворяться, что все точно так, как я хочу.
— Как мне жаль, что ты так несчастна, — прошептала я в ответ.
— Могу ли я быть счастлива? — ответила она. — Его не сравнить с Искандаром. Он некрасив и недобр.
В моих глазах Ферейдун был куда красивее Искандара. Я вспомнила его мускулистые бедра, оплетавшие мои, и его горячую крепкую грудь, плотно прижатую к моей. Я едва не запротестовала: «А его прекрасные волосы? А его язык, когда он выводит им узоры на твоих бедрах?» Но вместо этого я заговорила о других вещах — о ковре, над которым работала, о свадебных подарках Нахид, ее каллиграфии, — и все равно разговор упорно возвращался к Ферейдуну.
— Я бы даже выдержала замужество за ним — любой мужчина такой же, как другой, если он не Искандар, — когда бы не то, что происходит по ночам… — сказала она и тут же осеклась, отпила глоток кофе из маленькой чашечки тонкого голубого фарфора. — Будь ты замужем, я бы все рассказала тебе.
Даже после этих слов я поняла, что Нахид мне расскажет все, потому что хочет выговориться, а я единственная, кому она доверяет. Но я не хотела слушать.
— Ты уже повидала его дочь? — быстро перебила я, стараясь поменять тему.
Нахид удивилась:
— Кто тебе рассказал о ней?
Секунду я не знала, что ответить. Надо быть крайне осторожной, чтобы не выдать себя.
— Э-э-э-э… ну, ковер… — выдавила я. — Помнишь ковер, который он заказал, с талисманами, благодарение Аллаху, что к его дочери вернулось здоровье?
— Ты когда-то упоминала ковер, с которым помогала Гостахаму, — сказала Нахид. — Но ты никогда не говорила мне, что его заказывал Ферейдун.
Я с трудом перевела дыхание.
— Так я его не связывала с мужчиной, который на тебе женился, до недавнего времени, — солгала я.
— О, — сказала она. — Я могла бы ожидать, что ты расскажешь мне все, что знаешь, о мужчине, за которого я выходила. — Тон ее был резок.
— Я поистине сожалею, — пробормотала я. — Должно быть, позабыла.
— Странно, — ответила она. — А что ты еще о нем знаешь?
Мое сердце словно чернело, как сердце ягненка, поджариваемое на углях.
— Только то, что Гостахам рассчитывает на новые заказы! — быстро сказала я, пытаясь быть как можно веселее.
Нахид приподняла бровь, как бы давая понять, что это теперь в ее власти — жены богатого человека. Я пригнула голову, потрясенная тем, что сказала.
— Я ведь не хотела ничего такого, — пролепетала я.
Она махнула рукой:
— Знаю.
Нахид глотнула еще кофе, а я почувствовала, как пот стекает по моей спине.
— Рада, что у тебя такой красивый дом, — сказала я.
Нахид огляделась вокруг безжизненными глазами.
— Я бы осталась в хижине, если бы могла разделить ее с Искандаром, — сказала она, и кожа вокруг ее глаз напряглась. — Помнишь, как женщины на свадьбе дразнили меня? Я боялась, но никогда не думала, что мужчина в твоей постели — это так мерзко.
Мое черное сердце задрожало. То доброе, что оставалось во мне, готово было крикнуть ей: «Все будет лучше!»
Нахид содрогнулась, и жемчужины на ее запястьях тоже содрогнулись.
— Днем он изображает лучшие манеры и отличное воспитание. Но ночью он превращается в животное. Когда я чувствую его горячее дыхание на моей шее, то готова завизжать.
Именно это я в нем и любила. Во тьме он был зверем, а с ним и я позволяла себе стать тем же. Дома, с Гордийе, я должна была быть покорной и стараться работать хорошо; с Гостахамом быть понятливой ученицей; с матушкой выказывать уважение; с посетителями быть благонравной дочерью. Только с ним я узнавала правду своей плоти. У меня ушло много времени, чтобы понять это, и теми ночами, когда его не было, я жаждала этого.
Потрясенная, я откашлялась.
— Ты краснеешь, — улыбнулась Нахид. — Да ты, я думаю, еще свежа и девственница.
— Думаешь, тебе понравилось бы больше, будь на его месте Искандар? — спросила я.
— Конечно, — ответила она. — Когда я вижу его без одежды, тоскую по моему возлюбленному. Его ладони на моем теле грубы, словно кошачьи когти. Даже борода его обдирает мое лицо. Я хочу его сбросить, но я должна лежать и ждать, покуда он кончит.
