Только твоя

Но вдруг девушку осенила счастливая мысль: уж не выдумали все это его друзья? Может быть, на самом деле Гвидо девственник, как и она?! Такое объяснение сдержанности жениха настолько понравилось Корделии, что однажды вечером она напрямик спросила его об этом.

— Что?! — вскричал Гвидо, услышав такое предположение и, выскочив из машины, долго ходил взад-вперед со сжатыми кулаками, а потом склонился к окну и посмотрел на Корделию горящим яростью взглядом. — Откуда взялась такая бредовая идея?

Залившись краской, девушка шепотом пробормотала:

— Мне просто странно... Я хочу сказать, что ты со мной не... Ну, понимаешь... Я не могу понять, почему теперь, когда мы обручены...

— Мы будем ждать первой брачной ночи, потому что я уважаю тебя, как свою будущую жену, — ровным тоном пояснил Гвидо. — Если бы ты была итальянкой, у тебя не возникло бы подобного вопроса.

Корделия низко опустила голову. Он не только напомнил ей, что она иностранка, но и заставил почувствовать себя бесстыжей девчонкой, хотя она считала, что была вправе задать такой вопрос.

— Кстати, твой вопрос заставил меня кое о чем задуматься, — медленно проговорил Гвидо, с подозрением глядя на нее. — Может быть, я делаю поспешные выводы, но... Скажи, Корделия, ты-то девственница?

— Да, — еле слышно прошептала она.

Получив утвердительный ответ, он, не скрывая облегчения, перевел дыхание, и девушка поняла, что это имеет для него очень большое значение.

Но мне всего семнадцать лет! — мысленно возмутилась Корделия. Как он мог подумать, что я... Нет, раз он мог такое предположить, значит, не любит меня.

— Прости. — Гвидо, видимо, почувствовал, что она обиделась, и, усевшись в машину, сжал ей руку. — Я вел себя глупо. Но ты такая застенчивая... Я никак не ожидал, что ты заговоришь на такую интимную тему, и у меня невольно закрались подозрения. Я не вынес бы даже мысли о том, что кто-то другой дотрагивался до тебя!

Как это ни странно, но именно в этот момент, при всем том, что Корделия любила Гвидо и старалась его понять, в ней зародился протест.

Какой идиоткой надо было быть, чтобы допустить, будто он тоже неопытный юнец, возмущенно думала она. В его понимании чистота и целомудрие — удел только женщины! Он отказывает мне в том, чем сам наслаждается, и рассчитывает, что я буду терпеливо ждать нашей первой брачной ночи?..

— Ну, хорошо. А тебе не приходило в голову, что, когда мы поженимся, может оказаться, что мы не подходим друг другу в... этом смысле? — неожиданно для себя спросила она.

Гвидо отдернул руку, и Корделия догадалась, что его вывело из себя не столько то, что она вернулась к этой теме, сколько попытка оспорить его точку зрения, тогда как он решил, что вопрос уже закрыт!

— Не говори глупостей! — простонал он. — Господи, да что это на тебя сегодня нашло?!

Она смолчала, рассудив, что не стоит заново затевать спор, но первые семена бунта уже давали свои всходы.

Гвидо явно пытался загнать ее в определенные им самим рамки, и Корделии это не нравилось. Она не хотела выступать в роли замороженной на несколько лет весталки, лишенной права испытывать сексуальное влечение.

Да, я его люблю, но это не дает ему права командовать мною! — мысленно бушевала девушка.

Корделия так глубоко погрузилась в тягостные воспоминания, что не заметила, как вертолет, в котором она, Гвидо и Гильельмо вылетели из Нью-Йорка, опустился на палубу яхты.

Вернувшись к реальности и оглядевшись, она поразилась размерам судна.

Девушка вспомнила, что Гвидо очень любил море и часто пользовался яхтой, но ее с собой никогда не брал. Эугения не раз акцентировала на этом внимание подруги.

Выбираясь из вертолета, Корделия запуталась в длинной юбке свадебного платья, и Гвидо, который уже стоял на палубе, решил проблему очень просто — взял ее на руки и понес. Немолодой человек в морской форме приветствовал их широкой улыбкой.

Гвидо представил его Корделии как капитана яхты и, не выпуская ее из рук, спустился по трапу. Вскоре они оказались в просторной каюте. Девушка была поражена ее роскошью.

