Мстительница

Если кто-то думает, что британские полицейские лишены воображения, то он ошибается. Майлс понял это час спустя, когда кое-как одетый и небритый детектив с нечесаной шевелюрой коротко сказал:

— Надо проверить.

Он поглядел на небо, и Майлс не поверил собственным ушам, когда услышал:

— Сегодня полнолуние. Если ваше предположение верно… Джонсон, Остин, в машину, — бросил он через плечо и вновь задумался. — Вы, надеюсь, понимаете, что если мы застанем его там, то сначала попробуем уговорить сдаться. Придется долго ждать… Я пошлю туда одну из дежурных машин.

Майлс понял, что его не хотят брать с собой, и едва не взорвался. Он нужен Пеппер. Интересно, что сказал бы детектив, если бы он намекнул, что его преследует тощая старуха, по виду цыганка, и все время твердит одно и то же: «Ты нужен Пеппер, ты нужен Пеппер». Пусть попробует его запереть…

— Сейчас нам нужно выяснить, куда ехать. В участке обещали найти нужную карту. Не обещаю, что нам удастся вызволить их живыми, — откровенно признался инспектор. — Все будет зависеть от Герриса. Вы говорите, он сумасшедший?..

Инспектор замолчал, но Майлс и без слов все понял. Он сам об этом думал, потому что не все рассказал полицейским. Например, даже не упомянул, что Оливер — сын Симона…

По дороге в участок Майлс обратил внимание на двух полицейских, которые вытаскивали из синей машины труп… Лора Бейтс. И он подумал, что в ее смерти есть и его вина.

В марчингтонской часовне никто не слышал, как подъехали полицейские машины. Мэри, почти теряя сознание от боли и страха, сидела рядом с поддерживавшим ее Оливером. Уже три часа они слушали разглагольствования Симона.

Но их смысл был понятен только Пеппер. Симон обвинял ее в гибели Тима, хотя она прекрасно знала, кто виноват на самом деле. Лютая ненависть ко всему женскому полу, и к Пеппер в частности, изливалась из Симона, как лава из вулкана. Он говорил о самоубийстве Деборы, и Пеппер почти видела девушку, лежавшую на холодном полу. Тошнота подступила к горлу, когда Симон сказал, что сделал с нею. Наивная девушка, воспитанная в чистоте и уединении, Дебора не могла выжить после всего, что ей пришлось испытать. И, наконец, он заговорил о самой Пеппер, о том, как изнасиловал ее, о своем наслаждении. Но, слушая его, Пеппер вдруг поняла, что равнодушна к его словам, словно не о ней идет речь. Она свободна от власти прошлого… Майлс освободил ее.

Все время, пока Симон говорил, он не сводил с них глаз и не выпускал пистолета из рук. Стоило им пошевелиться, и Симон выстрелил бы. Это Пеппер знала наверняка. И еще она знала, почему он медлит. Черная месса должна начинаться в полночь.

Ей хотелось только одного, чтобы Мэри и Оливер не поняли, какая участь им уготована. Она сама убьет своего сына, но не позволит Симону Геррису прикоснуться к нему.

Как же прав был Майлс, когда предостерегал ее! Майлс… В первый раз она разрешила себе подумать о нем. Прежде Пеппер гнала от себя воспоминания, боясь дать им волю и расслабиться. Она любит его. Слишком поздно… Только теперь она поняла, что все годы, отданные мечтам о мести, она растратила зря, словно сама вычеркнула их из своей жизни. И все-таки не совсем зря, если они подарили ей Майлса. Добро из зла, любовь из ненависти… Вот и Оливер, дитя насилия, сын человека, который теперь собирается убить их обоих. Как могла она подумать, когда отчаянно мечтала убить его, чем этот ребенок для нее станет… Стал бы, с горечью поправила она себя.

Машину нашли сразу, и полицейские окружили погруженный в темноту дом.

— Здесь он вошел, — сказал один из них инспектору, показывая на окно библиотеки.

Они тоже вошли, правда, инспектор предложил Майлсу остаться в машине, но получил решительный отказ. Присутствие Наоми было настолько очевидно, что Майлс не понимал, почему никто, кроме него, ее не замечает.

— Они где-то здесь, — сказал он инспектору, ведя всех в направлении часовни.