— Как ему это может нравиться? — едва не выдала я себя снова.
Я стеснялась, когда впервые легла с ним, но никогда не брезговала им в той мере, как описывала Нахид. Единственный раз, когда мне не удалось порадовать его, он наказал меня на недели. А ей что он за это делает?
Нахид глядела на меня со странным выражением, и утолки ее рта опускались.
— А ему, в общем, все равно. Будто он просто исполняет обязанности мужа.
Неужели возможно, чтобы он шел с ней в постель, потому что так надо, а берег себя для меня? Я боялась в это поверить.
— А если ты его похвалишь?
— Я говорю ему, что он свиреп, как сокол, и силен, как лев. Подслащиваю все время, но это ничего не значит.
Я знала, Ферейдун не любит пустых слов. Ей придется выдумать что-то получше.
— Но ты же не веришь, когда говоришь это?
— Нет.
— Может, со временем ты научишься любить это.
— Сомневаюсь, — отвечала она. — Но я смогла бы с ним жить, если бы не потеря единственной вещи, которую я ценила.
— Искандара?
— И его… и его писем. Но до свадьбы мы с ним решили, что продолжать будет слишком опасно.
— Вы были правы, — заметила я. — Но, Нахид, теперь ты замужем навсегда, и не думаешь ли ты, что можешь попытаться все же полюбить своего мужа?
Я едва могла поверить, что произнесла эти слова. Я разрывалась между желанием видеть подругу счастливой и оставить ее мужа — и моего тоже — себе.
— Никогда, — сказала она.
— Но тогда как же ты будешь жить? — мягко спросила я.
— Не знаю.
Она могла вот-вот заплакать. Но, вместо того чтобы разрыдаться у меня на руках, как она делала до замужества, Нахид быстро овладела собой, хотя я видела, как больно ей сдерживать себя.
— Нахид-джоон!.. — я сочувствовала ей.
— Я не могу здесь раскрываться, — шепнула она и только сейчас стиснула зубы до скрежета, чтобы не дать выступить слезам.
Губы оттопырились, и глубокие складки прорезались вокруг рта. Когда она убила свое рыдание, то стала такой же красавицей, как всегда, но ужасно было видеть горе в ее глазах.
Уходя, я вспоминала с муками вины радужные нити, спрятанные на моей шее под платьем. Заклинательница была права: ее любовь это связало. Я должна была сорвать нитки с шеи, но не смогла бы вынести потерю Ферейдуна.
Через день после встречи с Нахид Ферейдун снова прислал за мной. Когда я сидела в маленькой комнате и представляла, как мы с Ферейдуном вновь будем вместе, меня трясло от удовольствия. В то время как все тело Нахид отвергало его, мое при мысли о нем открывалось целиком, до последней поры. Как это было непохоже на то, когда я впервые легла под него! Тогда я была рабыней, а он господином. Теперь и он иногда становился моим рабом. Я ждала его в этот вечер, сознавая, куда мы вдвоем двинемся, однако с чудесной неопределенностью в том, как мы доберемся туда. Ферейдун, я знала, никогда не прокладывал борозду одинаково.
Когда он приехал, с ним был огромный узел, суливший мне наслаждения небес. Отослав прислугу, Ферейдун попросил меня раздеться. Я делала это медленно, в полумраке, а он сидел на подушке скрестив ноги, узел лежал рядом. Начала я стесняясь, но когда добралась до белья, то уже наслаждалась его взглядом.
Когда я осталась нагой, он встал и поднял меня на руки, медленно кружась по комнате. Голова моя плыла, длинные волосы вились в воздухе и скользили по телу. Приблизившись к постели, он опустил меня на нее и велел закрыть глаза. Я лежала так, разгоряченная и ожидающая. Мне было слышно, как он развязывает узел, затем он тихо встал надо мной. Мгновение спустя я ощутила постукивание по животу, словно шел нежнейший из дождей. Улыбнувшись, я выгнула спину. Он наклонился надо мной, зачерпнул еще пригоршню из узла, и касания продолжились. Так же стоя надо мной, он потер ладони, и аромат роз наполнил комнату. Я открыла глаза: все мое тело было покрыто лепестками роз. Одни были бледно-розовыми, другие ярко-алыми, третьи винно-багровыми: многокрасочный ковер цветов. Я дотянулась до его талии и повлекла его к себе.