Страница 22 из 93
Христиан подождал, пока мужчина вместе с помощницами удалится на приличное расстояние, и осмотрелся вокруг. Единственный магазин был закрыт, не видно было ни одного государственного учреждения, тем более адресного бюро. Дверь в телефонной будке была сломана, оттуда торчали провода от вырваной с мясом трубки. Не лучше выглядела и скамейка на остановке с поломанными планками. Автобус поехал дальше, площадь потихоньку опустела, лишь возле пивного ларька пританцовывала кучка неряшливо одетых граждан с опухшими лицами, украшенными синяками и ссадинами. Они все чаще начали оглядываться на незнакомца. Чтобы не давать им никаких поводов, Христиан подхватил чемодан и направился к зданию, названному попутчиком бывшей усадьбой разыскиваемых им людей. Это был двухэтажный особняк с нелепой современной надстройкой в виде деревянной мансарды, еще довольно крепкий, возведенный в стиле раннего барокко. С башнями, с портиками, с основательными колоннами и массивной лепниной под крышей. Парадный подъезд украшали две львиные головы, вдоль второго этажа выстроились балконы, между которыми разместились продолговатые окна. Но все это великолепие из прошлого было запущено до такой степени, что казалось, вокруг здания никогда не прекращались боевые действия. Лепнина отвалилась целыми кусками, колонны зияли кирпичной кладкой, а балконы готовы были вот-вот рухнуть. Возле обшарпанных дверей крутилась собака со свалявшейся шерстью. Христиан, не дойдя до здания, изменил направление и завернул на улицу с колеей посередине, разбитой автомобильными колесами. Под каблуками ботинок захрустели комки засохшей грязи, по бокам за худыми заборами притаились дома, почерневшие от времени. Смотреть на этот пейзаж было не совсем приятно, он словно попал на другую планету, на которой обитали люди, нищие духом и телом. Даже в Африке и на Ближнем Востоке, где он успел побывать, нищета, царившая там, скрадывалась или потоками солнечного света, или богатым растительным миром в сочетании с одеждами, такими же красочными. А здесь перед глазами предстала унылая картина, которую не в силах были оживить ни зелень деревьев, ни августовское ослепительное солнце.
Наконец Христиан заметил на высоком крыльце деда и бабку, они сидели на лавочках друг против друга и еще издали вцепились в него своими выцветшими глазами. Он оглянулся назад и только после этого подошел к старикам:
— Простите, вы не подскажете, как найти дом Скаргиных? — спросил он. — Мне сказали, что они живут где-то здесь.
Дед пожевал сухими губами, затем обменялся с бабкой недоверчивым взглядом, оба посмотрели вдоль улицы.
— А на что вам Скаргины? — решился спросить старик.
— Это наши дальние родственники, я приехал их проведать, — не стал придумывать новую историю Христиан. — Давно не виделись.
— А ты сам-то откуда, милок? — заинтересовалась и бабка.
— Из Ленинграда.
— А по виду будешь из мест, что подальше.
— Ладно тебе, — перебил ее дед. — Может человек институт закончил, начальником работает.
— На начальника он не похож, он больше на партийного смахивает, что в Москве сидят. Те тоже все гладкие да со вздернутыми носами.
— Вон там усадьба Скаргиных, за два забора от нашего дома, — решил старик не разводить лясы. — Только мы вас предупредим, что к ним часто наведываются люди из органов.
— Из каких органов? — не понял Христиан.
— Из энкэвэдэшных, — встряла и бабка. — Будь поосторожней, милок, с походами по гостям-то. Проведал и ладно, и дальше пошел.
Дед огладил щуплую бороденку, снова бегло прошелся глазами по улице и переместился на край лавки:
— Сын у этих бывших дворян, Николай Скаргин, служил на торговом флоте, — он понизил голос и сипло выдавил, будто кто-то заставлял его делиться тайной с незнакомым гражданином. — Сбежал он из нашего Советского Союза на Запад, там и остался.
— Разве это преступление? — попытался улыбнуться Христиан. — Где человеку нравится, там он и станет жить.
— Это где как, товарищ, а у нас по иному.
Старик переглянулся со своей супругой, недовольный тем, что молодой мужчина не понял цены сведениям, которые он ему выложил. Но бабка лишь сделала губы куриной гузкой и уставилась в пространство деревянными глазами. Христиан смущенно хмыкнул и переступил с ноги на ногу:
— Спасибо за помощь, добрые люди, иначе мне пришлось бы здесь поплутать.
