Разрубленное небо

Но в одном старый лис Такамори был абсолютно прав — все эти покушения замечательным образом работали на укрепление авторитета Белого Дракона. Слухи о неуязвимости Бьяку-Рю мгновенно облетали провинцию. А по дороге, как положено слухам, они обрастали фантастическими подробностями. И уж тут не одной стрелой из кустов пытались застрелить даймё, стрел было множество, как и лучников, перегородивших дорогу Белому Дракону. И даймё останавливал полет стрел, вытянув перед собой руку.

И как раз вся эта мифология, которой благодаря покушениям обрастало имя Белого Дракона, позволяла Артему заподозрить в покушениях… самого Такамори.

Да, трудно представить другого человека, которому была бы столь невыгодна смерть Артема. Да, со смертью даймё Такамори потеряет слишком многое. Только никто и не говорит, что Такамори собирается убивать своего покровителя. Он всего-навсего инсценирует покушения, чтобы повысить авторитет этого самого покровителя и упрочить его положение, а вместе с ним и свое собственное. И уж в чем не приходится сомневаться, так это в том, что Такамори с легкостью необычайной принесет в жертву какого-то слугу… Правда, с третьим покушением в этом случае получается неувязочка. Принести в жертву единоверца, даже ради такой благой цели, как укрепление авторитета покровителя и благодетеля, Такамори никак не мог. Для него жизнь любого яма-буси, как своего, так и чужого клана, священна.

Но если не Такамори, то кто? Кто стоит за покушениями? И приходится признать, что имеется слишком много кандидатов на роль Доктора Зло, чтобы остановиться на ком-то одном.

Например, сын убитого Артемом даймё. Пусть убитого в честном поединке, но у сына даймё на этот счет может быть другое мнение.

Или заказчиком покушений мог быть любой из самураев высокого ранга, проживающий в этой провинции, а то и в Киото, или в Камакура, кого вполне устраивал в должности сюго, то есть военного губернатора провинции, даймё Нобунага и совсем не устраивает некий гайдзин, правящий под именем Ямомото и называющий себя человеческим воплощением великого и ужасного Бьяку-Рю. Открыто противостоять победителю монголов и герою народных легенд неразумно, а вот послать наемных убийц — это запросто, на это можно и не пожалеть коку-другое риса.

И наконец, желать смерти даймё под именем Ямомото может вообще любой из самураев страны Ямато. Причина для ненависти найдется, выбирай любую: верность Нобунага и желание отомстить за него, непереламываемая убежденность в том, что любой чужак — враг, кем бы он ни был и от каких бы монголов ни спасал, ну и так далее…

Наверное, если бы Артему удалось остановиться на одном кандидате в Доктора Зло, то можно было бы что-то придумать. Скажем, нанести упреждающий удар. А так, скорее всего, удар будет нанесен вновь по нему. И поди догадайся, откуда и когда ждать его в следующий раз…

Ну, и в любом случае, согласитесь, размышления на тему «Кто организует против тебя покушения» никак не способствуют душевному спокойствию. А если эти размышления вкупе с раздумьями на тему «Откуда придет следующий убийца» не отпускают тебя ни на миг — до паранойи или какого-нибудь другого психического расстройства рукой подать. Вот она, блин, оборотная сторона власти. И это еще власть небольшая, размером с провинцию. А что же творится с людьми, которые распоряжаются огромной страной?

Словом, не приходится удивляться, что бывший цирковой артист, ранее употреблявший алкоголь лишь по великим праздникам и с превеликой осторожностью, вдруг приохотился к саке. Может быть, как раз странно было бы, если бы не приохотился. Вот такие дела…

Но на этот раз хандрившему даймё не удалось исполнить весь свой обычный для подобных дней песенный репертуар. Даже не удалось закончить начатую песню.

Артем увидел, как по дорожке, поднимая пыль соломенными сандалиями, в сторону навеса к нему несется кривоногий Рётаро. Слуга с разгона упал на колени перед бочкой с господином, уткнулся лбом в землю.

— Господин! — закричал Рётаро, не поднимая головы. — К замку движется отряд самураев. Больше одной руки, но меньше двух рук всадников. Много рук асигару. [3]И еще — женские носилки.

— Цвета? — быстро спросил Артем.

— Черные с желтым.

