Страница 46 из 65
Но прошу вас, мама, не рассказывайте об этом тёте Розе. Потому что этот рисунок напомнил именно её, загорающую на пляже. Да… а нас ждёт море. Но подробности в следующем письме.
Письмо шестое.
Как я уже предупреждал, в Первомай, который празднуется и на Корсике, состоялся наш выпуск. Итогом его стали лычки старшины второй статьи на моих плечах, а потому, мама, можете обрадовать тётю Розу очередным повышением её будущего зятя. После торжественного построения и распределения в экипажи состоялся праздничный обед, который заключался в трёх блюдах — олла-потрида по-гишпански, пельмени по-пролетарски, и борщ с пампушками по-корсикански. Особенно порадовал последний, приготовленный по старинному рецепту того, ещё первого Буонапартия.
И вот наша подводная лодка вышла в Средиземное море. Не буду описывать его красоты, всё равно с перископной глубины мало что видно, но скажу одно — оно почти такое же красивое как Чёрное в Аркадии или Крыму, но самую чуточку побольше.
Капитан наш опасался вездесущих англичан, чьи корабли шныряют туда-сюда совершенно свободно, как пьяница шарит в собственных карманах в поисках завалявшегося рубля. И потому к Гибралтарскому проливу подошли ночью, дождавшись тумана. Мне, как отличнику боевой и политической подготовки, было разрешено посмотреть в поднятый перископ на знаменитые Геркулесовы Столпы. Но в темноте их было не разглядеть, чему я немало огорчился.
Само название города, горы и пролива, восходит своими корнями в глубокую древность. Сами британцы, незаконно оккупировавшие территорию ещё в тысяча семьсот четвёртом году, называют какого-то Тарифа Абензакка, проходимца мавританского происхождения, давшего этому месту своё имя. Но совсем недавно прогрессивный испанский историк дон Алехандро Санчес Шантаринос установил, что название переводится с одного из забытых языков как "Гиббон, сбежавший от Лара с Талара" Тому подтверждением служит гора Абилла, что означает "Обезьянная", расположенная на африканском берегу и фигурой почти что повторяющая Гибралтар.
Но слава Всевышнему, который снова есть по приказу партии, пролив миновали без происшествий и мы, пройдя узость, обогнули мыс Спартель и скоро пришли на вид Кадикса, а там уже всплыли для зарядки аккумуляторов. Мама, передайте тёте Розе, чтобы она не беспокоилась, так как прелестных испанок невозможно было разглядеть даже в мощный бинокль производства Нижегородского завода имени покойного господина Цейса, хотя я очень напрягал зрение. Единственная женская фигура на берегу, в течении долгих двадцати минут вызывавшая интерес экипажа, при тщательном рассмотрении оказалась католическим монахом.
Письмо одиннадцатое.
Итак, здравствуйте мои дорогие, мама, сестра Соня, незабвенная тётя Роза, и даже Моня из пятой квартиры, которому я никогда не был должен сто рублей. Но если он будет упорствовать в своих заблуждениях, то пусть вышлет мне ещё сотни полторы до востребования. В Голландию, в городок Гельвет-Слюйс. Вот в нём сейчас мы и базируемся.
Как, наверное, понятно из названия, местечко это весьма омерзительно не только на слух, но и на вид. Стоит оно на одном из островов, образуемых Маасом. Голландское правительство весьма обеспокоенное соседством с полыхающей в гражданской войне Германией, с превеликим удовольствием предоставило в распоряжение нашей бригады сей порт, в который даже на "Малютках" приходится заходить с лоцманом.
Жизнь в городке скучная и однообразная, единственным развлечением случаются бои базарных торговок. Честное слово, мама, я только один раз поддался греху азарта, и за месяц выиграл на тотализаторе более пяти тысяч гульденов, что в переводе на наши деньги обозначает четыреста советских, или полторы тысячи корсиканских рублей. Как уже сообщал ранее — франки и фунты в Голландии более не в ходу. Но не отвлекаясь более от темы, скажу — как прекрасно дерутся две бабы, бичуя друг друга живыми угрями. Угорь скользкий, но вредная натура европейской женщины (пардон на грубом слове) находит выход. Руки натираются песком, а наиболее прославленные, а значит обеспеченные, шьют рукавички из наждачной бумаги, контрабандою поставляемой из Советского Союза…
Сами же жители городка мне не понравились, особенно населяющие дома обозначенные… очень ярко-розовыми (исправлено королевской военной цензурой) фонарями. Но голландские дамы трудолюбивы и честны в любой коммерции, так что я обеднел разом на целых восемнадцать штиверов, почти рубль советскими деньгами.
