Райская птичка

Линетт попыталась убедить себя, что это кошмарный сон, — безуспешно. Попыталась заговорить — ей не удалось. Тогда она встала, и даже от столь незначительного усилия у нее на лбу выступили капельки пота, хотя все тело девушки трясло от холода. Луис угрожающе возвышался над ней, его выжидательное молчание требовало ответа, но все, что она смогла произнести дрожащим голосом, было:

— Я совсем не такая…

— Тогда что все это значит, мадемуазель?

Когда она ничего не ответила, Луис продолжил с невозмутимостью хирурга зондировать ее рану:

— Неужели я так напугал вас вчера вечером? Вы действительно думаете, что я способен привести в исполнение наказание, которому островитяне подвергают своих неверных жен?

— А вы не способны? — вырвалось у Линетт.

Лицо маркиза омрачилось.

— Вы считаете, что я дикарь?

— Да! — выкрикнула она и отвернулась, чтобы он не видел ее слез. — Самый худший вид — дикарь, умеющий притворяться цивилизованным человеком!

Луис сделал всего один шаг и оказался рядом с ней.

— Вы именно так обо мне думаете? — спросил он, недоверчиво глядя ей в глаза.

— А как еще?! — взорвалась Линетт, и слова хлынули потоком. — С тех пор как мы познакомились, вы обращаетесь со мной как пират с добычей, потому что я по какой-то необъяснимой причине раздразнила ваше воображение! Вы ожидали от меня покорности, ожидали, что я паду перед вами ниц и полностью покорюсь вашим желаниям, как будто у меня нет собственной воли! Я должна была продемонстрировать готовность к повиновению — то, чего вы требуете от каждой женщины, удостоенной сомнительной чести стать вашим «товарищем по детским играм»! Когда я отказалась, вы заманили меня в сеть отвратительной лжи. Вот причина, по которой я хотела сбежать от вас! Я не могу больше выносить обмана и видеть вас не желаю!

— Вас беспокоит то, что мы обманули мою семью? — задумчиво спросил маркиз. — Вам это не нравится? И все же, — он вновь пошел в атаку, — вы отстаиваете право жить своей жизнью, невзирая на то что кому-то это может причинить боль. Вы восстаете против морали и презираете подчинение. Тогда почему же вы не поговорили об этом с моей бабушкой? Она была бы очень обижена, но какое значение это имело бы для вас?

— Я никогда бы… — Линетт осеклась.

— Нет, — насмешливо произнес маркиз. — Вы никогда бы… Потому что вы притворщица! Вы все время притворялись! Однажды вы бросили это обвинение мне. Но вы сами не больше верите во вседозволенность, чем моя бабушка. И вы были не столько возмущены, оказавшись на атолле вместе со мной, сколько напуганы. Вы притворялись, что испытываете неприязнь ко мне, потому что боялись, да, боялись того, что я могу сделать с вами, пока мы наедине, так?

— Да, все верно! — выпалила Линетт и топнула ногой. — И я не стыжусь! Вы, Мерли, Винс и все остальные можете смеяться и называть меня старомодной, если хотите! Ну же! — Голос девушки задрожал от невыплаканных слез. — Давай смейся!

Но маркиз не засмеялся. Он нахмурился и взял ее трясущиеся руки в свои.

Это прикосновение было ошибкой. В тесном пространстве каюты атмосфера накалилась от напряжения, и его прикосновение оказалось искрой, которая разожгла огонь страсти, ярко вспыхнувший между ними.

— Линетт! — хрипло пробормотал Луис, его ладони легли на хрупкую талию девушки.

Он целовал ее пылко, вновь и вновь, неистово и безжалостно, пока она сама, забывшись против воли в этом шторме страсти, не начала отдавать ему поцелуй за поцелуем, отбросив осторожность и недоверчивость, с которой отвергала все его ласки в прошлом. Она растворилась в нем, стала частью его, словно наконец нашла свою потерянную половинку. Но вдруг, как и раньше, чары рассеялись, Линетт вырвалась из объятий маркиза и выбежала на палубу, чтобы найти если не укромное место, то хотя бы короткую передышку, возможность вооружиться против его дальнейших атак.