— Открыть ворота! — Артем выпрямился в бочке. — Рётаро, дуй к воротам, встретишь гостей! Проводишь их в комнату для чаепитий.

Артем перемахнул через край бочки, спрыгнул на землю голым пред светлы очи слуг и служанок.

Артем не стеснялся, и вовсе не потому, что опростился в стране Ямато. Просто уже привык к тому, что понятие стыда в Ямато несколько иное. Стыдно, например, не выполнить приказ. Настолько стыдно, что и жить после этого никак нельзя. А голым показаться не стыдно. Нет срамных органов, потому что не существует для японцев такого понятия, как «первородный грех», и боги не называли греховным то, что естественно, что приносит удовольствие людям и самим богам.

Артем засунул ноги в гэта, на ходу вытираясь куском материи, направился в замок. Следом за ним поспешал Рётаро, который нес в руках одежду господина. То была повседневная одежда, а Артем хотел встретить гостей в одежде парадной.

А что самое приятное — хандру как рукой сняло. Артем знал, кто к нему пожаловал. Ох, и заждался он этих гостей…

Глава вторая

ЧЕРНОЕ С ЖЕЛТЫМ

Черное с желтым — это были цвета рода Кумазава. Конечно, и у других самурайских домов могли быть такие же цвета. Однако упомянутые Рётаро женские носилки не оставили у Артема никаких сомнений — «к нам едут Кумазава». Причем оба Кумазава — брат и сестра. Особенно, конечно, обрадовали Артема эти самые женские носилки.

Чего уж там себя обманывать — одной из причин его хронической хандры (а кто знает, может, и вообще главнейшей причиной) как раз и было отсутствие рядом Ацухимэ.

Он ведь так и не видел ее с тех пор, как отправился на побережье встречать монгольские корабли. Тогда он еще, помнится, умилялся сусальности этой истории: рыцарь отбывает в дальний поход, а дама сердца машет вслед платочком и по ее щеке катится крупная, родниково-прозрачная слеза.

Ага, катилась по ее щеке слеза, как же! Точно так же она роняла слезы, как дожидалась его возвращения!

Как выяснилось, Ацухимэ на следующий же день покинула замок и отправилась в столицу. Хорошо еще, что ушла не тайком и не в одиночку. А с нее бы сталось! Однако на этот раз благоразумие (и это чертовски удивительно!) не покинуло представительницу рода Кумазава — она взяла не только лошадь, но и провожатых из числа самураев — из тех, что Артем оставил для охраны замка. За два дня они добрались до города Химедзи, что находится на полпути в столицу. Там по настоянию госпожи остановились на постоялом дворе, чтобы дождаться известий с побережья.

Известия о победе над монголами разнеслись по городам и весям со скоростью необычайной (ну, надо думать, событие-то эпохальное, доселе страна Ямато не знала ни иноземных нашествий, ни, соответственно, и отражений таковых!). Едва вести достигли города Химедзи и постоялого двора, как Ацухимэ велела не мешкая собираться в дорогу. Они продолжили путь в Хэйан. В столице, передав дочь рода Кумазава с рук на руки представителям дома Кумазава, самураи без промедления выступили в обратный путь.

Честно говоря, Артема удивило, что Ацухимэ не стала дожидаться его возвращения. И удивило неприятно. А ему казалось, что между ними зарождается что-то похожее на взаимность, вспыхивает та пресловутая искра. Он долго изводил себя вопросами: «Почему? Почему она сбежала? Или я для нее был только соратником по борьбе? Всего лишь случайным спутником, с которым какое-то время было по пути? А как только дорожки разошлись — из сердца вон?»

Но пойди найди ответы на эти непростые вопросы. Для того надо в равной мере постигнуть и тайны женской души, и причудливость японского образа мыслей. То и другое нелегко. Короче говоря, оставалось только тешить себя слабой надеждой, что Ацухимэ бежала не от чего-нибудь другого, а от своих чувств к нему, гайдзину по имени Артем. А вдруг и вправду в девичьей душе разгорелась нешуточная борьба между чувствами и долгом? И некогда принятое ею решение оставаться, как она это сама называла, «чистой» во имя служения своей стране на ответственном посту домоправительницы сёгуна или кого-то в этом роде уже не казалось ей правильным выбором? Испугалась, что не сможет устоять перед искушением, и сбежала…

3

Асигару — буквально: легконогие, пешие воины.