Царь Грозный

– Почему подле тебя снова этот конюший?! Так-то ты блюдешь мужнину честь?

Елена приподняла бровь, выражая крайнее недовольство:

– Телепнев во главе Боярской думы ныне стоит! Советуюсь я с ним.

– По ночам и в опочивальне?!

– То мое дело! – резко оборвала дядю правительница.

– Нет, не только твое! Известно тебе, что блудницей на Москве зовут? Словами непотребными поносят?

– А вот ты и разберись с теми, кто поносит, вместо того чтобы мне плакаться! – Глаза Елены метали молнии.

Глинский даже растерялся. Похоже, она даже молвы людской не боится, верно ее еще при жизни государя блудливой кошкой прозвали. И как с такой бабой сладить? Он вспомнил слова умиравшего великого князя, который предупреждал, что допускать до власти княгиню нельзя, потом беды не оберешься. Все верно понял про свою жену князь Василий, да не послушал его предостережений Михаил Глинский, слишком заманчиво было самому править за племянницу. Не вышло, как бы теперь головы не потерять.

Для себя Михаил Глинский решил, что Телепнева пора убирать. Он не знал, что то же самое решил про него Телепнев, услышав от любовницы о беседе с дядей. Ночная кукушка дневную всегда перекукует, Телепнев, внушающий свои мысли под покровом ночи в постели, оказался сильнее. Ему понадобилось совсем немного жарких ночей, чтобы убедить блудницу, что для нее важнее сожитель, чем дядя. Михаила Глинского обвинили в том, что опоил зельем умирающего князя. Особо кощунственно это обвинение звучало со стороны Елены. Но ради любовника вдова была готова на все, даже уморить голодом в тюрьме своего дядю. Елена Глинская предпочла голубоглазого красавца, ублажающего ее в ночи, к тому же не слишком смелого, чтобы спорить открыто со своей благодетельницей, единственному, не считая малолетних детей и их мамки Аграфены, родственнику, стоявшему за нее. Было ли это ее ошибкой? Возможно.

Овчина Телепнев, которого интересовала только собственная жизнь, не только не смог спасти свою любовницу, но и не спасся сам.

Иван Телепнев ходил в опочивальню княгини уже не скрываясь. От кого таиться? Все и так знали о его положении, а саму Елену заискивающе величали Еленой Великой или Еленой Русской, словно подчеркивая, что забыли ее литовское происхождение.

Овчина Телепнев стал совсем близок и дорог правительнице после того, как обманом выманил в Москву удельного князя Андрея Старицкого и схватил его.

Старицкий оставался единственным соперником, который мог побороться за власть с малолетним царем Иваном. Дядя маленького Ивана по старым понятиям имел больше прав на шапку Мономаха, чем племянник, но никто из Боярской думы или окружения правительницы Елены не собирался допускать его в Кремль.

Уезжая к себе в Старицу, князь Андрей Старицкий попытался намекнуть Елене о том, чтобы дала еще городов в удел. Ответ получил не слишком ласковый, мол, хватит и того, что имеет. Правда, был жалован шубами, кубками и конями. Обиженный князь отбыл со своим семейством, не скрывая неудовольствия.

Осознав, что такого соперника лучше держать ближе к себе, а еще лучше совсем упрятать в темницу, Елена принялась звать его обратно. Хорошо понимая, что может последовать за братом Юрием, князь Андрей отговаривался как мог.

Непривычно докладывать о делах женщине, пусть даже умной, но государь слишком мал, приходится все говорить его матери. Вдовая княгиня Елена сидела рядом с пустующим троном в удобном кресле и слушала. По ее бесстрастному лицу не сразу можно было понять мысли правительницы, научилась уже сидеть неподвижно, только глаза изредка сверкали, выдавая недовольство или, наоборот, радость, что бывало много реже. Злилась правительница, многое шло не так, как ей хотелось бы… Вокруг недовольные, каждый своим – кто тем, что на троне малолетний царь Иван, кто тем, что за него правит литовка Елена, кто боярами… Всегда найдется чем, потому и хмурится Глинская. Не о таком она мечтала, лежа без сна еще при жизни мужа. Хотелось остаться мудрой правительницей, чтобы вслед шептали:

– И красива, и разумна…

Не шепчут. В глаза лгут, что Великая, а за спиной поносят и блудницей, не сохранившей честь мужнина ложа, и проклятой литовкой. Она постаралась, чтобы в летописи попали только хорошие слова о ее разумном правлении, ведь толково же распоряжается, деньги вон заменила, что вразброс были, а теперь новгородская копейка для всех одна… Все равно недовольны…

Елена так задумалась, что чуть не пропустила важные слова дьяка, осознав, что тот говорит, даже вздрогнула.

