Все сначала

Да и откуда ей было знать, что и у мужчин, и у женщин сексуальное влечение может быть одинаково сильным? При одной только мысли о Джеймсе тело ее наполнялось истомой. Да, она полагала, что любит его без памяти, она безутешно рыдала, когда мать заявила, что все это плохо кончится, что влюбленность не есть любовь, что она слишком молода, чтобы думать о постоянной связи, – такие ранние связи никогда добром не кончаются.

Ей уже исполнилось восемнадцать, и родители не могли воспрепятствовать браку, отчего тревожились еще пуще.

– А как же университет? – выходили они из себя. – Как же будущее?

– Джеймс – мое будущее, – твердо отвечала Вин.

Впрочем, Джеймс тоже осторожненько предложил повременить, но она тут же разрыдалась, обвиняя его в равнодушии. Он, само собой, принялся ее утешать, и через несколько секунд она очутилась в его объятиях…

Как-то – они стали уже любовниками – Вин призналась, что, несмотря на обещание, все еще не принимает контрацептивные таблетки. Джеймс разволновался, настаивал, чтобы они вместе сходили в консультацию: ребенок совершенно нежелателен на этой стадии их отношений, да и вообще в ближайшие годы он обзаводиться детьми не намерен.

– Ты так молода, – стонал он, разглядывая ее полудетское личико. – Иногда я думаю, твои родители правы, зря мы поторопились, но я так хочу тебя…

Два месяца спустя они поженились вопреки нежеланию ее родителей. Церемония венчания прошла весьма скромно, но заветная мечта Вин исполнилась: она стала женой Джеймса.

Они купили небольшой, но крепкий каменный коттедж на окраине города, и какое-то время, очень и очень краткое, Вин была необыкновенно счастлива. Джеймс – нежный, заботливый любовник – постепенно открывал ей все новые стороны интимной жизни, и только годы спустя, уже после их развода, она по-настоящему осознала, сколько терпения и даже самоотверженности проявлял он в то время.

О себе он тогда не думая, баловал и лелеял ее. Подшучивал, когда у нее что-то подгорало на плите, сам гладил свои рубашки. Стыдливо краснея, она временами спрашивала, не раскаивается ли он в том, что женился на такой неумехе. Он нежно обнимал ее и говорил, что стряпуха – вовсе не его идеал жены.

– Ты же, – вкрадчиво шептал он ей на ухо, – после Рождества начнешь заниматься в колледже, и на приготовление еды и глажку у тебя просто не будет времени.

Эта перспектива умиротворяла их отношения. Что касается Вин, то ее вполне устраивала роль любимой жены, но он настаивал, чтобы она поступила в университет, тем более что располагался он неподалеку от их дома.

– Да зачем мне университетский диплом? – сердилась она. – Карьера мне не нужна. Мне нужен ты и наши дети.

Джеймс глядел на нее с укором.

– Ты слишком молода, Вин, – убеждал он. – Сейчас ты считаешь так, но однажды…

Они спорили, он не уступал, а потом она заболела гриппом. В то время она уже носила Чарли.

Не зная, как он отреагирует, Вин намеренно скрывала от него эту новость.

Когда дело наконец открылось, он был обескуражен и зол. Сквозь слезы, застилавшие глаза, она наблюдала, как Джеймс меряет шагами их гостиную, раздраженно выговаривая ей:

– Слишком рано, Вин. Мы ведь еще не знаем друг друга толком.

Через несколько месяцев ей пришлось убедиться, что она действительно знает его очень мало.

Джеймс поменял работу на более денежную, но требующую больше времени, домой заявлялся поздно, она его почти не видела.

Родители, к которым она кинулась за утешением, приняли его сторону: раз заводишь ребенка не ко времени, терпи.

– Конечно, мне теперь не до университета, – пожаловалась она как-то Джеймсу и тут же заметила, как похолодели его глаза. Словно она забеременела нарочно, чтобы увильнуть от учебы!

Их отношения дали первые трещины.

А потом наступил тот злополучный вечер, который стал началом разрыва. Она была на седьмом месяце и чувствовала себя неважно, к тому же пребывала в подавленном настроении, ощущая себя дурнушкой – маленьких женщин беременность отнюдь не красит.