Инспектор и полицейские обменялись удивленными взглядами, но они слишком много видели в жизни, чтобы задавать вопросы.

— Поосторожнее, сэр, — попросил Майлса инспектор.

В часовне горели черные свечи, приготовленные для черной мессы. Воск шипел, распространяя странный запах. Секрет изготовления свечей не раскрывался непосвященным так же, как произносимые над ними заклинания. Когда-то очень давно в них добавляли маковый экстракт, видимо чтобы успокоить приносимых в жертву людей. В прошлом обряд жертвоприношения был частью обыденной жизни.

Не только звери, но и люди, несмотря на всю свою цивилизованность, обладают инстинктами, которые переходят от поколения к поколению. Вот и мужчины, подойдя к часовне, ощутили почти неодолимое желание бежать прочь.

Первой их заметила Пеппер, и сердце у нее перевернулось от ожившей надежды. Она, стараясь не привлекать внимание Симона, подалась к Оливеру и застыла под безумным взглядом.

Симон умолк на полуслове, прищурился… Не хуже зверя он чуял страх и опасность. Дрогнули горевшие свечи, словно где-то открыли дверь.

Не сводя глаз с явившейся ему картины, Майлс чувствовал, как комок подкатывает у него к горлу. Все молчали. Полицейские вооружены, но рисковать они не могут. Стоит им подать голос, и Симон, не задумываясь, расстреляет своих пленников. Они и глазом моргнуть не успеют.

А Симон с искаженным лицом направился к Пеппер. До двенадцати оставалось пять минут. Его охватило такое возбуждение, от которого разболелась голова. Ничего подобного в жизни он еще не испытывал… И вдруг все пропало. Потрясенный, он остановился и стал диким взглядом обшаривать темные углы часовни. Где Тим? Он обещал быть тут и разделить с ним… Симон растерялся. Ему хотелось вновь почувствовать возбуждение, ощутить эйфорию и экстаз, которые обязательно вернутся, едва он увидит простертое на алтаре тело Пеппер… Он говорил и говорил, и его невидимые слушатели холодели от ужаса.

— Вы правы, он — сумасшедший, — мрачно заметил детектив. — Надо его отвлечь.

— Рискованно, — возразил другой. — У нас будет мало времени. Постараемся спасти хоть кого-нибудь…

Симон нахмурился. Пришел час, а возбуждение… Где оно? Где Тим? Он же обещал прийти!..

Пеппер не сводила с него глаз и видела, как тьма заволакивает его разум. Сейчас… Пора!.. Другого шанса не предвидится. Пистолет все еще был нацелен на них.

Инспектор повернулся к Майлсу и прошептал:

— С нами снайпер, но он ничего не может сделать. Между ним и этим сумасшедшим пленники.

Пеппер положила руку на плечо Оливеру, и он посмотрел на нее. Когда она показала взглядом на дверь, он сразу все понял. Это их взаимопонимание было новым для него и в то же время давно знакомым, словно родилось вместе с ним. Пеппер хотела, чтобы он бежал. И хоть мальчик знал, что одному из них придется умереть, — неизвестно, кому именно, — он готов был послушаться, если другого выхода нет.

Она все еще сжимала его плечо, глядя, как Симон борется с тьмой. И вдруг Симон отвернулся.

Пора… Пеппер отпустила Оливера… Он побежал, а Симон дико завопил и направил на него пистолет. Тогда Пеппер метнулась к нему, но ее опередила Мэри, которая оттолкнула ее и, раскинув руки, бросилась на убийцу.

Ее смерть была мгновенной. Но Мэри не успела упасть, а пуля снайпера уже вошла в голову Симона.

Едва смерть приняла ее, Мэри увидела ожидавшую ее женщину, которая протянула ей руку, и успокоилась. Рядом с цыганкой стоял Филип. Когда же она оказалась рядом с ними, цыганка показала ей на часовню и как будто сказала, по крайней мере, Мэри услыхала:

— Все кончено. Мальчик спасен.

Как в тумане, Пеппер видела бегущих к ней мужчин: полицейских и еще одного, чье лицо она должна была знать. Он нес на руках мальчика. Потом он назвал ее по имени… Так ей, по крайней мере, показалось. Потом еще раз и, ничего не понимая, наморщил лоб. Вот тут Пеппер очнулась, вскочила, и он обнял ее свободной рукой.