Дом, на который указали старики, снаружи показался пустым, он был таким-же древним, как и все они на этой улице. Крыльцо тоже едва держалось деталями друг за друга — перила за ступени, а ступени за стену избы. Христиан поднялся к двери и постучал по ней кулаком. На первый раз никто не ответил, тогда он поколотил погромче. Внутри загремело, послышался хриплый голос и на порог вышел человек лет под шестьдесят худощавого телосложения и с пристальным взглядом серых глаз. Он прошелся ими по посетителю с ног до головы и только потом спросил:
— Вам кого надо, товарищ?
— Я ищу Скаргиных, — быстро ответил молодой мужчина.
— Я Василий Скаргин, — хозяин дома вздернул подбородок. — Кто вы и что вам нужно?
— Меня зовут Харитон Дарганов, мой далекий предок был Дарганом Даргановым, — Христиан поставил чемодан на скамейку. — Вы никогда не слышали о нас?
— Дарганов!?. - вскинул брови мужчина и повторил. — Дарганов… Даргановы…
— Мой прапрадед вернул роду Скаргиных сокровища, украденные у них во время войны с Наполеоном Бонапартом.
Сначала хозяин дома округлил глаза, затем огладил лицо ладонью и только после этого произнес:
— В нашей семье эта история передавалась из поколения в поколение, — он открыл дверь пошире. — Проходите, товарищ, что на пороге стоять.
В комнате со старой мебелью, несмотря на открытые окна, было темновато и душновато, пахло щами, кислым хлебом и цветами в палисаднике за окном. Русская печка занимала едва не половину помещения, за нею виднелась ситцевая занавеска, отделяющая спальню, а прямо при входе была как бы кухня с чисто выскобленным столом. Но хозяин дома провел гостя сразу в горницу и усадил за стол с белой скатертью и несколькими стульями вокруг. Посередине стола возвышалась ваза с букетом бумажных цветов.
— Советской власти уже шестьдесят пять лет стукнуло, а нам все газ никак не проведут, — то ли возмущался, то ли оправдывался перед гостем Скаргин, кивая на печку. — Да что там газ, второй год справки на инвалидность собрать не могу. Вот такая наша жизнь.
Невысокая женщина, его жена, не вмешиваясь в разговор, поставила на стол хлебницу, за ней бутылку водки и два стакана с рюмкой. Затем принесла пироги и жаркое с картошкой, и только после этого тоже опустилась на стул:
— Угощайтесь, Харитон, чем богаты, тем и рады, — кивнула она на закуску.
Глава семьи сорвал пробку, разлил водку по стаканам. И потекла беседа, чем дальше, тем все углубленнее в проблемы, затронутые неожиданным визитом молодого мужчины. В конце концов разговор перешел в откровения, это случилось тогда, когда Христиан водрузил рядом с вазой с цветами бутылку хорошего коньяка.
— У нас даже грамота сохранилась, в которой написано, что столбовой боярин Скарга завещает свои сокровища роду Скаргиных. Вместе с запиской о том, что эти драгоценности, похищенные в войну 1812 года, вернул нашему роду Дарган Дарганов, терской казак со своей французской женой Софьей де Люссон, — Скаргин заторопился к сундуку в углу комнаты. Вскоре он вернулся со шкатулкой. — Вот здесь все и хранилось, до самых революционных событий в Российской империи. Потом моих дедов раскулачили и сослали в Сибирь, а драгоценности конфисковали.
Он вынул бумаги и начал их разворачивать, на сидящих за столом пахнуло запахом пыли и еще чем-то, исходящим обычно от старинных икон в окладах. Христиан вежливо протянул к ним руку, прочитав грамоту, отложил ее в сторону и взялся рассматривать записку, написанную русским дореволюционным шрифтом. Писал ее, скорее всего, владелец возвращенного добра, потому что у казаков того времени грамота стояла не на первом месте, а французская женщина Софи де Люссон не знала русского языка. В записке говорилось то же самое, о чем перед этим сказал хозяин дома, только было добавление о том, что князья Скаргины вечно будут благодарны терскому казаку Дарганову и его потомкам за фамильные сокровища, возвращенные их роду. Внизу был поставлен крестик, а под ним красовалась аккуратная подпись французскими буквами. Христиан почувствовал нервный зуд, он впервые рассматривал почерк своей отважной прапрабабушки, променявшей вычурный Париж на казачью станицу на краю Российской империи, и давшей жизнь и его предкам тоже. Между тем Скаргин вытащил из шкатулки еще один листок: