Страница 38 из 38
— Ты обсудил это со своей женой?
— В этом нет необходимости.
Малькольм встал и, обойдя стол, положил ладонь на плечо Йэна.
— Сын, я понимаю, что, вряд ли имею право советовать тебе, но я не могу молчать. Прошу тебя, не повторяй моих ошибок! Я позволил своим страхам разлучить нас, и эту ошибку мне теперь никогда не исправить. Боль тех лет невозможно забыть! Если ты считаешь, что должен уехать, пойди к ней и скажи, что любишь ее. Если она отвергнет тебя… По крайней мере, ты будешь знать, что принял единственно правильное решение.
И граф вышел из кабинета, оставив Йэна наедине с мучительными мыслями.
Йэн открыл дверь, услышав разрешение войти. Мэри сидела в кресле у окна, все такая же прекрасная, в золотом ореоле рассыпавшихся по плечам волос. Она подняла глаза от письма, ее розовые губы округлились в беззвучном возгласе. Румянец поднялся от глубокого декольте к нежной шее и дальше, к высоким скулам.
— Йэн!
Она рада? Да нет! Это просто удивление, легко объяснимое: ведь он не пытался увидеться с ней все три дня, прошедшие после пожара.
— Доброе утро, Мэри. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь?
Она подняла левую руку с легкой повязкой.
— Ничего страшного. Я лишь чуть-чуть обожгла ладонь. Барбара пострадала намного серьезнее.
Йэн кивнул.
— Так мне и сказали. Думаю, с ней все в порядке. Правда, после ее отъезда не было никаких известий.
Мэри отвернулась, и Йэн печально уставился на прелестный профиль.
— Она сказала, что это ты просил ее уехать, Йэн! — Мэри снова повернулась, и их взгляды встретились. — Почему ты ничего не сказал мне?
— Видишь ли… В общем, я должен был сделать это в самом начале.
Они помолчали.
— Ты не приходил ко мне со времени пожара…
— Я не думал, что ты захочешь меня видеть. — Он должен сделать то, за чем пришел. — Мэри, я кое-что хочу показать тебе.
Она пристально взглянула на него, в глазах появилась тревога.
— Что?
— Это надо увидеть.
— Тогда покажи мне.
Йэн достал из кармана белоснежный платок.
— Я только об одном хочу попросить: позволь завязать тебе глаза. То, что я хочу показать тебе… Пожалуйста, разреши завязать тебе глаза.
Минуту, поколебавшись, она подошла и подставила лицо.
— Пожалуйста.
Завязав жене глаза, Йэн взял ее за руку и повел из комнаты. Когда они спустились с лестницы, Мэри потеряла всякое представление о том, куда они направляются, только мягкий травяной ковер шелестел под ее атласными домашними туфельками.
Йэн на мгновение отпустил ее руку — послышался тихий скрип — и снова осторожно повел ее дальше. Через пару секунд он остановился и встал за ее спиной, положив руки ей на плечи.
— Я хочу, чтобы этот момент был идеальным. Я представлял его себе с того мгновения, как задумал этот подарок. Теперь я сниму повязку.
Мэри кивнула, затем почувствовала, как пальцы Йэна развязывают узел на ее затылке. Сняв платок, Йэн отступил.
— Открой глаза!
Мэри открыла глаза и увидела…
Она стояла в саду… нет, в раю! Ничего подобного она даже не смогла бы себе представить! Множество прелестных цветов на аккуратных клумбах… мощенные каменными плитками дорожки… кустарники и деревья. Плющ и дикий виноград свисали с высокой каменной стены, создавая впечатление старого ухоженного сада. Даже качели висели на толстой кривой ветке старой яблони.
Но Мэри знала, что это не старый сад. Это то, что скрывалось за таинственной стеной! Преисполненная благоговения перед окружающей ее красотой, Мэри медленно повернулась к мужу:
— Йэн, я не понимаю… Почему ты привел меня сюда?
— Это твое, Мэри! Я сделал все это для тебя. Хотел, чтобы у тебя было что-то свое, что-то очень важное для тебя. И запомни раз и навсегда: я никогда не стыдился тебя или того, что ты делала!
Йэн протянул ей большой золотой ключ, и со слезами на глазах Мэри взяла его. Она шла по саду, и смысл слов Йэна только начинал доходить до нее. Такой дар может значить для нее… для них лишь одно!..
— Мое…
Йэн шел за ней.
— Только твое! Никто не сможет зайти сюда без твоего согласия.
Мэри шла по дорожке, касаясь лилии тут… розы там…
— Мое…
— Садовник посадил здесь черенки роз твоей матери и розы из сада моего отца.
Они оказались в центре сада на маленькой полянке. В середине стояла статуя.
Йэн взял Мэри за руку, и она заглянула в его темные глаза… Как он нервничает!
— Йэн?..
— Идем!
Он подвел ее к статуе. Кого она ей напоминает? Боже, статуя похожа на… на нее! Изумительное сходство!
— Но как… — И тут ее осенило. — Мужчина, который наблюдал за мной?
Йэн кивнул и указал на протянутые руки статуи. Мэри увидела в них какой-то предмет, высеченный из розового мрамора, и подошла ближе.
Сердце! Розовое сердце!
Мэри повернулась к мужу. Сладкая надежда пронзила ее.
— Йэн, значит ли это?..
Он расправил плечи, посмотрел прямо в ее глаза.
— Мэри, это мое сердце, смиренное грешное сердце. Если ты от него откажешься, оно не нужно и мне, ибо разобьется навсегда.
Радость, мощная, как морской прилив, нахлынула на нее.
— Откажусь, Йэн?.. Ничего другого на всем белом свете я не хочу так сильно! Ведь я люблю тебя!
Сильные руки обняли ее, и она подняла лицо для поцелуя. Йэн зашептал в ее волосы:
— О Боже, Мэри, не могу в это поверить!.. Я был уже готов уехать, покинуть этот дом, лишь бы не заставлять тебя страдать. — Йэн чуть отстранился, жадно глядя в ее золотые глаза, на ее золотые локоны. — Как ты прекрасна, моя Мэри! Как чудесна! Я до сих пор не могу поверить, что ты любишь меня…
Мэри прижалась губами к его губам, без слов давая ему понять, что он не зря рисковал, потом чуть отстранилась.
— Письмо, которое я читала, когда ты пришел ко мне, — от Джедидайи. Виктория родила сына. Они назовут его Джедидайа Уильям Торн-Макбрайд. — Ее глаза замерцали. — И я подумала… я надеюсь… — Нежный румянец окрасил ее щеки. — Я была бы счастлива подарить тебе сына, моя любовь. Я хочу, чтобы ты был счастлив!
Странное чувство завершенности охватило его.
— Я счастлив, Мэри Синклер! Ты делаешь меня счастливым!
Йэн снова притянул ее к себе и поцеловал. Его грешное сердце, наконец, нашло свое счастье.