Страница 18 из 74
Неандертальцы хронически недоедали, а временами и просто голодали, вынуждая Семена оказывать им «гуманитарную помощь». Тем не менее добытую глину они предпочитали выменивать не на продукты питания, а на ярко окрашенные клочки замши или ткани. Созерцание и ношение на себе обрывков красного, синего, желтого и зеленого цвета доставляло им огромное удовольствие. В отличие от Семена, который однажды устроил Хью грандиозный скандал. В ответ на обвинения главный неандерталец резонно ответил, что берет у «продавцов» то, чего больше всего хотят его люди. Что тут возразить, если и лоурины, как оказалось, охотно меняют свои ткани на те же ткани, но уже окрашенные? «Наверное, у людей от века существует не только „пищевой" и „информационный" голод, они страдают и от недостатка ощущений – в данном случае визуальных. Не зря же в унылой серой средневековой Европе ценнейшим импортным продуктом были красители». В общем, этот случай переполнил (в очередной раз) чашу Семенова терпения, и он заявил, что темаги (неандертальцы) могут жить как хотят, но он категорически требует изменения порядка распределения продовольствия. Еду должны первыми получать не мужчины-охотники, а кормящие и беременные женщины. Несогласные могут жить где угодно, только не здесь. Хью сказал, что постарается, и, кажется, выполнил свое обещание. Интересоваться, сколько сородичей ему пришлось при этом убить, Семен благоразумно не стал.
Начало регулярных «саммитов» имело последствия и для четвероногих друзей человека. Становиться всадниками лоурины не торопились – овладение техникой «долгого бега» продолжало оставаться делом «чести и совести» каждого будущего воина. Наметилась даже обратная тенденция: под влиянием лоуринских насмешек юноши имазров и аддоков теряли интерес к верховой езде и пытались учиться бегать на длинные дистанции. Тем не менее каждую весну лоурины выменивали некоторое количество лошадей. В течение теплого сезона на них передвигались по степи женщины-воительницы (бедные животные!), а осенью их вновь обменивали или отпускали в дикие табуны. Снежный период теперь длился больше полугода, передвигаться на собачьих упряжках было гораздо удобней, а пасти и охранять всю зиму даже небольшой табун никому не хотелось. Такая ситуация Семена в целом устраивала. Она давала ему как бы дополнительный рычаг воздействия (магического, конечно) на имазров и аддоков. Эффективно охотиться без лошадей те и другие не могли, а сохранность табунов зависела в значительной мере от интереса к ним степных хищников: волки могут домашних лошадей и не замечать, а могут, сами понимаете, ни с того ни с сего вырезать всех поголовно вместе со сторожевыми собаками.
Давно наметившийся раскол в волчьей части «комплексной» стаи начал углубляться год от года. Во-первых, была впрыснута струя свежей собачьей крови от нескольких сук, выменянных зачем-то лоуринами у имазров. Во-вторых, лоурины получили возможность вести интенсивный отбор щенков на послушание и способность (желание!) работать в упряжках, а в остальное время сидеть на привязи или в загоне. Всем остальным в питании отказывалось, и они вынуждены были приспосабливаться к самостоятельному образу жизни. В итоге большинство особей с «волкособачьим» стереотипом поведения погибали, что в общем-то устраивало и волков, и собак, и людей.
При всем при том выживших полукровок становилось все больше. В одну из зим они объединились в стаю, среди них выделился вожак. Эти полупсы довольно эффективно охотились или отбирали добычу у мелких хищников. Всем, кто был в курсе, стало ясно, что они скоро будут серьезными конкурентами и волкам, и людям, которых знают и непобедимыми не считают.
Семен предпочел бы, чтобы все утряслось без него, но в волчьей иерархии он все еще был «сверхволком», а такое положение, как говорится, обязывает. В общем, однажды зимней ночью он был разбужен двухголосым воем из-за частокола. Пришлось отползти от теплого бока Сухой Ветки, вылезти из-под одеяла и отправиться на мороз. Совещание – молчаливое сидение напротив друг друга – продолжалось, наверное, целый час. Кроме Семена, в нем участвовали Волчонок и вожак стаи, на охотничьей территории которой располагался форт. Лидера правобережных лесных волков степняки пригласить не соизволили.