— Это салон, — сообщил Гвидо и опустил свою ношу на ковер.

Ноги Корделии утонули в его густом ворсе по щиколотку.

— Похоже на гостиную...

Все мрачные мысли тут же вылетели у нее из головы, и она стала с восторгом разглядывать антикварную мебель, картины и расставленные повсюду вазы с чудесными цветами.

— Здесь все сделано так, чтобы можно было жить и работать, — довольный ее реакцией, с гордостью пояснил Гвидо.

Корделия подошла к окну.

— Яхта такая огромная...

— Завтра мы устроим экскурсию, и я все тебе покажу.

Завтра? Она обернулась, решительно расправив плечи, и увидела, что Гвидо горящим взглядом жадно разглядывает ее тело.

— А из тебя получилась очаровательная невеста, моя голубка...

— Пожалуйста, не надо! — покраснев от негодования, резко бросила Корделия. — Прибереги свои комплименты для девиц, которые вешаются тебе на шею, моля о любви!

Ей не нравился этот взгляд, потому что он заставлял ее кровь закипать желанием, но еще меньше ей нравились его насмешливые комплименты.

Неужели он рассчитывает, что легко уложит меня в постель, чтобы сделать вожделенного сына и наследника?! — возмущенно подумала Корделия. Нет уж! Я уже не та падкая на лесть дурочка, которая десять лет назад наивно верила ему!

— Что ты сказала? — холодно поднял брови Гвидо.

— То, что слышал.

Зеленоватые глаза Корделии сверкали, словно драгоценные камни. Она стойко выдержала его взгляд.

Только если я буду стоять на своем, твердила себе девушка, этот упрямый до мозга костей человек забудет про первую брачную ночь.

— С сегодняшнего дня ты моя жена, — с завуалированной угрозой произнес Гвидо.

Но Корделия только еще выше вздернула подбородок. Теперь в ее глазах бушевало пламя гнева. Она задыхалась, ноги уже едва держали ее.

— Да, но нам вовсе не обязательно делить ложе! — на одном дыхании выпалила она.

— Очень хорошо, — тихо сказал Гвидо, но она догадывалась, что он с трудом сдерживается.

Затем он резко отвернулся и направился к двери.

Освободившись от гипнотического воздействия его глаз, Корделия облегченно перевела дух.

Я выиграла первый раунд! — торжествовала она. Гвидо — цивилизованный мужчина. Его требование спать с ним и родить ему ребенка — всего лишь дань уязвленному мужскому самолюбию. Я должна проявить твердость и показать, что ему не удастся заставить меня делать то, чего я не захочу.

— Ты идешь? — вдруг раздался его голос.

Корделия очнулась от своих мыслей и увидела, что он стоит у двери и выжидательно смотрит на нее.

— Иду.

Сейчас он поведет меня еще куда-то, решила она, но это не важно. Главное, что фарс под названием “медовый месяц” мне больше не грозит. Гвидо высадит меня где-нибудь и поплывет дальше, прихватив с собой одну из подружек, дабы удовлетворить свое непомерное либидо. Он наверняка согласится на наше раздельное проживание.

При этой мысли девушка вдруг ощутила внутри странную пустоту, но, приказав себе не обращать на это внимания, послушно последовала за мужем.

— У тебя не будет возможности передумать, — сообщил он, когда она догнала его. — Надеюсь, ты это понимаешь?

Тоже мне, Мистер Неотразимость! — мысленно возмутилась Корделия, и лицо ее загорелось от обиды. Да как он смел так подумать обо мне?! Воображает, что я приползу к нему на коленях просить прощения, чтобы оказаться в его постели?! Неужели он принимает меня за одну из тех лживых женщин, которые говорят “нет”, тогда как на самом деле на все готовы?!

Ладно, тут же успокоила себя девушка, пусть думает, что хочет, но я и через сто лет не изменю своего отношения к нему.

— Я хорошо знаю, что делаю, — твердо заявила она.

Гвидо подошел к вертолету, все еще стоявшему на палубе яхты, и трое мужчин, которые возились у его винта, тут же прекратили работу. В одном из них Корделия узнала пилота. Гвидо обратился к нему по-итальянски. Тот был чем-то явно удивлен, но, помедлив, кивнул в знак согласия.