Страница 14 из 16
По-видимому, Ричард не взял с собой своего аббата: далее воспоминание этого почтенного человека переполнено нравоучительными рассуждениями – верный признак, что ему не хватало данных. Правда, на это могли быть и другие причины.
Как бы то ни было, граф Ричард поехал в Тур в самом возбужденном настроении. Он навострил уши и готов был выслушивать всякого рода сплетни. И пришлось же ему наслушаться всего! На мокрой рыночной площади, на каменных плитах церковной паперти, у колонн внизу собора, в залах, в комнатах, в коридорах гостиниц – всюду, где только мужчины или женщины шептались на ухо, так и летали в воздухе имена Элоизы, сестры короля Филиппа, и короля Генриха, отца графа Ричарда.
У Ричарда расправа была недолга и крута. Посреди залы в епископском дворце в один прекрасный день после обеда он встретил и остановил графа Сен-Поля.
– Что новенького, прекрасный господин? – спросил граф, едва переводя дух. Глаза Ричарда загорелись.
– А то, что лживая у тебя глотка! – ответил он. Граф Эд оглядывался вокруг: все встали из-за стола и напряженно следили за ним.
– Странные речи, мой прекрасный господин! – заметил Сен-Поль, бледнея, а Ричард возвысил голос до того, что в нем начинали звенеть металлические нотки.
– Но не странно ваше дело. Оно уж началось… Ну, с каких пор?
Сен-Поль был задет за живое:
– Ах, сударь мой! Вам совсем не пристало укорять меня.
– А я думаю, весьма пристало! – воскликнул Ричард. – Ты лгал с низкой целью и опозорил свое имя. Ты силишься клеветой привести меня к тому, к чему никогда не привел бы честью. Ты врешь, как торговка. Бессовестный лгунишка!
Ни один мужчина не вынес бы этого от другого, как высоко ни стоял бы тот, а Сен-Поль был не трус. Он взглянул на своего противника, и его лицо было все так же бледно, но твердо.
– А что, если… – спросил он. – Что, если я не лгу, граф Пуату? Что, если и вам известно, что я не лгу?
– В таком случае, – сказал Ричард, – ты прибегаешь к оскорблениям, а это еще хуже.
Сен-Поль схватил перчатку и бросил ее с грохотом на пол.
– Ну, если уж на то пошло, сударь мой… – начал он.
Но Ричард, подняв перчатку на острие своего меча, швырнул ее вверх, к стропилам крыши, а затем поймал ее на лету.
– Вот она, граф: беру ее, – закончил он прерванную речь Сен-Поля и торжественно зашагал из дома епископа.
Тогда-то урывками писал Ричард Жанне свое шестое письмо, которое до нее дошло:
«Я веду войну, но за правое дело. Не осуждай меня, Жанна!» В заключение этого происшествия был смертный поединок на лугу, у реки Луары.
Весь город Тур высыпал на стены, чтобы поглядеть на это зрелище. Ричард с полной откровенностью объяснял свои намерения.
– Он должен умереть, хотя бы оказалось, что он сказал правду, – говорил Ричард дофину Овернскому. – Я в этом еще не вполне уверен: сведений у меня еще слишком мало. Но все равно: ни под каким видом ему не полагается оставаться в живых. Своей клеветой он опозорил меня и запятнал честь самой милой дамы во всем мире, все несчастье которой состоит в том, что она – его сестра. На том же основании я должен покарать его еще за то, что он чернит достоинство той дамы, на которой я (в настоящую минуту) задумал жениться: она была, есть и будет дочь его сюзерена.
Он высоко вскинул голову и прибавил:
– Неужели же дочь Франции не стоит того, чтоб за нее сломать спину?
– Ну да! Еще бы, – согласился дофин. – Но это довольно важная спина, спина высокопоставленной особы. Короли радушно, запросто треплют эту спину. Конрад Монферрат зовет ее обладателя «кузеном». Император обнимал ее на Пасхальной ярмарке.
– Поверь мне, дофин, я не задумался бы также точно переломить спину и Конраду, – возразил Ричард. – Но Конрад не говорил ведь ничего. Есть у меня, однако, еще причина.
– Я и сам так думал, что должна быть причина, – подхватил дофин поспешно, но все-таки довольно робко. – Его имя – Сен-Поль!
Лицо Ричарда мгновенно покрылось бледностью.
