Князек

...Литания, да конечно же, Литания! Так вот отчего все те песни и баллады, которые он до сих пор сочинял, вызывали у него досаду! Вот отчего его подташнивало, словно он объелся бараньего жира! Литания – вот единственная Истина, единственная настоящая музыка! И вот для чего создан он, Вильям Морлэнд, актер Вилл Шоу – чтобы донести до людей свет Славы Божьей! Так вот для чего дарован ему Господом его талант! Сейчас это казалось Вильяму настолько очевидным – смешно, как это он раньше ничего не понимал, блуждая во тьме...

Когда служба закончилась и толпа вновь вынесла его на свет, он без сил опустился прямо на ступеньки, поднял глаза к небу, улыбаясь полубезумной, лунатической улыбкой – он не хотел никуда идти отсюда, не хотел возвращаться к привычной суете...

Вильям не впервые внезапно покидал дом – но никогда прежде он не отсутствовал так долго. Когда же он не воротился в воскресенье вечером, Джилл вполне уверилась, что его нет в живых, а Мэри считала, что его схватила стража и он в тюрьме... Полдюжины людей с фонарями проискали его весь вечер, но далеко уходить от гостиницы они не отваживались, а уж о том, чтобы пересечь реку ночью, и не помышляли. Утром поиски решили было возобновить, но Мэри заявила твердо:

– Мы едем на ярмарку. Мы так давно собирались.

– И оставим бедного папу? – спросила Сюзан. – Он мертв – я знаю, он мертв! – ревела Сюзан. Но Мэри оставалась непоколебимой.

– Либо он вернется сам, либо мы что-то о нем узнаем. Не вижу смысла сидеть здесь.

– Какая же ты бессердечная, жестокая девочка! – воскликнула, всплеснув руками, Сюзан. – Тебе нет до бедного отца ровным счетом никакого дела!

Но Амброз, сочувственно взирающий на сестру, понимал все. Она была взволнована не меньше всех прочих – а, пожалуй, и более, нежели Джилл или Сюзан: ведь она была куда умнее. Он положил руку на ее плечо жестом защитника.

– Оставь, Джилл. Она совершенно права. Отец вернется, когда сочтет нужным, – а я тоже не имею желания проворонить ярмарку. Я слыхал, там будут циркачи – говорят, потрясающие гимнасты, и еще факир, глотающий огонь... и человек с тремя ногами...

– Я хочу на ярмарку! – взвизгнул Роуланд.

– И я, и я! – подхватил Вилл.

– Вот и славно, – быстро сказал Амброз. – Давайте-ка собираться. Как следует умойтесь, получше оденьтесь – не забудьте новые чулки... И быстренько! А ты, Джилл, помоги-ка Мэри приготовить еду в дорогу – хлеба и холодного мяса будет вполне довольно.

Так Амброз с помощью Мэри подгонял домашних, и к семи часам они уже сидели в повозке вместе с еще одним семейством, направляясь в Кэмбервелл.

...А беглец Вильям, хранимый небом, как все те, кто свою жизнь ни в грош не ставят, не был ни убит, ни схвачен стражей... Он сладко проспал ночь во дворе у храма, а когда явилась ночная стража с фонарями на длинных шестах, он просто прикрыл лицо рукавом – и стражники прошли мимо, не заметив его. С первым лучом солнца он поднялся и вошел в храм, где начиналась утренняя служба. Он оставался там весь день, прослушал все дневные службы – а к шести часам вдруг с удивлением осознал, что голоден и очень соскучился по семье. Ему захотелось вернуться в гостиницу «Солнце», досыта наесться и рассказать домашним о чуде, которое с ним произошло, – а потом добраться до своего столика у окна, и писать, писать, писать... Он ощущал небывалый прилив энергии и счастья – это было так непохоже на его обычную полудрему. Он жадно вдохнул прохладный вечерний воздух и направился домой.

...Семья его тем временем ехала домой с ярмарки. Повозку сильно встряхивало на ухабах, и приходилось хвататься друг за дружку и за борта, чтобы не вывалиться – но это никого не печалило. Счастливые, перемазанные, сытые и уставшие, они не чаяли добраться домой и упасть в постель после этого бесконечного дня, полного удовольствий... Перед их глазами проплывали картины этого чудесного дня. Они глазели на цирковых уродцев, любовались гимнастами, с восхищением наблюдали, как факир глотает огонь, а акробат шагает по проволоке, аплодировали музыкантам, плясали до упаду, лакомились горячими пончиками, которые поджаривали тут же у них на глазах на жаровне – у них ныли ноги, бока покалывало от смеха, а головы сладко кружились...