Любовью они заниматься перестали. Вин, разобиженная тем, что Джеймс так неприязненно встретил весть о будущем ребенке, оттолкнула его, когда он попытался ее обнять. Больше он к ней не прикасался. Тело ее жаждало близости, но гордость не позволяла первой сделать шаг к примирению. Затаившийся в груди червь сомнения начал свою разрушительную работу, вселяя мысль, что она больше нежеланна, что беременность изуродовала ее напрочь.

Вскоре опасения ее подтвердились. На ужине, устроенном для работников фирмы, она сразу заметила, как смотрела на ее мужа Тара Саймонз, как она прижималась к нему в танце. Что ж, барышня хоть куда – изящная, стройная, а главное… не беременная. К ней Тара отнеслась надменно: намеренно игнорировала Вин, затеяв разговор на профессиональную тему. Вин, разумеется, не смогла принять участие в оживленной беседе. Где уж ей разбираться в микрокомпьютерах!

Женское чутье подсказало сразу: Тара хочет заполучить ее мужа, а Джеймс, хоть и всячески отпирается, наверняка находит ее привлекательной. Удивляться нечему. Высокого роста, рыжеволосая, с удлиненными, зелеными как у кошки глазами, Тара выглядела весьма соблазнительно, это вынуждена была признать даже Вин.

Трещины в отношениях супругов становились все глубже. Джеймс перешел спать в соседнюю комнату – дабы не беспокоить ее, как он пояснил.

Однажды, когда Вин была дома одна, без предупреждения приехала ее мать. Тем субботним утром Джеймс объявил, что у него дела в офисе. Вин позвонила, чтобы узнать, когда он вернется, и бросила трубку, будто обожглась, услышав голос Тары на том конце провода.

– Вин! Моя дорогая, с тобой все в порядке? – недоуменно спросила мать, когда дочь открыла ей дверь.

Вин вдруг взглянула на себя глазами матери: волосы нечесаные и немытые, халат в пятнах, мятый, лицо без макияжа, глаза от беременности припухли.

Мать нахмурилась еще больше, когда увидела, что комната в беспорядке, а на кухне – горы немытой посуды.

Теперь Вин понимала, как неприглядно выглядит и сама она, и ее гнездышко, а все из-за непроходящей усталости и из-за чего-то еще… Да, Джеймс редко бывает дома, а когда бывает, то… А когда бывает, то глаза бы его на жену не глядели! Она нередко замечала на себе его угрюмый, изучающий взгляд и угадывала в нем немой вопрос: на кой ляд он женился?

Ну конечно, жениться надо на таких, как Тара, на таких, которые не спешат беременеть, а получают университетские дипломы и делают карьеру. Вин подумала, что, не влюбись она в Джеймса по уши, она бы тоже вела себя поумнее.

На следующий день она позвала в гости двух школьных подруг. Ее беременность вызвала у них изумление и даже, как ей показалось, жалость.

Мать помогла ей навести порядок в доме, помыть голову. С волосами ей стало управляться трудно, она жалела, что не обрезала покороче свою гриву. Но ведь Джеймс так часто любовался ее длинными локонами, так любил целовать ее сквозь шелковую пелену волос…

На глаза ее навернулись слезы. Что случилось с ними, что произошло с их любовью?

Джеймс вернулся в пятом часу. У Вин отлегло от сердца, когда он, заметив порядок в доме и ее блестящие волосы, подошел, обнял, шутливо потеребил за мочку уха. И тут от него повеяло крепкими духами – она сразу учуяла их обострившимся от беременности обонянием. Сомнений не было: духи Тары!

Вин резко оттолкнула его, лицо исказилось гневом, она выкрикнула:

– Не дотрагивайся до меня! Уйди!

Через месяц после этого наступили роды, и появился Чарли. В то время Джеймс, надо полагать, развлекался с Тарой.

На Чарли он удосужился посмотреть, когда тому было уже два дня. Вин помнила, как он с насупленным видом оглядел младенца, даже не попытался взять его на руки, а как только она принялась кормить сына, отвернулся.

Она ждала от него тепла, внимания, любви, наконец. Неужели так трудно полюбить собственного ребенка?

Вин хотела, чтобы колыбелька Чарли стояла в их комнате, рядом с их кроватью, но Джеймс потребовал, чтобы ребенок находился в детской. Когда у малыша разболелся желудок, она яростно обрушилась на Джеймса, словно именно он был виноват в обычном детском недомогании.