Народ Моржа

Изрядно уже окосевшие старейшины принялись хохотать. Но не над способом передачи информации, а над ней самой – предлагаемый обмен «подарками» показался им совершенно неравноценным. В итоге началось то, что люди будущего назовут словом «торг».

Этот торг закончился только к вечеру следующего дня. Хозяева и гости остались довольны друг другом, хотя последние дали значительно больше, а получили меньше, чем хотели. Зато они увезли с собой целый кувшин (довольно маленький) волшебного напитка – от нашего вождя вашему вождю. В последний момент старейшины вспомнили о магическом сражении, случившемся когда-то в форте Семена, и самогон слегка разбавили: во-первых, чтоб не горел, а во-вторых, нечего баловать!

Когда Семен узнал об этой истории, а случилось это довольно быстро, он оказался буквально в шоке.

«Как это понимать?! То есть, с одной стороны, конечно… Но с другой?! Да-а-а…

Последние несколько тысяч лет людям моего мира торговля кажется чем-то совершенно естественным. Считается, что она была всегда, а это далеко не так. Предыдущие десятки тысячелетий никто ничего не продавал и не покупал – люди вели натуральное, самодостаточное хозяйство и полагали, что все чужое опасно. Археологи, правда, фиксируют иногда на палеолитических стоянках предметы, чуждые той или иной «культуре». Однако если бы обмен и торговля были бы тогда обычным явлением, то никаких «культур» потомкам выделить бы не удалось. Впрочем, в этих вопросах я не специалист и судить могу лишь из общих соображений.

Что же произошло здесь и сейчас? Колдун и глава клана имазров возжелал получить предметы, которые являются продуктами чужой (и очень сильной!) магии. Он что, страх забыл?! Или просто очень сильно хочет? Последнее вероятней, потому что без страха он попытался бы просто отнять желаемое. Будучи колдуном, он совершенно справедливо считает, что добровольно (в обмен) отданные вещи значительно менее опасны. А что будет дальше? Если Ващуг не отравится едой из нашего горшка, если не покроется прыщами от новой рубахи, то… То его сосед-аддок тоже захочет и горшков, и тканей! Это что же начнется?! Вообще-то, считается, что торговля – путь к взаимопониманию. Увы-увы, не только к нему… Так или иначе, но главное событие уже свершилось – Рубикон, как говорится, перейден. Остается ждать последствий и пытаться контролировать ситуацию».

Ожидание оказалось недолгим: меньше чем через год Семену пришлось озаботиться введением некоей валюты.

«Что такого могут дать лоуринам соседи? Чего у нас нет или чего мы не можем добыть сами? Неандертальцы, допустим, получают посуду в обмен на керамическую глину – искать месторождение возле поселка я не стал из стратегических соображений. А остальные? Продукты питания и прирученных лошадей? Совсем не факт, что лоуринам нужно становиться всадниками – североамериканские индейцы дорого заплатили за такой шаг. Да и превращать степных охотников в гончаров и ткачей тоже не стоит – это утрата „экономической" независимости. Значит, не мясо и не лошади. Что же? О, придумал! Это достаточно безумно, чтобы сработать, – так почему нет? Сено!

Да-да, плотные связки сухой травы примерно одинакового размера. Зачем? Для жертвоприношений, конечно, потому что лоурины – очень религиозные люди. А попросту – подкармливать зимой мамонтов. Если этим животным помощь не понадобится, то сено благополучно сожрут олени и бизоны – охотникам только на пользу, если они будут держаться ближе к поселку».

Смешно, конечно, но затея с сеном прижилась и начала приносить свои плоды. Кижуч с Медведем заделались крутыми торгашами и даже самостоятельно изобрели некое подобие весов для оценки достоинства предлагаемых им «монет». К недовольству Семена, величайшей (можно сказать: сакральной!) ценностью среди кроманьонских племен сделался «волшебный» напиток, а попросту самогон. Семен ругательски ругал себя за то, что выпустил его производство из рук. Утешало только два обстоятельства: увеличивать производство, кажется, лоурины не собирались – высокие «цены» их устраивали. Соответственно, спирт оказался доступен лишь «главным людям», да и то в очень ограниченном количестве. Неандертальцы же его вообще не употребляли – оказалось, что алкоголь вызывает у них лишь токсикоз и сонливость.

