Племя Тигра

– У кое-кого из ваших охотников, которые гонялись за носорогом, копья были такие старые, что… Впечатление, будто ими пользовались десятки лет. Что, трудно было сделать новые?

– Новые? Зачем?!

Понадобилось не меньше часа, чтобы прояснить этот вопрос: никому и в голову не придет изготавливать новое орудие, пока есть хоть малейшая возможность пользоваться старым. И вовсе не потому, что это сложно «технически». Никто не знает, как поведет себя дух нового наконечника, ножа или, скажем, древка – он может оказаться враждебным и принести неудачу. Зато старый предмет хорошо известен, проверен, так сказать, опытом поколений. Если этим копьем кто-то когда-то убил оленя, значит, оно убивает оленей – свойство у него такое. Сохранить это свойство можно, лишь сохранив орудие таким, какое оно есть. Грубо говоря, нужно следить за тем, чтобы не отвалился наконечник, а вот заострить его несколькими новыми сколами нельзя ни в коем случае. Если же орудие придет в полную негодность или будет утрачено, то новое нужно сделать точно таким же – желательно в мельчайших деталях, а потом произвести кое-какие магические манипуляции, чтобы оно перестало быть новым и как бы превратилось в то – старое.

«Ну, да, – комментировал про себя Семен, – знакомая песня! У рыбаков бывают удачливые крючки: вот на этот ловится, а на другие – такие же – нет. У студента бывает любимый свитер, в котором экзамены сдаются гораздо лучше, а на ответственную встречу, по народному поверью, нельзя надевать новую, ранее не ношенную одежду или обувь. Все знают, что там, где нужна удача, лучше пользоваться вещами знакомыми и проверенными. Сколько раз я сам, комплектуя полевое снаряжение, вновь и вновь выбирал свою старую, клееную-штопаную лодку и отказывался от новых. А в ящике стола у меня лежала особая авторучка – самая обыкновенная, шариковая. Но я-то знал, что именно ею лучше всего писать заявки, рапорты и докладные записки – даже если текст потом будет перепечатан. А сколько крику было, когда эти самые шариковые авторучки только появились? Ежику понятно, что они лучше перьевых, но на протяжении нескольких лет ими запрещали пользоваться в школе, двойки ставили…

Только в нас такой подход к реальности живет как реликт, как атавизм – наверное, вылезает из „бессознательного“. А люди так жили тысячи лет. По остаткам орудий археологи выделяют „культуры“ и эпохи – этапы развития доисторического человечества. Каждая такая „культура“ узнается по набору и форме орудий, которые мало менялись на протяжении данного этапа. И сколько же лет человек мог делать одни и те же наконечники и рубила, не внося никаких изменений? Долго… Скажем, культура и эпоха Мустье длилась около двухсот тысяч лет – не хило? Но это – неандертальцы. Наши предки-кроманьонцы гораздо сильнее тянулись ко всему новому – их „культуры“ существовали, кажется, всего лишь по пять-десять тысяч лет. А потом они устроили революцию. Неолитическую. Которая, в отличие от Великой Октябрьской, была настоящей».

Семен задал пару наводящих вопросов и получил ответ, которого в общем-то ожидал: с географией и действиями людей дело обстоит почти так же. Места и местности бывают удачные и неудачные, хорошие и плохие. Именно такие «плохие» места они и обходили по дороге сюда. Кто-то из предков, преследуя добычу, споткнулся и ушиб коленку или того хуже – сломал ногу. Что именно с ним случилось, потомки давно забыли, но место это старательно обходят – оно плохое. А там раненый бизон забодал охотника. Понятно, конечно, что зверь был заколдован или сам охотник в чем-то провинился (не мог же он погибнуть, будучи ни в чем не виноватым?!), но никому не приходит в голову проверить, можно ли в этом месте вообще охотиться – лучше держаться подальше. С теми, кто проходит вот по этой тропе, ничего плохого обычно не случается, а если проложить новую – пусть и более короткую… Кто знает, где окажется тот, кто рискнет это сделать?