Стояла спокойная, прекрасная ночь. На воде виднелась мерцающая лунная дорожка. Серебристое сияние окутывало палубу. Линетт, вцепившись в поручни и судорожно глотая ртом прохладный соленый воздух, ждала, когда к ней вернется здравый смысл, уляжется буря эмоций. Губы горели, голова кружилась, раньше она не испытывала ничего подобного. Она вновь устояла перед Луисом, но теперь вдруг поняла, что никогда в жизни ей уже не быть прежней здравомыслящей и цельной натурой, какой она была до этого бурного натиска пиратской страсти.

Девушка вздрогнула, услышав насмешливый голос:

— А теперь скажи, что ты меня ненавидишь!

Луис подошел и встал у нее за спиной, очень близко, так, что она болезненно сознавала его присутствие. Линетт зажмурила глаза и стала молиться, чтобы он ушел, оставил ее в покое. Напрасные надежды! Он вновь заговорил. На этот раз его голос звучал сердито:

— Скажи это, если можешь! — Резко развернув ее к себе лицом, маркиз настойчиво, как будто его побуждала к этому какая-то неодолимая сила, повторил: — Скажи, что ненавидишь меня!

Доведенная до отчаяния, Линетт всхлипнула.

— Сколько побед тебе нужно за один день? — прошептала она и разрыдалась.

Наступила тишина. Линетт думала, что Луис торжествует, и унижение захлестнуло ее. Поэтому понадобилось несколько секунд, прежде чем до нее дошло значение его невероятных слов.

— Я люблю тебя, Линетт, — хрипло сказал он. — Я люблю тебя! Ты слышишь? Я сказал, что люблю тебя, Линетт!

Она смотрела на него, не в состоянии поверить, ожидая увидеть насмешку, привычную ухмылку на смуглом красивом лице, но маркиз был мрачен и серьезен. Он снова заговорил, очень отчетливо:

— Я влюбился в тебя в Папеэте, в первый же вечер, когда мы встретились. Уже тогда я догадался, что ты совсем не та, кого из себя изображаешь. Я увидел маленькую дерзкую английскую коноплянку в плюмаже райской птицы, провозглашающую идеи, которые, как я подозревал, были ей совершенно чужды. Ты ставила в тупик, забавляла и совершенно заинтриговала меня, и вот тогда я решил наказать тебя… спровоцировать…

Линетт вздрогнула от удивления, но не сделала попытки перебить его. Невероятная радость наполнила ее сердце, и девушка не смела произнести ни слова — а вдруг это сон и, нарушив молчание, она проснется?

— Я увез тебя на остров, — осторожно продолжал Луис, — намереваясь напугать и заставить признаться, что защищаемая тобой идея вседозволенности была лишь ширмой, за которой ты пряталась. Но получилось так, что я сам испугался… В первый раз в жизни я влюбился, но, как ни пытался дотянуться до тебя, ты ускользала… Я был доведен до отчаяния. Впервые со мной такое случилось, а мужчина в муках первой любви не может ни мыслить ясно, ни действовать мудро. Я упрямо приставал к тебе, отказываясь понимать, что ты не разделяешь моих чувств, пока, наконец, ты не оттолкнула меня окончательно. — Он пожал плечами и с горечью признался: — Временами я думал, что ты смягчилась ко мне, но твое непостоянство и ложные надежды меня смущали. Вот почему сейчас я хочу знать… — Синие глаза пристально смотрели на нее. — Я хочу знать, есть ли шанс, что когда-нибудь ты сможешь ответить на мою любовь? Я не в силах больше выносить неизвестность, проживать один день с надеждой, другой — разбивая мечты вдребезги. Пожалуйста, Линетт, во имя любви, скажи мне это сейчас!

А Линетт все гадала, действительно ли она слышит его восхитительный голос, его признание, его мольбу или это лишь плод ее воображения? Луис, Le Pirat, сам молит о любви! Если бы счастье было осязаемым, в этот момент оно бы хлынуло через край, но такой хрупкой казалась ее власть над этим мужчиной, что она заговорила шепотом на случай, если это все-таки мираж, который может исчезнуть от громко сказанных слов:

— Я люблю тебя, Луис. Очень, очень, очень люблю.

Голос ее был едва слышен, но маркиз вздрогнул так, будто она прокричала свое признание, оглушив его. Он неуверенно вгляделся ее лицо, ища подтверждения словам, а когда она улыбнулась, издал тяжелый вздох — по всем потерянным впустую мгновениям — и заключил девушку в объятия. Она прижалась теснее и обняла его за плечи, наслаждаясь своим правом сделать это.