Дьяк Сыскного приказа склонился перед правительницей ниже некуда, но сверкал глазами исподтишка, пытаясь определить реакцию Елены на сказанные слова: есть подозрения, что князь Андрей Старицкий замыслил бежать в Литву. Сразу понял, что проняло, глаза княгини зло сощурились, а потом сверкнули недобрым блеском. Правы были те, кто твердил, мол, Старицкого убрать можно одной такой клеветой. Пока разберутся, правда это или нет, князь Андрей уж в узилище сгниет… Да и не с руки княгине разбираться в правдивости таких наветов, они ей точно деготь для колес – хоть грязно, а полезно…

– Звать в Москву! Да только ласково, чтоб опасности не измыслил, мол, на Казань идем, всех зовут.

Дьяк мысленно ахнул: вот баба! Небось и Посольскому приказу не сразу такое придумать…

Посланный вернулся… с отказом, болен князь Старицкий, ехать никак не может. Елена зубы стиснула и распорядилась отправить к нему лекаря. Феофилу перед отъездом наказала не столько болезнь Старицкого лечить, сколько попытаться понять, отчего не спешит в Москву по ее вызову, так ли немощен или что замыслил. Телепнев от такой откровенности правительницы морщился:

– А ну как он все князю Андрею и перескажет? С ним вместе в Литву утечет…

Елена усмехнулась:

– Я не глупее твоего лекаришки. У Феофила в Москве жена с тремя детишками осталась, он в них души не чает. И понимать должен, что ежели обратно не вернется или Старицкого о чем предупредит, то я с них живых шкуру спущу!

Феофил вернулся, Старицкого ни о чем не предупредил, зато правительнице поведал, что ранка у Андрея на ноге совсем небольшая, отчего в постели валяется, неясно, мог бы и встать. Елена вдруг заметно побледнела, услышав о ранке на ноге, но быстро взяла себя в руки:

– Повелеть немедля быть в Москве!

Дьяк, записывавший за княгиней, рискнул поинтересоваться:

– Чьим именем писать, княгиня?

Та резко обернулась, глаза сверкнули.

– Великого князя Ивана Васильевича, вестимо!

Андрей Старицкий и ответил малолетнему царю, обращаясь, как к настоящему правителю:

«Ты, государь, приказал нам, чтобы непременно у тебя быть, как ни есть. Нам, государь, скорбь и кручина, что не веришь нашей болезни…»

Пока Елена играла со Старицким в переписку, Телепнев готовил свои меры, княгиня была не против. Тот выступил с войском, чтобы перекрыть опальному князю дорогу в Литву. Андрей со своей семьей бежал по единственно свободному пути в сторону Новгорода.

Новгород разделился на две части, одни стояли за малолетнего Ивана, венчанного на царство, другие считали, что из-за его малолетства правят бояре да ненавистная литовка, а потому надо держаться Старицкого. Новгородскому архиепископу Макарию с наместниками с трудом удавалось удерживать город от бунта. Окажись князь Андрей более настойчивым и смелым, кто знает, как повернуло бы. Но он усомнился в поддержке новгородцев, и, когда его войско встало против подошедшего Телепнева, князь Андрей предпочел переговоры. Иван Телепнев дал самые радужные обещания и заверения от имени правительницы. Что оставалось Старицкому? Верил ли он? Бог весть, но в Москву поехал.

Москва не встретила князя Андрея Старицкого ни звоном колоколов, ни толпами людей на улицах. Княгиня тоже не слишком радостно приветствовала родственника:

– Что же ты, князь Андрей, не едешь по приказу своего государя, которому крест целовал?