Письмо четырнадцатое.
Вот уже и прошло три месяца моей службы. Сегодня опять вышли на боевое дежурство к берегам Британии. Письмо отправлю с оказией из Гавра или Кале. Это такие корсиканские города на побережье, только сейчас они временно оккупированы французами. Мы заходим туда пополнить запасы провианта и…. (зачёркнуто королевской военной цензурой), потому что старые постоянно расходуются на потопление судов английских контрабандистов. Стычки с французским республиканским флотом случаются постоянно, но убеждённость в своей правоте даёт нам значительное преимущество перед противником. Так, в недавнем сражении у… мыса (исправлено королевской военной цензурой) Пти-Кошон, я нанёс тяжёлое поражение боцману с корвета "Мистраль" бутылкой по голове. Но не ругайтесь, мама, за расточительность, бутылка была уже пять минут как пуста. Сама мадам Пти-Кошон рукоплескала подвигу, и обещала десятипроцентную скидку на любые услуги заведения. Вот видите, какой ваш сын экономный?
Да, мама, попросите тётю Розу, чтобы перестала присылать свои фотографии — военные цензоры тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо, но нервы у них не железные.
С этим прощаюсь, ваш сын и брат — старшина второй статьи Иосиф Бродский."
Где-то в Северном море. Прохладное лето 34-го.
Маленький надувной плотик скакал на волнах и с силой бился о борт подводной лодки, на рубке которой красовалось гордое имя "Тётя Роза Люксембург". Находящийся на плоту матрос положил большую малярную кисть, задрал голову, и крикнул на верхнюю палубу:
— Товарищ старший лейтенант, а как ватерлинию рисовать, её же волной смывает?
— Старший лейтенант королевской госбезопасности, — поправил Степан Генрихович Наливайко. — И пока я за неё отвечаю на вверенном мне корабле, рисовать будете красиво, но молча.
— Так ведь мелом?…
— А вот не нужно спорить, товарищ старшина второй статьи. Здесь какое море? Правильно, Северное. И значит, для маскировки лодка должна быть покрашена в любой цвет, но чтобы он обязательно был белым.
— Так ведь мелом? — растерянно повторил Бродский, посмотрев на стоящее у ног ведро. — Смоет же…
Наливайко почесал затылок, сдвинув на глаза чёрную форменную треуголку.
— Ну и пусть, — решил он, — мел у нас бесплатный, ещё раз покрасим. А вдруг Родина прикажет, и нам уже завтра нести службу в Индийском океане?
— Не успеем до завтра, товарищ старший лейтенант королевской госбезопасности. И причём тут Индийский океан?
— А притом! Сами же спасибо скажете, что не пришлось старую краску соскабливать…
Старшина второй статьи, попавший на неблагодарную работу за драку с французскими моряками, тяжело вздохнул и взялся за кисть.
— Стой, кто же так малюет? — остановил его Степан Генрихович. — А ну вылезай оттуда, салага. Посмотри как настоящие профессионалы работают.
Особист подтянул плотик, помог Бродскому подняться, а сам занял его место:
— Эх, вспомню молодость! Если бы ты знал, сынок, как руки по кисти соскучились. Да, быстро проходит слава мирская…. Ну кто теперь помнит выставки Степана Наливайко и Давида Бурлюка? Никогда, слышите, юноша, никогда не пробуйте эту отраву под названием творчество…
— Я вот написал недавно немного стихов, — скромно потупился Ося.
— Выкинь или сожги. Нет, только не в отсеке. А ещё лучше — утопи. И вообще, юноша, зачем стихи, если у тебя есть море? Слушай, а давай вместе утопим, для верности?