Народ Моржа

– «Встречалась… Тяжелый очень…»

– Во-он оно что! – расхохотался Семен. – Все с вами ясно! Он, между прочим, как-то раз ушел в степь с моим детенышем! А потом пацан вернулся, но ничего не рассказал.

– «Помню детеныша («мыслеобраз» – явно Юрка!). Он у „мамы" молоко пил… Она разрешала… Твой детеныш играл с ее детенышем…»

Семен «расшифровал» послание и от удивления чуть не свалился на землю: «Мой сын сосал (или как?!) молоко мамонтихи?! Бред! Зато теперь, черт побери, понятно, как он умудрился продержаться в степи так долго! Я с ума сойду! Что здесь творится?! Сейчас, наверное, время весеннего „саммита", и, похоже, мамонтовая молодежь теперь принимает в нем участие?! Может, они уже и на уроках сидят?! Точнее, стоят? Бред, бред, бред…»

Идти до поселка осталось не так уж и далеко, так что разобраться во всем и со всеми Семен не успел. Зато вскоре понял, что означает столб дыма, поднимающийся с берега, – это топится баня! Точнее, греются камни для парилки!

Поселок лоуринов оказался почти пуст – все население отбыло к форту на весеннее сборище-ярмарку. Остались женщины с младенцами да несколько совсем уж «сдвинутых» мастеровых, которым заниматься своим делом было интересней, чем толкаться на «майдане». Получив сигнал от дозорного, оставшиеся лоурины подожгли кучу дров, наваленную на курган банных камней, и подновили прорубь для купания. По прибытии Семену даже поболтать с людьми не пришлось – нужно было срочно идти париться, поскольку жар, как известно, упускать нельзя.

Его вигвам оказался в удивительно приличном состоянии – залезай и живи. После нескольких месяцев ночевок в спальном мешке меховой полог казался немыслимой роскошью – Семен разнежился и проспал несколько лишних часов.

День был в разгаре, но Семен решил не расслабляться, а ехать дальше, в форт. В итоге к знакомому частоколу упряжки прибыли уже в темноте. Массовые мероприятия на «майдане» закончились, народ разбрелся по своим стоянкам и жег костры. От них слышался пьяный гомон и обрывки песен, в том числе русских. Лхойким и Килонг решили заночевать в неандертальском поселке на том берегу. Семен распряг и привязал собак, выдал им корм и двинулся к избе – ее окна светились.

Он постоял немного, вздохнул, зажмурился, потянул на себя дверную ручку и шагнул внутрь дома – Своего Дома.

– У-вай! – Длинноволосое существо метнулось к двери из глубины комнаты и, чуть не сбив его с ног, выскочило наружу. Семен осмотрелся.

Вокруг все было родным и знакомым, вплоть до запаха. Словно он отсутствовал два часа, а не два года.

За столом сидели вождь Черный Бизон, старейшины Медведь и Кижуч. Перед каждым стояла индивидуальная посуда – миска и кружка. В центре располагалось широкое плоское глиняное блюдо с грудой дымящегося мяса. В кружки было налито что-то горячее. Четвертый участник трапезы отсутствовал, хотя и миска, и кружка его находились на месте. Возле миски лежал нож. Когда-то этот нож в кухонных делах использовала Сухая Ветка, а во время еды им орудовал хозяин «усадьбы» – Семхон Длинная Лапа. Да и само это место за столом – рядом с Бизоном, напротив Кижуча, – обычно занимал Семен, когда главные люди лоуринов собирались вместе. Для кого же сейчас все приготовлено? Кто теперь занимает место хозяина?

Что-то болезненно защемило в груди: «Этот дом, это жилье держалось – было вот таким вот – благодаря Сухой Ветке. А ее нет – уже давно. И никогда больше не будет. Почему же все осталось по-старому?! Это даже больнее, обиднее – уж лучше бы „мерзость запустения". Дом словно бы не заметил отсутствия хозяйки…»

Вождь и старейшины смотрели на вошедшего – спокойно, без удивления. Словно он действительно отлучался на пару часов.

– И долго ты так будешь стоять? – поинтересовался Кижуч. – Остынет же!

