Сказка только начинается

— Ты похожа на взъерошенного котенка, — мягко продолжал он, — море золотистых кудряшек и огромные медово-зеленые глаза. Не хватает только мурлыканья. Но я могу заставить тебя замурлыкать, Анни. И так, что тебе понравится.

Увы, в этом Марианна не сомневалась ни на минуту.

— И ты это знаешь. — Марианна прикрыла глаза, но слишком поздно: он успел уловить в ее взгляде отблеск желания. — Что же тебя удерживает?

Марианна поняла, что единственное ее спасение — оскорбить его и превратить разговор в перепалку.

— Тебе хочется в это верить, да? — резко спросила она. — Великий Хадсон де Санс, лучший в мире юрист и любовник. Есть ли на свете хоть одно дело, в котором ты не первый? — поинтересовалась она с убийственным (хоть и неискренним) сарказмом, плотнее заворачиваясь в одеяло.

— Перестань, Анни, — негромко ответил он, мягко разворачивая ее к себе. Марианна безвольно поддалась, хотя следовало немедленно вырваться из его рук. — Ты притворяешься, и весьма неискусно. Юристу нетрудно отличить настоящую стерву от неумелой комедиантки.

— Не понимаю, о чем ты, — с отчаянием в голосе прошептала Марианна.

— Во сне ты звала меня по имени, и не один раз, — спокойно продолжал он. — Что тебе снилось, Анни?

— Ничего. — На этот раз он не оставил ей выхода, она была в ловушке. Тошнота подступила к горлу, и Марианна съежилась под пронизывающим взглядом серых глаз, мечтая только об одном — чтобы он не прочел в глазах охватившего ее ужаса.

— Ты не просто звала меня. Ты шептала мое имя с придыханием, с тихими стонами — и я понял, что тебе снится, Анни. Хочешь знать, как я догадался?

— Не хочу! — пробормотала она.

— Я узнал эту жажду, это жгучее желание. — Марианна попыталась вырваться, но его рука сомкнулась на ее запястье, словно челюсти капкана. — Я хочу тебя, Анни! Если бы ты знала, как я тебя хочу!

Марианна застыла, охваченная острой, почти невыносимой болью.

— Но я не хочу тебя, — выдавила она, с трудом шевеля пересохшими губами. — У тебя ничего не выйдет.

— Неправда, — спокойно, почти бесстрастно ответил он. — Знаешь, Анни, — задумчиво продолжал он, — как ни странно, я не могу выкинуть тебя из головы. Ты как будто вошла в мою плоть и кровь — и мне это не нравится. Я, видишь ли, привык контролировать себя, и мне не по душе это чувство уязвимости.

— Я не делаю тебя уязвимым, — пробормотала Марианна, пораженная и испуганная его внезапной откровенностью. Она видела его саркастичным, гневным, холодно-равнодушным, научилась бороться с его обаянием и предупредительностью. Даже темная, чувственная сторона его натуры ее уже не пугала. Но сейчас, открыв ей свои тайные чувства и помыслы, Хадсон нанес ее сердцу почти смертельный удар.

Ей хотелось броситься ему на грудь и, покрыв лицо поцелуями, снова и снова клясться, что она любит его, что никогда и ни за что не причинит ему боли. Господи, какая мука!

— Ошибаешься, — угрюмо ответил он. — Так, как ты, меня ранили только однажды, много лет назад.

Марианна промолчала, но Хадсон успел заметить мелькнувшую в ее глазах ревность.

— Нет, не то, что ты подумала. Да, это была женщина, но речь идет не о любовной интрижке.

— Вот как? — Марианна и не скрывала, что не верит ему.

— Да, именно так. — Шумно вздохнув, он продолжал: — Черт возьми, раз уж я сболтнул об этом, то расскажу всю историю с начала до конца. Не хочу, чтобы у тебя создалось ложное впечатление. Между нами и без того слишком много секретов.

— Ты не обязан ничего мне объяснять, — напряженно произнесла Марианна, хотя лицо и голос ее, казалось, молили об объяснении.

— Это была моя мать, — негромко начал Хадсон. — Мне не исполнилось шести, когда она бросила отца и меня. Просто ушла из дома и не вернулась.

Он отпустил Марианну, но та не отодвину-лась, а, лежа радом, затаив дыхание, слушала его рассказ.

— Она ушла к любовнику, а им оказался не кто иной, как брат отца, — продолжал Хадсон тихим, напряженным голосом, показывающим, что воспоминания давних лет до сих пор для него мучительны.

— Твой дядя? — в ужасе переспросила она.