– Вот потому-то я и хочу его убить. Он ищет повода заставить нас жениться. Дерзкое животное! Ему имя должно быть Пандар [24].
Он расстался с дофином и заперся у себя до самого дня поединка.
На лугах реки Луары было отмерено поприще и водружены знамена над шатрами графа Пуату и графа Сен-Поля: знамя Ричарда с леопардами на красном поле и знамя Эда – с серебряными василисками [25] на синем поле. Толпа была очень многолюдная: город кишмя кишел народом. На помосте трон короля английского стоял пустой: только над ним виднелся меч наголо. Но рядом с королевским троном, в качестве судьи, в этот роковой, смертоносный день восседал принц Джон, брат Ричарда, вызванный им нарочно с этой целью из Парижа и приехавший сюда весьма неохотно. Епископ Гюг Дергэмский сидел рядом с ним и удивлялся, молча, что лоб принца весь блестел от пота, когда северный ветер всех пронизывал до костей.
– У вас ничего не болит, дорогой господин мой? – спросил он наконец.
– О, епископ Гюг, епископ Гюг! В этот день я готов с ума сойти.
«Клянусь Богом! – подумал про себя епископ, – это немудрено, приятель!»
Трубы затрубили. На второй призыв выехал на поприще вызвавший на бой, то есть граф Сен-Поль, на рослом сером коне, в панцире, в броненосной шапочке и в каске, над которой торчали три пера цапли. Эти перья были знаком рода Сен-Полей, Жанна тоже носила их. На графе был синий камзол, на его коне – синий чепрак. Позади него, в качестве почетного эсквайра, ехал юный Амедей Савойский с его знаменем – с белым василиском на синем поле. Сен-Поль был мужчина дюжий: он преважно нес на спине и на груди знаки своего достоинства.
Трубы затрубили вызов графу Пуату. Ричард вышел из своего шатра и легко взвился на седло – штука, которая удавалась лишь немногим рыцарям, одетым в латы. В то время как он ехал, не спеша, вдоль линии войска и народа, не было человека, который не заметил бы его высокого роста и бесподобной непринужденности посадки. Но кто-то заметил еще вслух: «Он на пять лет моложе Сен-Поля и не так дороден, как тот».
Над его шлемом с леопардами колыхалось красное перо, а на кольчуге был надет белый камзол с тремя красными леопардами. Щит был украшен таким же гербом, равно как и чепрак его коня. Знамя Ричарда нес дофин Овернский. Оба рыцаря съехались, преважно приветствовали друг друга, а затем, высоко подняв свои копья, повернули к помосту, к мечу над королевским троном, у которого сидел принц, обливаясь потом.
Джон встал, держась за стул, чтобы подать знак к состязанию. Он воскликнул:
– О, Ричард Анжуйский! Сверши над телом де Сен-Поля, что долг повелевает тебе! А ты, Эд, отстаивай свои права во имя Святой Троицы и Владычицы нашей Богородицы!
Епископ турский благословил обоих и их выезд. Они разъехались в разные стороны – и бой начался. Он был короток, окончился в три приема. С первого же удара Ричард выбил противника из седла, со второго – сбросил с него шлем и нанес ему глубокую рану на щеке, с третьего – повалил на землю и всадника и коня и переломил рыцарю спину. Так Сен-Поль больше и не шевельнулся…
В тот же миг, как это свершилось, среди безмолвной тишины, принц Джон сошел с трибуны и бросился Ричарду на шею.
– О, милый брат! – воскликнул он. – Что бы я делал, если бы тебе на долю выпала такая беда? Подумать только – и то уж у меня сил не хватает.
– О, брат, я думаю, – спокойно отозвался Ричард, – ты перенес бы это преблагополучно: женился бы на мадам Элоизе, а на помин души моей из ее же приданого уплатил бы за одну или две панихиды.
Все слышали ясно этот беглый залп. Джон покраснел, как зарево.
– Как это так? Что ты хочешь сказать, Ричард? – пробормотал он, запинаясь.
– Разве мои слова так запутаны? – спросил тот. – Обдумай их, выучи наизусть, а сам тем временем, будь так любезен, поезжай со мной в Париж.
24
сын Лаокоона, вождь троянских ликийцев. Пандар поступил предательски, ранив Менелая, когда только что было заключено перемирие с греками
25
Василиск – американская ящерица, которая живет на деревьях и питается насекомыми. Ее чудной вид с капюшоном на голове внушал суеверный страх