Глава 2

УЧЕНИК

Четвертый школьный год оказался трудным – Семен решил, что дошел, пожалуй, «до ручки». «Я теперь принимаю в школу по пять человек от племени или клана. Пять умножить на четыре будет, как известно, примерно двадцать. Если же двадцать, в свою очередь, умножить на четыре, то вообще получится восемьдесят! А вместе с детьми питекантропов и того больше. Способен ли один человек управлять такой толпой малышни? Нет конечно – смешно даже!»

Семен исхитрялся как мог: классы разделил на группы, для каждой из них назначил руководителя-старшеклассника, сформировал штат обслуги из местных неандертальских женщин, которые кормили и обстирывали детей. Последнее, впрочем, было необязательно, поскольку одежду, ставшую совсем уж грязной, во всех племенах было принято просто выкидывать. Тем не менее Семен настоял на том, чтобы шерстяные рубахи учеников время от времени стирались – ткань слишком ценный товар, чтобы им разбрасываться. Неандерталки этим делом, конечно, никогда раньше не занимались, но научились довольно быстро.

В общем, большинство проблем так или иначе решалось, смущало Семена другое: «Доколе?! Год от года количество учащихся возрастает. Вся территория форта уже застроена деревянными бараками. Прекратить набор новых учеников вроде как нельзя – руководители племен сочтут себя оскорбленными. Это во-первых, а во-вторых… Ученики быстро теряют интерес к жизни и быту своих сородичей, однако возраст старших уже соответствует тому, в котором обычно начинается подготовка к обряду инициации. В той или иной форме эта подготовка происходит у всех, даже, кажется, у неандертальцев. Без нее не будет и посвящения, а без такового парень никогда не станет полноценным членом своего племени. Что делать? Махнуть на это рукой? Но тогда школьники окажутся изгоями… Может быть, начать формировать из них новую общность – клан или племя? Ведь получится, если времени хватит! Соблазнительно, однако…»

Некоторое время Семен рылся в памяти, пытаясь подобрать примеры из истории родного мира. Подобрал и вздохнул: «Новая общность окажется всем чужой и, значит, враждебной. ЭТО ЛОВУШКА, В КОТОРУЮ НУЖНО СУМЕТЬ НЕ ПОПАСТЬ! Вся моя затея со школой имеет смысл лишь в том случае, если ученики будут жить среди „своих", если не оторвутся от сородичей. В общем, получается, что нужно делать „выпуск". Заодно он решит и проблему количества учащихся».

О своем решении Семен объявил старшеклассникам заранее. Новость детей не обрадовала, но он был тверд: вы должны стать полноценными членами общества – воинами и охотниками.

Последний урок в четвертом классе Семен закончил тем, что поздравил всех с окончанием школы. За поздравление дети поблагодарили, поскольку были этому обучены. Они совсем не выглядели узниками, которых выпускают на свободу – скорее наоборот. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Семен сказал, что, пройдя посвящение в своих племенах или кланах, желающие могут вернуться, и «мы поговорим, как жить дальше». Сейчас это бесполезно – кто знает, что за обстановка будет в родной степи через пару лет.

Класс опустел, Семен уселся прямо на стол и начал прикидывать, сколько же выходных дней он сможет себе позволить. Размышления его были прерваны «ритуальным» стуком в набранную из толстых жердей дверь.

– Войдите! – без особой радости разрешил Семен.

Дверь приоткрылась, и в комнату проникли два человека: заместитель Семхона по неандертальским вопросам по имени Хью, и один из лучших учеников выпускного класса, которого Семен наградил когда-то кличкой Дынька.

За годы знакомства Хью успел превратиться из тощего мальчишки в матерого мужика, хотя и не вырос ни на сантиметр. Принадлежи он к виду Homo sapiens, ему можно было бы дать на глаз лет 30—35, но Семен был уверен, что парню не больше двадцати. Несмотря на свое высокое положение в обществе сородичей, Хью продолжал неустанно тренироваться, совершенствуя свое воинское искусство, и лично участвовал во всех мало-мальски значительных охотничьих экспедициях. От морозов и до морозов он ходил босиком в одной ритуальной набедренной повязке. Недостаток одежды компенсировался обилием оружия, без которого он на людях не появлялся. Пару лет назад к его арсеналу – двум металлическим «бумерангам» и пальме – прибавилась тяжелая треххвостая бола, явно предназначенная не для охоты на птиц, и… арбалет. С последним была связана отдельная история.