Многое из того, что сообщили волки, Семен уже знал. Читать и пересказывать истории, написанные следами на снегу, – любимое развлечение охотников. В следах Семен разбирался плохо, но слушать охотничьи байки любил, так что смог «не ударить в грязь лицом» – в свою очередь поделился информацией, которой у волков не было. Если бы «совещание» проходило в более комфортной обстановке, он, наверное, смог бы придумать более гуманное решение проблемы. А с недосыпу, да на морозе ему пришлось просто дать волкам санкцию на поголовное уничтожение полукровок и пообещать, что люди не только не будут возражать, но и помогут при случае. А на будущее… «Договор» о ненападении и невмешательстве между людьми и волками остается в силе, но собаки отныне становятся для волков чужими. Специально охотиться на них никто не будет, но любая агрессия со стороны «домашних» псов будет встречать адекватный (и более того) отпор. На том порешили, и Семен, стуча зубами и растирая подмороженные щеки, отправился досыпать.
Вскоре у лоуринов образовались новые товары для «экспорта» – обученные ездовые собаки и нарты. Конечно, изготавливать легкие прочные санки могли бы и другие, но без металлических инструментов и определенных навыков, которыми делиться никто не собирался, дело это оказалось почти безнадежным. Почему-то сразу сложилась уродливая традиция: собак и нарты можно лишь покупать за «наличные» (связки сухой травы) либо обменивать на… невест. Будучи воспитан в духе гуманизма, Семен почти не сомневался, что «женщина тоже человек», и собирался воспротивиться превращению ее в живой товар. Однако оказалось, что большинство девушек и даже «замужних» женщин просто мечтают быть проданными лоуринам!
В итоге на очередном этапе исторического (доисторического) развития в проигрыше опять оказались неандертальцы. Собачьи упряжки им нужны были больше, чем всем остальным, поскольку хорошо бегать по степи они не могли, а лошади их панически боялись. С собаками же (да и с волками) неандертальцы легко находили общий язык. Однако то небольшое количество сена, которое они были в состоянии заготовить, полностью уходило на «оплату» обучения детей в школе, а неандертальские девушки на рынке, увы, не котировались совершенно.
«Саммиты» избавили Семена от необходимости единолично решать серьезные (и не очень) политические и экономические вопросы. Однако в перерывах между сборищами на него все равно сваливалась масса «текучки». Он полагал, что в большинстве случаев просто тратит время зря, занимаясь ерундой.
Однажды из поселка лоуринов пришло послание от старейшин. В нем сообщалось, что некий неандерталец, побывав в поселке по какому-то делу, прикормил и увел с собой двух щенков – почти взрослых обученных ездовых псов. Старейшины считали, что это наглый грабеж, и требовали разобраться. Что делать в такой ситуации Семену? Искать в заречных поселках того неандертальца и несчастных собак? Пришлось вызвать Хью и поручить поиски ему. Через несколько дней перед Семеном предстали и собаки, и их похититель. Последний заявил,что никого он не сманивал – псы пошли с ним сами. И вообще, они не обученные ездовые, а одичавшие полукровки, которых лоурины забраковали и выгнали. Поскольку врать в каменном веке не принято (можно лишь не говорить правду), Семен попался на эту удочку и попытался объяснить лоуринам, что они не правы. В итоге завязалась тяжба, которая продолжалась несколько месяцев: те ли это собаки? Именно те! А почему оказались без присмотра?! Не оказались они! Так как же тогда… А вот так! В общем, пустячок, а приятно: нельзя обидеть ни тех, ни этих, а до истины не докопаться!
Один из высокопоставленных воинов-аддоков выменял у не менее солидного имазра бурдючок с волшебным напитком. Только напиток оказался почти и не волшебным (слишком сильно разбавленным?). Добровольно вернуть полученные кремневые наконечники для дротиков имазр отказался на том основании, что он тут ни при чем: напиток расколдовался сам по себе, а может быть, покупатель такой урод по жизни, что ему никакой напиток не помогает. В общем, аддок просит в порядке исключения разрешить ему прикончить этого имазра. Никого убивать Семен не разрешил, но оказался в тупике: явно имело место жульничество, но доказать что-либо невозможно – напиток давно выпит, а наконечники разошлись по рукам.