Чтобы получить желаемый результат, нужно в строго определенном месте произвести строго определенные действия – и никаких других! Вся эта возня с носорогом в «цирке» никакая не охотничья хитрость, не ловкое использование природной ловушки, а строгое выполнение ритуала или обряда, не исполнив которые убить животное нельзя. Если случайно (а случайностей не бывает в принципе) кто-то совершил некое действие, не предусмотренное обычаем для данной ситуации, то оно может закрепиться как правильное, если окажется успешным, и будет воспроизводиться раз за разом. Гораздо сложнее отказаться от действий, которые регулярно не приносят нужного результата, – предки могут счесть это неуважением к себе и перестать помогать, точнее, делиться своей удачей, ведь всем известно, что у них и носороги крупнее ловились, и мамонты чаще попадались.

– Могу угадать с одного раза, – усмехнулся Семен, – это духи предков, живущие в каменных пирамидках, направили оленей на обрыв.

– Это не духи предков, – качнул длинной головой Тирах. – Это они сами и есть.

– Ну, ладно, – не стал вдаваться в подробности Семен, – а почему по чужой для вас степи мы шли почти напрямик, как… (он чуть не добавил «Как нормальные люди»)… как будто там нет плохих мест?

– Есть, конечно, – вздохнул хьюгг. – Теперь в нас много скверны. Придется пройти очищение.

«Надеюсь, меня это не коснется?» – хотел спросить Семен, но из долины донесся трубный рев. Сначала затрубила одна мамонтиха, потом вступила вторая. Их поддержал кто-то из молодняка – более высоким и тонким «голосом». Семену мучительно хотелось зажать уши, но он понимал, что это не поможет. Концерт продолжался минут десять. К его окончанию Семен готов был удавиться сам или удавить этого хьюгга. И разум здесь был ни при чем – это что-то глубинное и дремучее.

– Что законы предков требуют делать, когда?.. – он кивнул в сторону ручья.

– Молчи! – Тирах распахнул глаза от ужаса. – Не говори об этом!

«Ага, так я и думал, – вздохнул Семен. – Скорее всего, никакой тайны тут нет, просто обычный элемент охотничьей магии: не говорить, не обсуждать, не комментировать, не считать добычу, пока все не кончилось». Ему было скверно, общаться с хьюггом расхотелось. «Зачем они притащили меня сюда?! И за каким чертом держат здесь?! Может быть, это как-то связано с предыдущими событиями? Мое присутствие сделало неудачной охоту на носорога? Но олени-то благополучно попадали куда нужно! И мамонтиха влипла тоже вполне успешно… Чего им еще надо?! Скорей бы уж убили, сволочи…»

Семен поднялся и, не обращая внимания на Тираха, побрел к краю обрыва. Внизу ничто не изменилось: мамонтихи стояли и смотрели друг на друга, молодняк пытался пастись.

Примерно через полчаса духовой концерт повторился. Потом еще раз. И еще… Уши Семен не зажимал.

У-У-РР-У-У!!

Раз за разом он все глубже погружался во что-то: не то в ступор, не то в истерику. Наверное, сказывалось многодневное нервное напряжение, недоедание и полное отсутствие пищи за последние сутки. Он почти физически ощущал, как одни извилины в его мозгах распрямляются, а другие, наоборот, скручиваются в тугие спирали.

– У-У-РР-У-У! – несся сдвоенный рев из долины. «Это даже не субконтроктава, – качал головой Семен. – Это еще ниже. Может, и мне спеть? „…О, дайте, дайте мне…“ Нет, не то! Лучше:

Глупая, романтическая, смешная песенка, автора которой никто не знает. Но! Но какой дурак давал полцарства за коня? Какой?! Конь-то зачем? Карабин! КА-РА-БИН!! Тяжелый, раздолбанный казенный карабин 7,62 мм! Ручку затвора вверх и на себя, потом вперед и вниз. А если патрон в стволе, то просто: вверх – вниз, и – приклад в плечо, прижаться щекой. Карабин!!! Ха-ха-ха!! Карабин…»

– У-У-РР-УУ-У!

«Или арбалет… Арбалет!! Тяжеленная неуклюжая конструкция… Я сделал ее! Она может убивать!! Поддеть большим пальцем рычажок и спихнуть тетиву с зацепа! Она вытолкнет болт – короткую палку с наконечником… Очень сильно… Эта штука может убивать! Может!! А я не могу…»