Страница 49 из 93
— Лив, — сказал я, — в другой раз я бы с удовольствием ходил бы с тобой вокруг да около, но сегодня предупреждаю: я намерен перейти непосредственно к делу. Откуда Холли знает Кевина?
Оливия собрала волосы в хвост, накручивая резинку ловкими быстрыми движениями. Она вела себя спокойно, уверенно и собранно.
— Я решила, что Джеки может их познакомить.
— Так, с Джеки я еще побеседую. Ты-то, понятное дело, по своей наивности решила, что это замечательная идея, но Джеки прощения нет. Она Холли только с Кевином познакомила или со всей треклятой семейкой Аддамс? Лив, скажи, что только с Кевином. Пожалуйста.
Оливия сложила руки и прижалась спиной к стене: боевая стойка, мне ли не знать.
— С дедушкой и бабушкой, с дядями, тетей и кузенами.
Шай. Моя мать. Отец. Я никогда не бил женщин, но понял, что близок к этому, и изо всех сил вцепился в край табуретки.
— Джеки вечерами водила ее попить чаю, после школы. Она встречалась со своими родственниками, Фрэнк. Это ведь не конец света.
— С моими родственниками не встречаются, а открывают военные действия. Нужны огнеметы и бронежилеты. И сколько же вечерков Холли провела с моей семьей?
— Я же не записывала. — Оливия пожала плечами. — Десять, пятнадцать. Может, двадцать.
— И как долго?
Ее веки виновато дрогнули.
— Примерно год.
— Значит, дочь лгала мне целый год?
— Мы сказали ей…
— Год. Целый год я в выходные спрашивал у Холли, чем она занималась на неделе, и она вываливала на меня огромную кучу вонючего дерьма.
— Мы сказали ей, что это пока нужно хранить в тайне, потому что у тебя контрики с семьей. И все. Мы собирались…
— Да, называй «хранить в тайне», «лгать»… Черт подери, как хочешь называй. Это в моей семье умеют лучше всего. Это врожденное умение, Божий дар. Я собирался держать Холли как можно дальше от них и мечтать, что она как-то справится с генами и вырастет честным, здоровым, неиспорченным человеком. Это для тебя чересчур, Оливия? Считаешь, я просил слишком много?
— Фрэнк, ты снова ее разбудишь, если…
— Вместо этого ты швырнула ребенка в самую гущу. И — опаньки! «Сюрприз-сюрприз» — она тут же начинает вести себя точно как гребаные Мэки. Она во лжи, как рыба в воде, а ты поощряешь ребенка на каждом шагу. Это отвратительно, Лив. Гадко. Я не встречал ничего гаже, грязнее и подлее.
Оливия залилась краской стыда.
— Мы собирались сказать тебе, Фрэнк. Думали, что если ты увидишь, как все хорошо получилось…
Я заржал так, что Оливия вздрогнула.
— Господи, Лив! Ты называешь это «получилось»? Поправь меня, если я что-то путаю, но, насколько я понимаю, вся эта чертова хрень — совсем, совсем не значит «получилось».
— Ради Бога, Фрэнк; мы же не подозревали, что Кевин собирается…
— Я не хотел, чтобы она знакомилась с моими родственниками. Ты очень хорошо это знала. Какого хрена тебе еще нужно было?
Оливия опустила голову, и ее упрямый подбородок напомнил мне Холли. Я снова потянулся за бутылкой. Оливия сверкнула глазами, но ей хватило ума промолчать, так что я плеснул себе от души, пролив заодно прилично на великолепную барную стойку.
— Или ты специально — потому что знала, что я абсолютно против? Давай, Лив. Я переживу. Давай начистоту. Тебе нравилось делать из меня дурака? Ты повеселилась от души? Ты нарочно швырнула Холли в стаю буйных психов, чтобы досадить мне?
— Не смей! Я никогда не принесу вреда Холли, ты прекрасно знаешь. Никогда.
— Тогда почему, Лив? Почему? С какого такого перепугу ты решила, что это хорошая идея?
Оливия шумно втянула воздух и снова взяла себя в руки; вот что значит практика.
— Это и ее семья, Фрэнк. Холли постоянно задавала вопросы: почему у нее не две бабушки, как у всех ее друзей, есть ли у вас с Джеки братья и сестры, почему ей нельзя их увидеть…
— Чушь. Меня она спросила о моих родных, наверное, раз в жизни.
— Верно, и после твоей реакции решила больше не спрашивать. Зато она спрашивала меня, Фрэнк. Спрашивала Джеки. Она хотела знать.
