Воин. Возвращение

— Ладно, забыли… Но только, ты уж будь добра, в следующий раз, спрашивай сперва…

— Спали вы, Владислав Твердилыч, уж больно сладко, — потупилась… девушка.

Все, надоело, язык не поворачивается, даже мысленно обзывать, стройненькую двадцатилетнюю красотку молодицей, или женщиной. Сразу воображение, как минимум еще десяток лет ей приписывает. Короче, пока Листица со мной, но не замужем — будет девушкой. И плевать мне на традиции и общественное мнение. Я здесь Защитник, или погулять вышел?

— Садись к столу, Влад, — как к себе пригласил Ярополк. — Тут брынза еще осталась, блинов целая горка. Яблоко… Замори червяка, да и давай уж поговорим. Не тяни, а?

Как же мне хотелось выложить этим двоим, самым близким людям, всю правду — о себе, о своем мире. А уж потом делиться с ними планами и сомнениями. Но как раз этого и нельзя было делать ни в коем случае. И я не того боялся: что они мне не поверят. Просто, для осуществления задуманного, мне от них нужно было не просто доверие, а настоящая вера. А такой вес Владиславу Твердилычу, в глазах ветерана имперского легиона, могло придать только звание десятника 'пантер'. Все прочие заслуги, в особенности из другого мира, был пустым звуком и авторитет не увеличивали.

Я подошел к столу. Взял кувшин. Пустой… Поставил обратно. Отобрал у Титыча кружку и допил в два глотка, даже не разобрав, что именно в ней плескалось. Потом замотал сыр в два блина сразу и указал старосте на дверь.

— Раз уж ты меня поднял, то пойдем, на сторожевую башню посмотрим. Заодно и побеседуем. Чтоб время зря не терять. А ты, Листица, не торопись… Готовь спокойно. К обеду вернусь.

— И то правда, — Ярополк полез из-за стола. Он наверняка решил, что я не хочу разговаривать при женщине. Ну и пусть, это на скорость движения не влияет. — А ты, красавица, и в самом деле, не торопись. От любви, да спешки, знаешь, чего бывает? — и чуток выждав, прибавил. — Если ты о детишках подумала, то тоже верно. Токмо я имел в виду пищу. Она от этого дела, завсегда либо недоваренная, либо пересоленная… Так то.

— Дядька Ярополк, а тебе не приходилось слыхать истории о молодой хозяйке, у которой все из рук валится, когда ей стряпать мешают? — разрумянившаяся Листица обернулась к старосте. — А одному, незадачливому гостю, так эта неумеха даже в лоб сковородой заехать умудрилась…

— Как же, как же… — усмехнулся, пятясь к двери Титыч. — Доводилось. Потому и ухожу… — а на пороге еще обернулся и прибавил негромко, так чтоб я не услышал. — Рад я за тебя, девонька, ох как рад. Прямо, как за собственную дочь, которую мне Бог не дал. Будь счастлива, красавица…

* * *

Дверь в башню сделали на совесть. Толстую, крепкую. Из вяленой акации. В такой доске любой клин увязнет, нипочем не расколоть, если к торцу не подступиться… А как это сделать, если дверь внутрь открывается, а коробка запущена в стену на добрую пядь и полосами стальными окована.

'Она еще и магией усилена. Не очень сильное чародейство, но все же…'

Ага, а изнутри, после того, как дверь закроется, ее еще дополнительно можно подпереть тремя толстыми четырехдюймовыми досками, продевая их сквозь специально вбитые в стену крюки. Толково…

Стены толще, чем даже казалось снаружи. Полный метр. Да еще и с опорными быками. Сурово… Долбить, не раздолбить… Не только осадному орудию, не всякому магу под силу.

Потолок первого этажа поднимался где-то метра на четыре. Цельные, но ошкуренные бревна, лежали сплошным накатом, словно в блиндаже. И только в одном углу, к узкому лазу была приставлена лестница. При желании, ее можно было втягивать наверх, но очень сильно сомневаюсь, что хоть кому-то кроме терминатора удалось бы подняться по ней на второй этаж, если стоящие наверху, у люка, будут категорически против.