— Мой дядя, — подтвердил Хадсон.

Глаза его затуманились, словно были обращены в прошлое: он снова видел перед собой опустевший дом, испуганного, растерянного мальчика и его несчастного отца.

— Он тоже бросил жену и детей, чтобы бежать с ней. Вот такой необычный вариант банального «любовного треугольника». Разумеется, вся семья была потрясена. Патриарх клана, мой дед, требовал, чтобы дочь вернулась к мужу, но она ничего не хотела слышать. Дед был сильным, властным человеком и, как видно, не допускал и мысли, что дочь его не послушается, хоть ей и было уже двадцать семь лет. Однако дед ошибся. Он испробовал все: посулы, угрозы, шантаж, — все без толку. Оказалось, что в упрямстве моя мать ему не уступала, — едко добавил Хадсон. — Прошло несколько недель, и стало ясно, что она не вернется. Она даже не попыталась связаться с нами. Тогда, по совету дедушки, отец отправился к ней сам. Он просил ее вернуться — она ответила отказом. Сказала, что хочет начать новую жизнь с Клодом и никто и ничто, кроме Клода, ее не интересует.

Марианна не осмелилась спросить, что сказала вероломная мать Хадсона о сыне, — впрочем, она догадывалась, каким будет ответ.

— Она решила порвать все связи с прошлым, — тихо продолжал Хадсон. — Начать все сначала. После встречи с отцом она связалась с дедушкой и предложила свои условия. Дед обеспечивает их с Клодом деньгами, они же в обмен уезжают в другую страну, где у Клода были налаженные деловые связи, и таким образом семья избегает скандала. Дедушка согласился.

— Но ведь ты рассказывал, что твои родители умерли, когда ты был еще маленьким, — заметила Марианна, вглядываясь в его угрюмое лицо. — Разве не так?

— Я сказал правду.

Хадсон растянул губы в безрадостной усмешке, и снова Марианна задумалась о том, насколько глубока незажившая рана в его сердце. «Как могла его мать… как могла женщина так бессердечно бросить маленького сына? — в ужасе и гневе спрашивала себя Марианна. — Неужели не понимала, какую травму ему наносит, как это предательство, пережитое в детстве, скажется на его представлениях о жизни?»

Теперь Марианна понимала Хадсона лучше, чем когда-либо. Ей стало понятно, что движет им, почему страдания всех угнетенных, обманутых, несправедливо обиженных находят в его душе такой сочувственный отклик. Он защищает беспомощных жертв, потому что сам когда-то был обиженным и беспомощным. Вот почему ему так важна работа юриста: для Хадсона это не просто лестница к богатству и успеху, но часть жизни, сама жизнь. Теперь понимала Марианна и то, откуда у Хадсона такая железная выдержка. Он должен был научиться управлять своими чувствами, иначе сошел бы с ума.

— Прошел год, и дядя решил, что работа в новозеландской фирме для него слишком тяжела, — с едкой насмешкой продолжил Хадсон. — На деньги, полученные от деда, он открыл собственное дело, но оно пошло не так успешно, как ему мечталось. Поразмыслив, Клод оставил мою мать и вернулся к семье. Моя тетя была католичкой: она не дала ему развода и, когда блудный муж вернулся, встретила его с распростертыми объятиями. Мать… — Хадсон сделал паузу. Когда он наконец заговорил, голос его звучал сухо и безжизненно. — Поняв, что Клод не вернется, она покончила с собой.

— О, Хадсон! Нет!.. — Голос у Марианны сорвался.

— Я никогда не мог понять, почему она выбрала смерть, — продолжал Хадсон все таким же бесцветным тоном. — Ведь отец много раз просил, умолял ее вернуться! — Он покачал головой. — Она предпочла умереть, но не возвращаться ко мне. Когда отец писал ей отчаянные письма, я… — голос его дрогнул, он отвернулся, — я прикладывал к ним свои записочки, писал, что очень ее люблю, что стану хорошим и послушным и ей никогда-никогда больше не придется меня ругать, пусть только вернется! Тогда, да и много позже мне казалось, что она ушла из-за меня — потому что я огорчал ее своим поведением. Я ведь в самом деле был настоящим маленьким негодником, — добавил он с вымученной улыбкой, снова поворачиваясь к Марианне. — Теперь-то, конечно, я понимаю, что дело было совсем не во мне. Но что мог понять в этой трагедии маленький мальчик? Ведь никто даже не поговорил со мной! Отец был в отчаянии — он безумно ее любил; а дед запретил даже упоминать ее имя.