— Да кого колышет, что она хочет? Ей девять лет, она хочет львеночка и диету из пиццы и шоколадного драже. Это ты ей тоже дашь? Мы ее родители, Лив. Мы должны давать ей то, что хорошо для нее, а не все, что она пожелает.
— Ш-ш-ш, Фрэнк. Ну почему это для нее обязательно плохо? Про свою семью ты говорил только, что не желаешь туда возвращаться. Это не значит, что они — банда потрошителей. Джеки — прелесть, она всегда добра с Холли. Джеки сказала, что твои родители — совершенно замечательные люди…
— И ты поверила ей? Джеки живет в своем счастливом мире, Лив. Она считает, что Джеффри Дамер стал серийным убийцей потому, что ему не повезло встретить хорошую девушку. С каких пор Джеки решает, как нам растить дочь?
Лив собралась ответить что-то, но я говорил без остановки, пока она не сдалась и не закрыла лицо.
— А теперь мне здесь плохо, физически плохо. Я думал, что могу положиться на тебя, что ты меня поддержишь. Ты никогда моих родственников за людей не считала, так какого черта решила, что они годятся для Холли?
Оливия вышла из себя.
— Когда я такое говорила, Фрэнк? Когда? — Она побледнела от гнева и, прижав ладони к двери, натужно дышала. — Если тебе не нравится твоя семья, если ты стыдишься их, это твоя проблема, а не моя. Не сваливай на меня. Я никогда такого не говорила. Даже не думала — никогда.
Она резко развернулась, дернула дверь. Чуть слышно щелкнул замок — если бы не Холли, от грохота содрогнулся бы весь дом.
Я немного посидел, тупо глядя на дверь и слушая, как клеточки в мозгу стукаются друг о друга, как машинки в аттракционе. Потом я подобрал бутылку с вином, нашел второй стакан и отправился за Оливией.
Она сидела на плетеном диване в оранжерее, поджав ноги и упрятав руки глубоко в рукава. На меня она не смотрела, но когда я предложил ей стакан, выпростала руку. Я щедро налил нам вина — хомячок бы точно утонул — и сел рядом с Оливией.
Все еще шел дождь, безжалостные капли упорно барабанили по стеклу, холодный сквозняк просачивался в щель и расползался по оранжерее, словно дым. Я вдруг поймал себя на том, что, как много лет назад, собираюсь отыскать чертову щель и замазать ее. Оливия потягивала вино, я рассматривал ее отражение в стакане. Потемневшие глаза уставились на что-то, что видела только она.
— Почему ты мне не рассказала?
Оливия не повернула головы.
— О чем?
— Обо всем. Давай начнем с того, почему ты ни разу не говорила, что моя семья тебя не волнует.
Она пожала плечами.
— Ты никогда особо не рвался обсуждать их. И мне казалось, что об этом не нужно говорить. Какие у меня могут возникнуть проблемы с людьми, которых я никогда не видела?
— Лив, — сказал я, — сделай одолжение: не валяй дурака. Я слишком устал. Мы с тобой сейчас в стране «Отчаянных домохозяек» — в оранжерее, прости Господи. И это не похоже на те оранжереи, где рос я. Моя семья больше напоминает героев фильма «Прах Анджелы». Твоя судьба — сидеть в оранжерее и пить кьянти, моя — торчать в многоквартирном доме и решать, на какую гончую грохнуть пособие по безработице.
Оливия слегка скривила губы.
— Фрэнк, я поняла, что ты из рабочих, стоило тебе открыть рот. Ты никогда этого не скрывал. И я все равно с тобой гуляла.
— Ага. Леди Чаттерлей со своим дикарем.
Неожиданно нас обоих словно пронзило. Оливия повернулась ко мне; в смутном свете, сочившемся из кухни, ее лицо было худым, печальным и очаровательным, как на праздничной открытке.
— Ты ничего такого не думал, — сказала она.
— Никогда, — подтвердил я, поразмыслив. — Наверное, никогда.
— Ты был мне нужен, только и всего.
— Только и всего — пока на горизонте не появилась моя семья. Может, я был тебе нужен, но вряд ли тебе нужен был мой дядя Берти, который обожает соревноваться, кто громче пукнет; или моя двоюродная бабка Консепта, которая расскажет, как сидела в автобусе позади индусов — «и вы бы видели их головы»; или моя кузина Натали, которая перед первым причастием семилетнего сына отвела ребенка в солярий. Конечно, лично я вряд ли доведу соседей до обширного инфаркта — разве что до сердцебиения, — но мы оба понимаем, как на мое семейство посмотрели бы партнеры твоего папы по гольфу или подруги, с которыми твоя мама любит ходить в рестораны. Просто классика «Ю-тюба».