Вдоль глухих стен тянулись высокие, до потолка стеллажи, заставленные всевозможными плетенками и корзинами. Догадаться о том, что здесь хранятся запасы еды на случай осады, особого ума не требовалось. Заметив непонятное шевеление на одной из полок, я все же подошел ближе и увидел на корзине настороженного кота. Которому наш приход явно испортил всю охоту. Что ж, логично… Мыши всегда были проблемой любых хранилищ. И за все века, до широкого внедрения в обиход ОВ и бактериологического оружия, лучшего способа извести грызунов, чем кот, человечество так и не смогло. Экспериментировали еще с ужами, ежами, ласками… Но, кот — он и в Африке кот. Если только любвеобильная хозяйка не закормит охотника сметаной и колбасой…

Вниз, в подпол, вел еще один лаз. Только на этот раз гораздо шире. Иначе с ведрами, особенно полными, не пройти. А судя по свежей, не затхлой грибной, сырости, колодезь в подвале выкопать не поленились.

— Ну как тебе наш донжон? — с оттенком гордости поинтересовался Титыч.

Ух ты, какие мы умные слова знаем. Да, чувствуется выучка. Небось, при нем и строился.

— Как меня старостой избрали, так я в первую голову и порешил обеспечить нашу деревню сторожевой башней.

Угадал…

— Знаешь, — продолжил Ярополк. — Пришлось мне повидать вырезанные подчистую не то что села — целые городки. Где люди, считая мир вечным и не желая тратиться, не озаботились о защите. Против серьезного войска, даже без тарана, ей конечно не устоять, зато никаким Лупоглазым, соберись гоблины хоть десятью кланами вместе, нас отсюда и за недельку не выкурить. А почтовый голубь до столицы три часа летит. И гиппеи* (*конница) императора уже через сутки прискачут, взглянуть на творимое бесчинство.

— Это ты, Титыч, очень правильно сделал. И вскоре мы все вместе убедиться сможем. Ибо лозунг 'свобода или смерть' — как раз про нас. Если только односельчане поддержат.

— Вот как? — Ярополк отвязал кисет и стал набивать трубку. — Значит, если я тебя верно понял, десятник, спокойная жизнь для Выселок закончилась? Повоевать решил?

— Верно, староста. Только давай еще на самый верх поднимемся. Это я не капризничаю…

— Можешь не объяснять, — пожал плечами тот, но продолжил с отчетливой насмешливостью в голосе, ехидненько даже. — Каждый военачальник старается на место предстоящего сражения с высоты взглянуть. Куда передовой полк мужиков с косами и цепами поставить? Где баб с вилами да макогонами определить? Опять-таки засадный полк из ребятни с рогатками по уму надо куда-то спрятать… Верно, кумекаю?

— Верно, Титыч… — приобнял я за плечи насупившегося старосту. — Только знаешь: хорошо ведь смеется тот, кому смешно после боя, а не до этого… И я тебе обещаю, что как бы все не сложилось, плакать нам точно не придется. Уж я об этом позабочусь. Чем хочешь, поклянусь!

— Гляди, десятник, — не принял тот шутейного тона. — Ты сказал, а я услышал…

— Можешь, даже записать, — я чуть подтолкнул Титыча к лестнице. — Ну, чего застыл, как снулый тролль? Сам же поговорить торопился. Да и Листица, небось, уже и борщ доваривает. Пошли, мыслитель. Сейчас я тебе все подробно и растолкую.

Глиняный пол на втором этаже мне тоже понравился. Доски теплее, но и горят жарче… А еще — большие передвижные щиты, два на два метра, сплетенные из ивняка. Наверняка придумка Титыча. Вон как посматривает, ждет либо вопроса, либо похвалы. Верно говорят, что мужчина и до старости остается ребенком. Только начинает пить, курить и сквернословить… Ладно, что нам жалко?

— Узнаю легионерскую смекалку…

— Ну, так… — расправил грудь Ярополк.

— Умно… Установил перед бойницей и, даже если влетит какой гостинец, никого не покалечит…

В простенках между амбразурами тоже разместились стеллажи. Только тут корзины и плетенки были в меньшинстве. Большую часть полок занимали пуки стрел. Много, я даже и считать не стал. Очень много… А в проем между полом и первой полкой были аккуратно сложены увесистые камни. Наверно, после строительства донжона остались.

Третий этаж оказался точным повторением второго и я не стал тут задерживаться, сразу поднялся на последний, четвертый. Совершенно такой же, как и предыдущие два по интерьеру, но с учетом высоты, бойницы здесь были чуть пошире и позволяли более удобно оглядеть окрестности. Чем я тут же и занялся.