– Да-да, – пробормотал Семен и начал стаскивать через голову верхнюю меховую рубаху. – Я сейчас, только руки помою…

Он плохо соображал, что делает. Снял парку и повесил ее на колышек, торчащий из бревна возле двери – он сам этот колышек забил когда-то в щель и всегда вешал на него верхнюю одежду. Стянул торбаза и влез в свои «тапочки» – они стояли на обычном месте. Когда-то они тоже были зимней обувью, но потом износились, и их превратили в тапочки, отрезав верх.

– Разит от меня, наверное, – засмущался Семен. – Полпути бежать пришлось – торопился сильно.

– Есть маленько, – шевельнул ноздрями Медведь. – Иди мойся!

– А что, система работает?! – слабо изумился Семен. – И вода есть?!

– Ага, – ехидно подтвердил старейшина. – Насчет системы не знаю, но воды полно. Может, тепленькой добавить?

– Обойдусь, – еще больше смутился Семен. – А кого ждете-то?

– Уже не ждем, – улыбнулся вождь. – Мойся быстрее.

Что уж там Семен смог с себя смыть холодной водой, было неясно. Точно так же было непонятно, почему его санузел пребывает в чистоте и исправности. Правда, на душевом «шланге» добавилось несколько новых обмоток – кто-то боролся с протечками.

Полотенца Семен не обнаружил и вылез обсыхать голым. К немалому его удивлению, домашняя рубаха – «пижама» – оказалась на своем обычном месте.

– Наконец-то, – пробурчал Кижуч. – Остыло уже все – подогревать придется. А как?

– Семхон придумает, – заверил Медведь. – Сегодня можно.

При этом старейшина выразительно посмотрел в дальний угол комнаты. Семен проследил за его взглядом – там (как всегда!) висел на стене маленький толстенький бурдючок. Семен уже перестал удивляться. Он просто выставил на стол глиняные стаканчики (они оказались на месте!) и кувшин с ручкой. В него он нацедил из бурдючка прозрачной вонючей жидкости – литра полтора! – вернул бурдюк на место, а из кувшина наполнил стопки. Глаза старейшин заблестели в предчувствии удовольствия, суровое лицо Бизона отмякло, стало добрым и человечным. Семен машинально уселся на свое место, но тут же вскочил:

– А тут кто? Для кого приготовлено?

– Во дурак-то! – обратился Медведь к Бизону.

– Это пройдет, – пожал плечами вождь и добавил со вздохом: – Наверное.

– Щас вылечим, – заверил Кижуч и понюхал содержимое стопки. – За что пить будем?

– За хозяйку, – сказал Семен. – Вспомним Веточку.

Присутствующие переглянулись с некоторым недоумением, вождь снова пожал могучими плечами и, подавая пример, первым отправил в рот содержимое глиняного стаканчика.

Пищевод обожгло, в нос изнутри ударил знакомый, но забытый аромат сивухи. Семен запил самогон травяным отваром из кружки и почувствовал, что голоден – просто зверски. Кончиком ножа он перебросил несколько кусков из общего блюда к себе в миску и принялся набивать желудок – мясо оказалось мягким и приготовлено было с использованием знакомых специй. Семен вспомнил, что руки Сухой Ветки его не касались, и ему вновь стало тоскливо. Спирт, всасывающийся в кровь, казалось, еще больше усиливал это чувство. Надеясь выбить «клин клином», Семен разлил по второй.

Выпили, закусили. Помолчали, смакуя нарастающее чувство родства. Потом Кижуч завозился на своем месте – он устраивался поудобней для долгой беседы:

– Ну, и как там оно – в Нижнем мире? Ловко ты ее на этот раз – мы даже не поверили сначала!

– Что ловко-то? – пожал плечами Семен. – Доплыли с хьюггами до горькой воды и стали там жить.

– А Ветку как?

– Что «Ветку»?! – Комната стала светлее и просторнее, но настроение не улучшилось. – Я же говорил вам, что иду не за ней. Ее больше не вернуть.

– Конечно, говорил, – подтвердил начинающий пьянеть Медведь. – Ты всегда так удачу колдуешь!

– Погоди! – остановил его Кижуч. – Может, это все-таки не она? Может, мы спутали, а?

– Чего спутали?! – возмутился Медведь. – Сколько раз уже проверяли – все сходится!

– Не-е-е, – протянул уже слегка нетрезвый Кижуч, – пускай теперь Семхон сам подтвердит! Он же с ней… по ней… в ней… Ну, в общем, понимает он!

– Как же он ее под… – Медведь громко икнул, – …твердит, если она того? Сбежала если?