Повозка медленно двигалась, полусонная кобыла еле передвигала ноги, а возница время от времени подхлестывал ее вожжами, но больше по привычке – он и не ожидал, что это возымеет действие... Люди сидели, привалившись друг к дружке или к бортам повозки, со слипающимися глазами. Темнело – они уехали с ярмарки куда позже, чем намеревались – и делалось свежо, а кобыла двигалась с каждым шагом все медленнее... Но путешественников это нимало не волновало – как, впрочем, и то, что кусты на обочинах так темны и густы...

Все произошло молниеносно. Из кустов стремительно выскочил человек и остановился прямо перед мордой полусонной клячи – она даже всхрапнула, и тут же раздалось жалобное ржание: разбойник перерезал ей горло огромным кинжалом, жутко блеснувшим в полутьме. Лошадь осела на землю, а повозка опрокинулась – люди посыпались наземь. Тем временем из темноты появились еще двое устрашающего вида людей – они были худые и заросшие, и явно голодные.

– А ну-ка, добрые люди, выворачивайте кошельки! Быстрее, быстрее! И сережки, госпожа, и вообще все, что есть у вас ценного! Быстро отдавайте все – а не то мы возьмем сами!

Ошеломленные и перепуганные, они переглядывались, от ужаса не в силах пошевелиться и выполнить просимое. Разбойник продолжал понукать их, уже раздраженно – а из кустов показалось еще несколько теней...

– Вы что – заснули там, что ли? Видно, придется вам пособить. А ну-ка, все сюда, сейчас же – посмотрим, что там у вас есть. Подходите – Богом клянусь, если мы сами подойдем, будет куда хуже!

Путешественники пугливо сползли с поверженной повозки и боязливо приблизились к разбойникам – все, кроме возницы: он сидел в дорожной пыли возле упавшей лошади и, всхлипывая, поглаживал ее седую голову. Разбойники грубо схватили людей и принялись обыскивать, отбирая кошельки и мало-мальски ценные пожитки. Кто-то робко попытался воспротивиться, но кинжал, приставленный к горлу, оказался очень мощным аргументом.

– Клянусь Богом, мы нарвались на бедняков, Мак, – правда, правда! Тем быстрее мы с этим покончим. Срезай кошель, Билл, – не жди, пока малый его отвяжет! Погодите-ка, а это что за штучка?

Сюзан спрыгнула с повозки, и чуть было не упала, споткнувшись – атаман грубо подхватил ее и рывком поставил на ноги. Щеки девушки были розовыми, волосы чуть растрепались, а в кудряшках запутались цветочки – подарок молодого человека, с которым она плясала на ярмарке. Она в ужасе глядела на разбойника, не в силах отвести взгляд. Он гадко ухмыльнулся:

– Богом клянусь, чудо что за милашка! – Он засопел. Амброз рванулся на помощь, но двое других воров скрутили ему руки. – Спокойно, парнишка, а не то отрежу тебе нос! Джед, ты закончил? Тогда убираемся. Спасибо, люди добрые, за вашу щедрость. Будем поминать вас в молитвах... Убирайтесь! Нет, девочка моя, к тебе это не относится, – грубо дернул он Сюзан за рукав. – Ты мне очень уж приглянулась. Мы забираем тебя с собой.

При этих словах вперед рванулись уже и Амброз, и Вилл – но тщетно. Последовала короткая борьба – и Джилл взвизгнула, увидев, что Вилл падает – один из разбойников шарахнул его камнем по голове. Мэри кинулась бежать, но ее рывком швырнули на землю, а Амброз со сдавленным криком упал на колени, схватившись за грудь, куда угодил кинжал. Больше никто не двигался – и разбойники исчезли в кустах, уводя с собой Сюзан – вернее, унося ее, потерявшую сознание, перекинутую через плечо главаря... Все было кончено. Мэри подползла к Амброзу и отняла его руку от раны:

– Крови как из резаного поросенка... Тебя сильно задели?

– Больно, – прохрипел он. – Но, думаю, рана неглубока. Быстрее, за ними! Отдал бы все на свете за фонарь! Лошадь мертва?

– Погоди, я гляну, что там с Биллом. – Мэри поднялась на ноги. Он уже начал приходить в себя. Со стоном присел и пробормотал: