Страница 8 из 11
Гнев императора вылился в приказание немедленно покинуть Петербург. Наталья Кирилловна долго упрашивать себя не заставила, она покинула и Россию заодно, отправившись в Дрезден. Обратно вернулась только при воцарении императора Александра I. Но и при нем, и при Николае I вела себя весьма независимо, например, не пустила на порог министра Чернышова, узнав, что тот предал своего брата-декабриста.
Пушкин восхищался двоюродной бабушкой своей невесты, а потом жены и очень с ней подружился. Многие привычки и даже черты внешности ее переданы в «Пиковой даме».
Наталья Николаевна только головой качала, она так не сумела бы.
– А слышал я, что и ты, моя душа, строптивость проявила при выборе жениха?
Глаза Пушкина смотрели внимательно, словно поощряя ее к честному ответу.
– Я?
– Отвечай, строил тебе амуры князь Мещерский?
Таша вспыхнула:
– Да что там…
– А теща моя его желала бы своим зятем видеть, так? И деду твоему Афанасию Николаевичу обо мне не слишком добро отзывалась… а ты заступалась… Было такое?
– К чему же дедушке рассказывать!
Наталья даже досадливо поморщилась, у Пушкина с Натальей Ивановной и без того не слишком теплые отношения, а тут еще Афанасий Николаевич добавляет. Ну и что из того, что она дедушке писала про своего жениха, защищая от дурных слухов?
Пушкину больше не нужно подтверждений, он читал письмо Наташи к деду, где она действительно заступалась, объясняя Афанасию Николаевичу, что о женихе зря распускают сплетни, он хороший.
Александр притянул жену к себе, поцеловал в ровный пробор, попутно вдохнув запах блестящих словно шелк волос. Она все пахла чистотой и свежестью, была неиспорченной и незамутненной, как вода в чистейшем роднике…. Чтобы отвлечь, принялся говорить о другой родственнице:
– И тетушку твою Екатерину Ивановну я обожаю.
Наташа улыбнулась:
– Тетушка мне писала, что весьма вами довольна…
– Кем?
– Тобой…
– Вот то-то же! Я тебе, женка, муж и не выкай мне впредь!
Муж… жена… это звучало так необычно! И счастливо!
Смутившись своих собственных мыслей, он снова стал говорить о ее петербургских родственниках, которых Наташа никогда не видела, потому что ее мать, оставшись после раздела имущества умершего отца, а потом брата без желаемого надела, с сестрами поссорилась и в Петербург не ездила. Сама Наталья Ивановна часто бывала в Кариане – имении Загряжских, которым владела в долях с родственниками, но дочерей не возила. После рождения Наташа там и не бывала.
– А знаешь ли, что твой дядя Ксавье де Местр, супруг Софьи Ивановны, хорошо знаком с моими родителями и даже рисовал мою матушку Надежду Осиповну и брата Льва?
– Неужели?
– И я многим ему обязан. Умнейший человек, он ведь перевел басни Крылова на французский язык…
– Я и не знала!
– Многого ты, душа моя, не знаешь, образовывать тебя и образовывать. Он еще и книги по физике и химии написал…
– Это я слышала, отец как-то говорил, что у тетушки Софьи Ивановны муж учебники пишет. А вы… ты учился по его учебникам?
Чуть улыбнувшись ее оговорке, Пушкин помотал головой:
– Я в таких предметах не силен. А вот басни ему удались, их я читал. И еще у него есть по-французски «Путешествие вокруг моей комнаты». Занятно.
Наташа рассмеялась, подняв лицо к мужу. Она сидела у его ног на ковре, сложив руки на его коленях и положив голову, а Пушкин с удовольствием перебирал ее нежные как шелк волосы. Это была их любимая поза, до самой трагической развязки их судьбы Пушкины будут вот так сиживать.
Однако московское счастье продлилось недолго….
Как и предвидела Екатерина Ивановна, ужиться с тещей поэт не смог, привыкшая к полному подчинению своих детей, Наталья Ивановна ожидала того же и от зятя. Но не тут-то было, он не только сам подчиняться тещиным замашкам не захотел, и Наталью свою живо от родительского дома отвадил.
А Гончарова-старшая ярилась сильнее и сильнее. Зять не столь богат, чтобы содержать всю семью, муж все чаще страдал помутнением рассудка, превращаясь в настоящую обузу, свекор продолжал загонять имение в долги, денег не было, а проблемы все росли. И помощи ждать было просто неоткуда. Афанасий Николаевич не допускал к управлению имением никого, а временами даже поговаривал о намерении его продать. Оставить семью вообще без Полотняного Завода было преступлением, но долги росли как снежный ком.
Теща злилась и вымещала злость на зяте.
Пушкина хватило на три месяца, вернее, еще раньше он начал заводить разговор о том, чтобы вернуться в Петербург. Приближалось лето, и провести его и осень можно на даче с превеликим удовольствием.
– Я покажу тебе Царское Село, наш Лицей… покажу столь прекрасные места… Там все поэзией дышит, сердце радуется. А уж осенью Царское Село и вовсе сказка…
Наташа смотрела на мужа блестящими счастливыми глазами, она готова ехать с ним куда угодно, в блестящий Петербург тем более.
Я ЖЕНАТ – И СЧАСТЛИВ
Переехали в мае, некоторое время тихо прожили в Петербурге, в гостинице Демута, вполне привычной для Пушкина, но необычной для Наташи. Но для нее за пределами родительского дома все необычно. Пушкин не спешил показывать свою красавицу сразу всем, познакомил только с Карамзиными и их кругом. Наташа очень понравилась, но куда больше друзей поразило поведение поэта. Таким Пушкина не видел никто и никогда.
Тот, от кого женщины знали только напор и желание подчинить немедленно, кто с легкостью писал амурные стихи в альбомы, вдруг стал серьезен и внимателен. Пушкин оберегал свою жену, как прекрасный цветок, нежный и хрупкий, он был заботлив до удивления, счастлив и строг одновременно. Глаза светились этим счастьем при одном взгляде на свою красавицу.
Друзья радовались и беспокоились одновременно, невозможно, чтобы поэт был счастлив долго, чем все закончится? И главный вопрос: на что Пушкин будет содержать семью?
Он думал об этом, но пока деньги от залога Болдина – 40 000 рублей – еще не закончились, и можно бы пожить в свое удовольствие и к своей радости.
В доме Китаевой в Царском Селе семь комнат с отдельным входом на лето арендовал поэт Пушкин с молодой супругой.
Жили тихо и скромно, выезда не имели, лишь гуляли по парку да по вечерам сидели узким кругом с ближайшими приятелями.
Хозяйка решила спросить, не надо ли чего, и поутру зашла на половину постояльцев. Вдове личного камердинера покойного императора Александра Якова Китаева Анне очень нравились нынешние постояльцы, а ведь ее немало пугали слухами о беспутной жизни поэтов. Ничего подобного, уже который день живут с молодой женой и никакого шума или попоек. А уж жена у Пушкина и вовсе прелесть – молоденькая и к тому же красавица и тихоня. Он вокруг супруги точно клуша вокруг цыпленка: и этак угодить старается, и этак…
Навстречу Анне с кресла, где сидела с рукоделием, поднялась Наталья Пушкина, приложила палец к губам, призывая к тишине.
– Что так? Болен Александр Сергеевич или спит еще?
Долгонько что-то спит-то, уж двенадцатый час, полдень скоро. Наталья Николаевна покачала головкой:
– Нет, он по утрам работает. Просил не шуметь.
– А…
Столь серьезное отношение к занятиям мужа со стороны жены внушило и Анне Китаевой уважение. В двери, ведущей в мезонин, где был кабинет, показался сам Пушкин:
– Здравствуйте, Анна Николаевна! А я думаю, кто к нам пришел, не резвая ли Россет?
– Мы же тихонько, Саша… Пушкин, – смутилась жена.
– Да я закончил на сегодня. Не желаете ли послушать, что сочинил?
Анна Китаева запомнила: «…царь Салтан, с женой простяся, на резва коня садяся…» Как ловко пишет, строчки словно сами в память лезут! Недаром твердят, что лучше Пушкина поэта в России нет.
Глаза Натали Пушкиной тоже блестели, сказка у Пушкина получалась светлая и радостная…